Она выглядит очень красивой и очень, очень усталой.

— Брайар? — Она поднимает взгляд, и я жестом указываю на место напротив нее. — Могу я сесть? — Она кивает, и я сажусь. — Просто хотел проверить тебя. Посмотреть, как у тебя дела.

Ее губы кривятся.

— Я не собираюсь срываться и кричать на пилота. Обещаю.

— Вау. Терапия, должно быть, работает.

Она слегка улыбается, но улыбка не касается её глаз.

— Ты в порядке? — спрашиваю я её. — Ты выглядишь… подавленной.

— Ты когда-нибудь ел веганскую фету?

— Нет.

— Она довольно подавляющая.

Я наклоняюсь вперед.

— Тогда самое время. — Я открываю рот. Ее улыбка становится немного шире, когда она протыкает бежевый кубик и кладет его мне между губ. Я морщусь, проглатывая комок сырого тофу. — Господи.

— Как тебе?

— Предельно депрессивно.

Она откатывает в сторону кусочек огурца и достает еще одну оливку.

— Я все еще жду, когда ученые-веганы доработают сыр, — мрачно говорит она. — Они сделали мясо и молоко. Но с сыром нужно немного поработать.

Я смотрю, как она ест еще одну оливку. Я почти уверен, что она выглядит такой расстроенной не из-за обеда. Я пробую новый подход.

— Я тут подумал: у тебя есть какие-нибудь родственники в Америке? Мэтту это не понравится, но мы можем найти способ организовать встречи, если хочешь. Может быть, в твой день рождения? — Согласно нашим файлам, Брайар исполняется двадцать девять за день до премьеры. — Важно иметь сильную поддержку.

Она фыркает.

— Какая же жалость. У меня нет никаких родственников.

Я хмурюсь.

— Что, совсем никого?

Она качает головой.

— Я никогда не знала своего отца, и я бросила маму, когда мне было шестнадцать.

— Ты бросила её?

Она кивает.

— Тогда меня только уволили из «Голливудского дома». Когда я вернулась домой, то обнаружила, что большая часть вещей из моей спальни исчезла. Одежда, фотографии, игрушки. Оказывается, она продавала их через интернет. — Её лицо искажается. — Она также продала большинство моих детских фотографий прессе, и она была на полпути к написанию книги о моем детстве.

— Иисусе.

Она пожимает плечами.

— Ничего особенного. Я переехала в ЛА, когда мне было тринадцать, и после этого я почти не видела её. Сейчас у нас договоренность: я посылаю ей достаточно денег, чтобы она могла уединенно жить в особняке, а она воздерживается от выдумывания историй для таблоидов.

У меня словно ком в горле. Я не могу представить, каково это быть так преданным, особенно твоей собственной семьей. Моя мама по-прежнему требует, чтобы я и все мои братья и сестры раз в неделю общались с ней по скайпу, чтобы мы могли поужинать все вместе.

А Брайар совсем одна.

Она ерзает на своем месте. Тишина затягивается. Я вздыхаю.

— Слушай, тебя что-то беспокоит? Только честно?

Её взгляд скользит к синей занавеске и лицо становится непроницаемым.

— Он избегает меня.

— Мэтт? — Это не то, чего я ожидал. — Он иногда так делает. Он ужасен в проявлении эмоций.

Её челюсть сжимается.

— Он никогда не простит меня. За то, что я сделала с Нин.

Я хмурюсь.

— Он простил. — Я изучаю её. — Он рассказал тебе, что произошло на нашей последней работе со знаменитостью?

— Он сказал, что девушка сексуально домогалась его.

Я киваю.

— Это беспокоит его больше, чем он когда-либо признается. Даже самому себе. — Я помню это задание. Наблюдать, как он с каждым днем становится все более уставшим и нервным. Конечно, он никогда не согласился бы с тем, что семнадцатилетняя девушка может вывести из себя элитного бойца.

— Ну, да. Я так и поняла. Если бы я приходила на съемочную площадку, а режиссер продолжал бы засовывать руки мне в штаны и таскать меня к себе на колени, это бы, блять, повлияло и на меня тоже. То, что он большой сильный мужчина, не означает, что это не повлияло на его психику.

— Это всё определенно терзало его, когда речь заходила о знаменитостях. Теперь он подозрителен. К богатым, титулованным людям, разбрасывающимся своей властью по всему миру. Использующим людей.

— Хм. — Она обдумывает это. — Если это не из-за Нин, то почему он такой странный? Из-за панической атаки? Его настолько пугают эпизоды проявления психических расстройств?

— Это определенно не из-за этого. — Я думаю о том, как сформулировать свои мысли. — Ему очень трудно смотреть, как страдают люди, — осторожно говорю я. — Когда ты рассказала ему о своих чувствах… это его расстроило, сильно.

— Это глупо. — Она яростно протыкает помидор. — Это не его вина.

— У Мэтта есть склонность винить себя в боли других людей. Но поверь мне. Он очень заботится о тебе. Больше, чем он хотел бы признать.

Её рот несчастно кривится. Она откладывает салат и проводит рукой по лицу.

— Я просто чувствую себя такой глупой, — бормочет она.

— Глупой? Почему?

— За то, что так психанула. Рухнула на полу в ванной, а потом рыдала в вашем присутствии. Вы, ребята, прошли через ад и вернулись обратно. Когда вы были солдатами, держу пари, вы жили так каждый божий день. Всегда оглядывались через плечо. Всегда начеку.

— На самом деле это не одно и то же, — мягко говорю я. — Мы были на работе. Мы сами на это подписались. Мы были в опасности, но у нас было оружие. Мы должны были стрелять в ответ.

Она просто хмурится, глядя на свои колени.

Не раздумывая, я протягиваю руку, беру её ладонь и сжимаю между своими. Её пальцы мягкие и теплые. Она приподнимает бровь, но не пытается отодвинуться.

— Я знаю, что ты напугана. Но я также знаю, что ты справишься со всем, что этот ублюдок для тебя приготовил. Ты более чем достаточно сильна, чтобы справиться с этим.

Она изучает меня несколько секунд.

— Ты действительно так думаешь, не так ли? — тихо говорит она.

— Я думаю, ты можешь справиться с чем угодно, — честно говорю я. Она смотрит на меня с выражением лица, которое я не могу прочесть; затем она наклоняется вперед и прижимается своими губами к моим. Я замираю. От нее пахнет сладостью, как от конфет, и светлые волосы, выбившиеся из ее конского хвоста, щекочут мне лицо. Это быстрый, крепкий поцелуй, и она отстраняется прежде, чем я успеваю осознать, что произошло. Она откидывает голову на подголовник и пристально смотрит на меня, ее голубые глаза провоцируют меня сказать что-то. Я просто выдерживаю её взгляд, пытаясь не обращать внимания на свое сердце, болезненно колотящееся в груди.

— Спасибо, — тихо говорит она. — Теперь ты можешь идти. Я собираюсь поспать.

Глава 20

Брайар

Когда мы приземляемся в Лос-Анджелес, я уже в плохом настроении. Джетлаг действует мне на нервы, голова раскалывается, и я вся грязная после самолета. Вдобавок ко всему, дорога до отеля занимает целую вечность.

Во-первых, наш самолет застревает в воздухе на полчаса, потому что какой-то идиот-миллиардер занял наше место. Затем нам приходится стоять на палящей жаре пятьдесят минут, пока Мэтт проверяет машину, которую студия прислала за мной, расспрашивает водителя, отсылает беднягу прочь, потому что у него «плохое предчувствие на его счет», и заказывает новую машину, которая довезет нас. Пробки в ЛА еще хуже, чем я помню, и Джули проводит всю дорогу, «знакомя меня с местными», что, по сути, означает просмотр аккаунтов других женщин в Instagram и объяснение, у кого сделан нос, а у кого нет, как будто мне не плевать. Когда мы наконец прибываем в отель, всё, чего я хочу, это рухнуть в постель, заказать еду в номер и проспать двенадцать часов, но, конечно, я не могу. Вместо этого нам приходится ждать еще сорок минут, пока ребята просмотрят коридор, номер, пожарную лестницу и, вероятно, даже внутреннюю часть сидушки унитаза. В конце концов, когда я вижу, как Кента и Глен старательно проверяют деревянные панели в коридоре, я срываюсь.

— Ради Бога, могу я, пожалуйста, просто зайти внутрь? Я сейчас просто сдохну. X мог бы прокрасться через окно и перерезать мне горло во сне, и это было бы самым ярким событием этого ебанного месяца.