Здорово? Да, конечно. Вот только я совсем забыл, что от всех серебряных монет осталась лишь одна, которая лежала в комоде моей комнаты. Ну и что я на неё смогу купить, интересно узнать?

Не знаю, как другим, а мне было довольно интересно и, можно сказать, волнительно прохаживаться вдоль выложенных товаров и хотя бы просто разглядывать их. Шерстяные, льняные, пеньковые и прочие грубые ткани для обычных людей были или неокрашенными, или имели простые неброские цвета. То, что предназначалось для более состоятельных, сразу выделялись своей лёгкостью и буйством расцветок. Нет, я видел, конечно, в доме владетеля гостей, каждая деталь одежд которых имела свой собственный уникальный цвет или даже цветные узоры.

Не знаю, может раньше я относился к этому с пониманием, но не сейчас. Мне объяснили, что чем богаче человек, тем больше он хочет выделяться на фоне толпы. Считается, что просто доступ к разнообразию цветов уже является признаком благосостояния. Вот люди и заказывают одежды настолько пестрых соцветий, что глазам становится больно.

Повседневная одежда тех, кто не считает себя богатеем, но и бедным не хочет прослыть, отличается от праздничной умеренной гаммой из четырех или пяти цветов. Слугам в особые дни позволительно иметь три цвета. В обычные дни поселяне ходят в неокрашенных холстинах, а в другие: в одно- и двухцветных.

В доме Ральмевика Ануракта как-то так сложилось, что модные городские тенденции, изменяющиеся чуть ли не каждый год, редко находили своих почитателей. Когда-то господин владетель прилюдно высказался, что тратить кучу монет на новинку, чтобы через несколько месяцев убрать ставшую немодной одежду в сундук и никогда к ней не притрагиваться — признак недалёкого ума. И это замечание, неоднократно повторяемое как рыцарями, так и даже многими слугами, довольно прочно въелось в сознание.

Правда, в последнее время, из-за большого количества гостей, имеющих о модных тенденциях совсем другие представления, некоторые местные жители снова стали стараться выглядеть привлекательно, в том смысле, как это они понимали. Но если к цветам и узорам имеется определённая предвзятость, то вот к качеству материи вопросов нет. Этим и решили воспользоваться женщины, столпившиеся возле лотков торговцев. Их руки непроизвольно тянулись к самым изысканнейшим тканям, произведённым в богатых южных гератиях. Некоторые из этих произведений искусства ручного ткачества настолько тонки и невесомы, что требовались или подкладка, или несколько слоёв, дабы девушка не выглядела раздетой. Мужчины, естественно, выбирали более плотные материи со стойкими красками, способными выдержать многочисленные стирки.

Особый интерес представляли ткани, окрашенные в глубокий чёрный цвет. Эта мода пришла не из северных гератий, как ни странно, поскольку люди там больше, чем где ни было подвержены практичности, а из королевств. В какое-то время в тех далёких землях пришли к мнению, что быть одетым в полностью чёрную одежду, — это вызов всему, что только можно представить. К тому же на чёрном одинаково эффектно смотрится и серебро, и золото. Спустя какую-то полусотню лет, эта мода перевалила через границу, и как зараза начала распространяться по гератиям, вызывая столь противоположные чувства, что некоторые люди начали вызывать странных модников на дуэли, подозревая в них тайных королевских агентов. Те же отвечали, что шпионы никогда бы не стали так явно подставлять себя, и обвиняли подозрительных в отсутствии здравого смысла.

Эти конфликты народ быстро прозвал ‘чёрной завистью’, что послужило причиной ещё большего интереса к иностранной моде. Забавно, что Инна, проведя поиск данного выражения в своих модулях знаний, заявила, что в других культурах оно тоже встречается, но имеет совершенно иную историю и смысл. Почему ‘зависть’? Чёрная ткань редка и продаётся за совсем неприличные деньги. И всё из-за того, что тайну получения такого стойкого красителя в королевстве, где его производят, держат в строжайшем секрете, и за одну лишь мысль о возможной передаче за границу, на плаху отправляются все ближайшие и дальние родственники. Сама ткань, очень приятная на ощупь, тоже не проста в изготовлении и имеет название ‘бархат’.

Вот сейчас не менее десятка человек столпились у торговой палатки Игана Рейна, который специально вышел в чёрном камзоле и красовался в лучах Жёлтой матери. Люди ахали, а когда узнавали стоимость, то даже лишались дара речи. Я, увидев эту одежду, мог лишь пребывать в роли стороннего наблюдателя, хотя и твёрдо решил, что рано или поздно обязательно приобрету подобную. Не удивлюсь, что более половине присутствующих, которые, конечно, вообще имеют свободные деньги, пришла на ум та же мысль.

Каково же было моё удивление, когда я увидел Сокетура Думейна, подошедшего к торговцу и о чём-то начавшему с ним разговаривать. Инна, недавно объявившая о своей возможности сопоставлять движение губ с произносимыми словами, поведала, что рыцарь ведёт переговоры о покупке отреза чёрного бархата. И что Рейн запросил за ткань ту самую злосчастную цепь, успевшую вчера аж три раза сменить владельца. Мне, конечно, было интересно узнать, чем закончится торг, но внезапно рыцарь повернулся спиной, и о ходе дальнейшей беседы оставалось лишь строить догадки.

Я перестал за ними наблюдать и пошёл далее по торговому ряду. Меня привлекло выставленное на продажу оружие. Там не было ни копий, ни мечей со щитами. На лотках лежали удивительно изящной работы кинжалы, как в ножнах, так и без них. Они тоже блестели в лучах светил, и камни, которыми были инкрустированы рукояти, отбрасывали во все стороны цветные лучи. Это было завораживающее зрелище, сравнимое по эмоциям с любованием чёрным камзолом. Пальцы сами непроизвольно тянулись к оружию, и лишь строгий взгляд продавца останавливал от желания взять его в руки.

Одежда и сопутствующие аксессуары составляли примерно треть всех выставленных товаров. Также было много хорошей металлической и фарфоровой посуды. Оставшуюся половину представляли более простые бытовые вещи, всегда нужные в любом уважающем себя хозяйстве. Но мне они, по причине отсутствия искомого хозяйства, были почти без надобности.

Неожиданно я увидел Дону, стоявшую перед лотком с иглами, ножницами, напёрстками и прочими нитками, и лентами. Она что-то выбирала и, судя по вдумчивому виду, решала какую-то сложную для себя задачу.

— Добрый день! — решил поздороваться с ней первым.

— Добрый! — отозвалась она, оставаясь по-прежнему серьёзной.

— Как много товаров!

— Да, слишком много... и слишком нужные, — проговорила Дона, продолжая что-то держать в руках. — Вот никак не могу выбрать из двух, а всё надо... всё необходимо.

— Так купи и то, и другое, — простодушно предложил я.

— Эх...

— Что?

— Жалование будет только через шесть дней, а торговцы завтра перейдут торговать в поселение, а потом и вовсе уедут.

— Попросишь кого-нибудь купить на ярмарке. Туда, как я помню, каждый месяц кто-то отправляется.

— Это выйдет дороже раза в два, — вздохнула служанка, — и я переплачу почти пятьдесят медяков.

Я задумался. Хотелось помочь этой отзывчивой молодой женщине.

— Вот, — протянул монету, — покупай!

— Ах!.. Господин Айвор Камадос!.. Как же так?!

— Если все эти вещи необходимы, то отказываться глупо.

— Но даже для такого господина это немалые деньги.

— Ничего... Я не настолько в них нуждаюсь сейчас, да и на что положил глаз, стоит во много больше. Подобные простые вещи мне не нужны пока, поскольку я всё равно пользоваться ими не умею.

— Я отдам... Я обязательно отдам эти деньги... — пролепетала Дона, беря монету. — Спасибо, господин Айвор Камадос!

Я не стал задерживаться и пошёл дальше. Вот, одно доброе дело сделал. День прошёл не зря. Эх... Теперь я вообще без денег. Хорошо, что еда и проживание для меня бесплатны, а вот со слуг, как ни странно, берут какую-то сумму, пусть и небольшую. Видимо, это результат всеобщего мнения, что люди часто не ценят то, что получают просто так.