Три игрока держат нити судьбы,

Первый желает спасенья.

Три игрока не услышат мольбы:

Второй жаждет лишь отмщенья.

Три игрока не оставят борьбы —

Последний так хочет правленья…

Нити судьбы оказались хрупки,

Где-то они оборвутся.

Об этом не думали те игроки

Но ведь герои найдутся?

Стишок неизвестного мэкредийца. 54 год от падения лаорий.

Восходящее солнце коснулось лица выбежавшей на улицу девочки и заставило её на мгновение зажмурить изумрудные глазки. Светло-каштановые волосы налились золотом, отражая утренние лучи, когда девочка ступила на мокрую от росы траву босой ножкой. Звонкий смешок вырвался наружу, и девочка поспешно прикрыла ладонью губы, словно боясь не уследить за новыми возможными звуками.

В небольшом дачном домике, возвышавшемся за спиной малышки, крепко спали серьёзные и беспокойные родители, запрещавшие дочери гулять в одиночестве и топтать босыми ногами сырую землю. Они не могли понять, но девочка их не винила.

Ключ к замку она подобрала при помощи маминой шпильки, проковырявшись в щёлке почти всю ночь и пытаясь повторить движения, которые увидела в одном из любимых папиных фильмов. Правда, в нём дядя справился с задачей намного быстрее, но малышку неудачи не останавливали, и именно поэтому теперь она стояла у крыльца, утопив ноги в траве и вдыхая аромат утра.

Ей казалось, природа зовёт. Это был очень тихий, почти неслышный шёпоток, однако девочке хватало и этого.

Один шаг.

Второй.

Она чувствовала дыхание природы, какой-то своей частью понимала её язык, и хоть говорить на нём не умела, отчаянно стремилась научиться.

Калитка преградой не стала. Девочка бежала по тропинке к реке, смеясь во весь голос и больше не боясь быть услышанной. Трава приятно щекотала пятки, а блеск воды манил к себе обещанием долгожданной свободы. Девочка остановилась у крутого берега и перевела дыхание. Где-то над её головой щебетали довольные птицы, и любопытные глаза тотчас наткнулись на гнездо с птенцами, наверняка ещё слишком маленькими, чтобы летать.

Девочка опустила голову и вновь посмотрела на серебристую гладь реки. Мама говорила, что там глубоко и детям, не умеющим плавать, спускаться опасно, особенно с откосов. Девочку это огорчало, но она продолжала заставлять отца учить её держаться на воде и собиралась в скором времени научиться прыгать так же бесстрашно, как это делали старшие ребята. Она умела быть терпеливой.

Внезапный громкий писк отвлёк её от мечтаний, и девочка с ужасом увидела, как один из птенцов повис на краю гнезда. Ветви дерева склонялись над водой, и падение не могло завершиться для неоперившегося малыша ничем хорошим. Эта мысль промелькнула в голове девочки с пугающей быстротой, отделявшей птенца от падения.

В следующую секунду она взвизгнула, а маленький серый комочек отправился в падение.

— Стой!

Она знала, что так не бывает, но кто в детстве не представлял себя волшебником? Птенец не должен был замереть в паре метров от воды по одному её велению, однако девочка не сомневалась, что именно это и произошло. Руки она вытянула вперёд в отчаянной попытке схватить несчастную птицу, однако коснуться не успела. И всё-таки птенец не упал, а замер прямо в воздухе, при этом не совершая никаких движений и будто медленно, очень медленно, но падая.

Девочка и сама замерла над обрывом. Её положение было шатким, однако ещё более шаткой была надежда на спасение птенца, и эта надежда держала её лучше любой страховки.

— Господи боже! — резкий крик из-за спины мгновенно нарушил минутное равновесие, и девочка вздрогнула. У неё не было шанса определить, что крик принадлежал перепуганной матери, что следом за ним произойдёт, но она сразу поняла, что невидимая нить ускользнула.

Время ожило, и птенец с всплеском упал в воду. Почти одновременно с ним туда рухнула и девочка.

Александра зевнула и в очередной раз попыталась сфокусировать зрение на абзаце лежавшей перед ней книги. В последнее время девушке стали намного тяжелее даваться привычные занятия, но она не обращала на это особого внимания — кто много учится — много страдает. Таким был негласный девиз её группы, и перейдя на второй курс Александра вполне осознала справедливость этого изречения.

Раскрытый уже минут десять на одной странице учебник по истории нагонял тоску. Мрачный зал библиотеки и тёмные грозовые тучи за окном нагоняли тоску. Сама Александра, подпирающая кулаком щёку и напряжённо сверлящая кошачьими глазами книгу, нагоняла тоску на полных энтузиазма первокурсников. И пусть она постаралась выбрать самый безлюдный уголок, проскакивающие мимо студенты всё равно каждый раз вздрагивали и спешили обратно в свои доброжелательные компании. Не то чтобы Александра так уж не любила людей, но читать в одиночестве однозначно лучше.

«И всё-таки я не понимаю ни слова!» — девушка с раздражением захлопнула книгу и поднялась на ноги. За время учёбы она успела всем сердцем возненавидеть выбранный родителями факультет и в последние полгода делала задания не просто через силу, а буквально переступая через себя. Она, конечно, дала на всё молчаливое согласие, однако сейчас вопрос стоял ребром — либо она закрывает сессию хотя бы на тройки, либо отчисление. Позволить себе вылететь из института Александра не могла. Нельзя так подвести родителей, отдававших последние деньги на её обучение и знать не знавших, насколько их дочери опротивел университет. Александра была виновата сама и понимала это — противиться надо было раньше. Вот только понять абзац из учебника было куда сложнее.

Девушка прошла мимо стеллажа с художественной литературой и направилась вглубь зала. Библиотека всегда казалась непроходимым лабиринтом, не имеющим конца, а теперь, когда Александра тонула в беспокойных мыслях, и вовсе походила на лес. В первые месяцы учёбы девушка ею безумно гордилась и хвасталась книжным храмом всем бывшим одноклассникам. Со временем энтузиазма поубавилось.

Ноги сами несли студентку дальше от приглушённых голосов других учеников, руки опустились в карманы широких брюк, а сердце почему-то забилось быстрее. Александра не заметила, как оказалась в конце помещения и от неожиданности резко выдохнула.

«Прогулки не помогут тебе изучить тот несчастный параграф», — отругала девушка саму себя, но взгляд её уже зацепился за книги, затерявшиеся в этом заброшенном уголке. Они казались очень, очень старыми. Повинуясь инстинкту «потрогай всё, что вот-вот может рассыпаться в пыль и чего касаться нежелательно», Александра протянула руку и стащила с полки книгу с потемневшим корешком некогда фиолетового оттенка. Страницы были исписаны непонятными символами, и девушка приняла их за иероглифы одной из стран востока.

«Интересно, зачем это здесь стоит? Таким книгам место в музее», — Александра пробежалась глазами по страницам и уже собралась вернуть том на полку, когда один из листов вдруг вылетел и закружился в воздухе, не спеша оседать на пол. Студентка испуганно ойкнула и потянулась за страницей, однако стоило ей коснуться бумаги, как символы тут же загорелись ярким фиолетовым светом, заставив девушку одёрнуть руку и на мгновение зажмурить глаза.

Книга с грохотом приземлилась на пол рядом с Александрой, а когда девушка сумела разжать веки иероглифы парили вокруг неё, издавая лёгкое сиреневатое сияние. Студентка потёрла глаза, однако видение не исчезло, символы будто застыли в ожидании чего-то. Рука сама потянулась к ближайшему знаку — мозг пожелал в последний раз убедиться, что происходящее — не сон. От прикосновения кожу кольнуло холодом, знак задрожал, и Александре вдруг показалось, что она понимает его значение, будто это не иероглиф вовсе, а обычное слово на родном ей языке — пророчество.