— Что делаю?

Она поворачивает голову, показывая мне свою щеку.

— Отворачиваешься. Ты всегда скрываешь от меня свой шрам.

Я хмурюсь.

— Я не знал, что делаю это.

— Иногда мне кажется, что ты не осознаешь этого. Но сейчас ты сделал это намеренно. Я видела это выражение на твоем лице.

Я пожимаю плечами.

— Наверное, я предположил, что ты не захочешь на него смотреть.

Её глаза сужаются.

— Ну, я хочу на него смотреть, — отрезает она, поворачивая мою голову в свою сторону. Кончики её пальцев скользят по моей щеке, всего в миллиметре от шрама. — Могу я потрогать?

Я не могу говорить. Я слегка киваю. Ее пальцы поглаживают шрам, ощущают его бугристую, неровную текстуру.

— Болит? — бормочет она.

— Нет. Иногда чешется.

— Что случилось? — Я напрягаюсь, и она трясет головой. — Извини. Мне не следовало спрашивать…

— Всё в порядке. На нашем последнем задании мы занимались борьбой с терроризмом в… — Я прикусываю губу. — Э-э-э, чужой стране.

Ее губы дергаются.

— Конфиденциально, да?

— Вроде того. Скажем так, на Ближнем Востоке. Мы должны были вести разведку, но наш патруль попал в плен. Парни заперли нас и пытали, чтобы получить информацию.

Она втягивает воздух и придвигается ближе, проводя большими пальцами по моему лицу.

— Они резали тебя?

— Среди прочего. — Дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда воспоминания всплывают в памяти. Страшные, темные, и полные боли.

Она, должно быть, видит это по моему лицу, потому что меняет тему.

— Мэтт сказал, что раньше ты носил с собой мою фотографию.

Шок потрясает меня. Вот же сукин сын. Какого черта он сказал ей это? Честно говоря, я бы лучше обсудил пытки.

— Одну фотографию, — признаю я. — Мне жаль. Со всем, что происходит прямо сейчас, это, наверное, кажется жутким.

— Нет, — шепчет она. — Подобные вещи не кажутся жуткими, когда ты знаменитость. Когда я была подростком, у меня в спальне висело около, эм, двадцати постеров с Джастином Тимберлейком. Я не извинилась, когда встретила его. — Она заправляет прядь волос мне за ухо. Она слишком коротка, чтобы оставаться там, поэтому снова выпадает. Она убирает её назад, снова и снова, пока я не осознаю, что она просто гладит меня по волосам. Я не понимаю, что происходит. — Как она у тебя оказалась?

Я потираю лицо.

— У парня из нашего патруля, Деймона, была сестра, которая работала редактором в журнале. Она отправляла ему все свои выпуски. Ты была на обложке одного из них. Я подумал, ты была… красивой, наверное. Я не мог перестать смотреть на тебя. Он заметил, подумал, что это забавно, вырвал эту страницу и повесил над моей койкой. Сначала это была шутка, но потом, когда мы двинулись дальше, я просто… не мог заставить себя выбросить её. Поэтому я сложил её и оставил при себе. Это был, типо, талисман на удачу.

— Хах. — У неё задумчивое лицо. — Так ты, типа, дрочил на меня, или что?

Мой рот приоткрывается.

— Я…

Она смеется.

— Всё в порядке. Когда ты снимаешься в нижнем белье, это своего рода данность, что люди будут дрочить на твои снимки. И я бы предпочла, чтобы это был одинокий солдат в своей казарме, чем какой-нибудь жуткий сталкер.

— Хотя я этого не делал, — честно говорю я.

— Хм?

— Я не… делал этого. Что, вероятно, делает всё ещё более странным. — Я провожу рукой по своим волосам. Я дерьмово выражаю свои мысли, и на самом деле нет способа выразить это так, чтобы всё не прозвучало словно я душевнобольной. — Это был снимок не в нижнем белье. Это была фотография тебя на пляже, ты была одета в белую футболку и эту нелепую огромную широкополую шляпу. Ты держала мороженое и улыбалась в камеру, и… я не знаю. Ты была так прекрасна. А всё там было так уродливо. У некоторых парней были девушки, или дети, или семьи, за которые они боролись, но у меня не было ничего из этого дерьма. Но я мог смотреть на твою фотографию и вспоминать, что в мире всё ещё существуют прекрасные вещи. Солнце, мороженое, счастливые девушки на пляжах в широкополых шляпах. Это напоминало мне, что именно ради этого я добровольно прохожу через Ад. Чтобы все эти вещи могли существовать.

Она медленно садится, её глаза широко раскрыты. Я морщусь, к моему лицу приливает жар. Я говорю как полный придурок.

— Мне жаль. Это, должно быть…

Она прерывает меня.

— Я думаю, ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

Я пристально смотрю на нее. Это абсолютно нелепо.

— Я не красивый, — бормочу я.

— Нет?

— Нет! Я… люди оборачиваются и пялятся на меня на улице. Я заставляю детей плакать, я не красивый…

Она прерывает меня поцелуем.

На секунду я опешил. Она прижимается ближе, проводит языком по моей нижней губе, и я чувствую себя почти неуклюжим, как будто меня атаковали. Но она смягчается, её тело прижимается к моей груди, и мои инстинкты берут верх. Я обхватываю руками её бедра и притягиваю к себе, сажая к себе на колени. Она стонет, когда её таз касается моего и обхватывает бедрами мою талию словно тисками.

Боже. Я хотел этого с тех пор, как увидел Брайар. Поцелуи с ней ощущаются именно так, как я и представлял. Словно солнечный свет и пляжные летние дни. Счастье сияет во мне, освещая меня изнутри. Поцелуй становится жестче и грубее. Электричество искрится везде, где соприкасается наша кожа; я чувствую трение ее хлопковой футболки о мою кожу и мягкое давление ее груди через ткань.

Её маленькие ручки скользят вверх по моей обнаженной коже, запутываясь в волосках на груди, затем обвиваются вокруг моей шеи. Её ногти царапают кожу, и я не могу сдержать рычание, которое срывается с моих губ. С каждым легким движением её бедер напротив моих, я чувствую пульсацию крови между ног. Я снова прижимаюсь к ней, и она ахает, потянувшись к поясу моих боксеров.

Дерьмо. Мы движемся слишком, слишком быстро.

— Брайар. — Я качаю головой, заставляя себя отстраниться. — Брайар, остановись.

Она откидывается назад и смотрит на меня с порозовевшими щеками, затем закатывает глаза.

— Дай угадаю. — Она понижает голос. — Мы не можем этого сделать. Это противоречит политике компании, ласси. Извини, это просто неэтично.

Мои губы кривятся в улыбке.

— Я думаю, что это было бы сочтено неэтичным только в том случае, если бы мы воспользовались уязвимостью объекта.

Она фыркает.

— Удачи в том, чтобы воспользоваться мной, чувак. Я бы дала тебе по яйцам так сильно, что они вывались бы из твоего рта. — Она наклоняет голову и начинает покусывать мое горло, заставляя все мое тело дергаться под ней. — Так что не накручивай себя, ласси.

— Нет, я просто… — Я протягиваю руку и запускаю её в волосы Брайар. — У меня нет защиты.

Она ругается себе под ном.

— У меня тоже. Прошло уже много времени. — Она поджимает губы, размышляя, потом просто пожимает плечами. — Что ж, нам просто придется проявить творческий подход, — выдыхает она мне на ухо. — В САС должны были научить тебя импровизировать, верно? Я уверена, ты сможешь что-нибудь придумать.

Мое сердце замирает. Я киваю, кладу руку ей на талию и переворачиваю ее на спину, приземляясь на нее сверху. Мой пульс стучит в ушах. Я едва могу поверить, что это происходит. Брайар вскрикивает, когда её голова с глухим стуком ударяется о подушку, а затем стонет, когда я спускаюсь вниз по её телу, просовывая лицо под подол её футболки для сна.

Глава 18

Брайар

— Скажи мне, что хочешь этого, — хрипит Глен, глядя на меня снизу вверх между моих ног. Его взъерошенные волосы касаются моих бедер. Я закрываю глаза, пытаясь подавить болезненную пульсацию глубоко внутри меня. Да, я хочу этого. Я так сильно хочу этого, что даже поражена.

Обычно мне не нравится секс. У меня никогда не было серьезных отношений. Пару раз я пробовала секс на одну ночь, но всегда всё заканчивалось тем, что я чувствовала себя опустошенной и грустной. Занимаясь сексом с незнакомцем, я чувствую себя не хорошо, а беззащитно. А мне не нравится чувствовать себя беззащитной. Вообще.