После чего этот смельчак поклонился, и все захлопали. Тео победил в честном бою, однако решил соврать, дабы сохранить моё доброе имя незапятнанным, ценою своей гордости. Для зрителей мы были на одно лицо. Они так ничего и не поняли. А я навсегда запечатлел в памяти тот день. И хоть Тео часто отшучивался, что не помнит его, я знаю — это не так.
С тех пор брат забросил оружие, не оставив себе шансов на победу. Ближний бой был тем единственным, где я не мог угнаться за ним. Как нужно любить, чтобы отказаться от того, где ты так преуспел? Я жертвовал ради короны, а брат ради неё и меня. Всегда.
— Уверена, поменяй вас местами, ты бы сделал то же самое и для него. Корона давила на каждого из вас по-своему.
— Ты права, Фэй. В глазах подданных любая моя ошибка могла запечатлеться на века. Тео же было дозволено гораздо больше, но сделало ли его это счастливым? Нет. Он был таким же заложником стен дворца, как и я. Все бурные пьянки устраивались лишь для того, чтобы родители его заметили. Даже если результатом становились разочарованный взгляд отца и опечаленный вздох матери.
Перед нами вырастает огромный вытянутый купол из стекла, а справа — раскидывается бесконечный лабиринт из высоких идеально подстриженных кустов, устремлённый вдаль.
— А как сестра справляется с жизнью в колючем терновнике?
Кайден хмыкает.
— Шай сильнее всех нас. Она умудряется сохранять доброту в сердце в то время, как все остальные впадают в уныние и больно бьются о стены своих фантазий. Сестра не строит воздушных замков и чужие её мало интересуют. Впрочем, как и власть во дворце. — Кайден срывает цветок и сминает его в руке. — Она никогда не признает этого, но я всегда видел, как на неё давит статус. Всё внимание нашей матери сводилось к советам о правильной осанке, выборе достойного жениха и подборе лучшего наряда. Шай стала бы куда счастливее, родись при Дворе Света.
Мы приближаемся к зарослям из кустарников и высоких деревьев, за которыми будто парит в воздухе огромный купол в симбиозе с песочным камнем. Его стёкла занимают большую часть площади сооружения, и уже отсюда я могу рассмотреть изобилие зелени внутри. Всё ощущается таким ярким, вкусно пахнущим и притягательным. Никогда в жизни мне не доводилось видеть природу столь красивую и девственную. Мама назвала бы это место «Элизиум для сердца и тела», а я бы «Гармоничным сосуществованием видов». Впрочем, мы обе недалеко ушли бы от истины.
Вдалеке, по другую сторону от оранжереи, сквозь заросли проглядываются сооружения. Их округлые крыши торчат за деревьями, как шапочки грибов: синие, зелёные, красные. Давно выцветшие на беспощадном солнце. Слышны музыка и звонкий смех.
— А это что? — указываю на источник звуков.
— Дома для прислуги со своими семьями.
— Ваши дворцы очень разные, — я киваю и делюсь наблюдением, отворачивая от лица пышные ветки. — Строгие серые фасады, стража на каждом повороте и по линейке высаженные клумбы — там. Дикие, бесконтрольные заросли, никакой охраны и не угасающий смех — здесь. Поразительно, как Дворы, что некогда были едины, так раскололись.
— Есть у нас общая черта — тяга к власти и желание обладать. Мой Двор предпочтёт обсудить дворцовые дела за столом переговоров или в тени, где даже у стен есть глаза и уши. Светлый займётся тем же, лёжа на подушках в центральном зале с бутылочкой вина, наслаждаясь моментом. Многие удивляются, как светлым удаётся удерживать суверенитет. Ведь у них даже полноценной защиты границ нет! Всё держится на договорах с городами. Местные лорды ни на минуту не упускают возможности отрезать себе ещё кусок территории и постоянно воюют между собой. Однажды Шай пошутила, что, скорее всего, все враги, подобравшиеся близко ко Двору Света, попросту закружились бы в бешеном ритме танца и напились до смерти.
— Она мне нравится, твоя сестра.
— Поверь, ты ей тоже, — Кайден откидывает рукой свисающие сверху фиолетовые бутоны: — Дамы вперёд.
Я наклоняюсь, чтобы не задеть их, и прошмыгиваю внутрь оранжереи. Цветы напоминают глицинию, за которой мама так бережно ухаживала в нашем доме. Интересно, а новые владельцы столь же трепетно относятся к её клумбам или давно забросили? Хотелось бы верить, что новая хозяйка — такая же фанатка всего зелёного.
Издалека доносятся женские голоса.
— Это они?
— Да. Больше некому.
— Ты упоминал бурный вечер накануне. Разве наложницы не должны отсыпаться? Пока что я видела только наследного принца, пару слуг и детей. Двор будто вымер.
— Мы достаточно рано пришли. Обычно здесь кипит жизнь. Что касается наложниц… Приближённым короля запрещено пить зачарованное вино. Только напитки местных виноделов. Мера предосторожности для сохранения рассудка — и не более.
— Значит, девушки были трезвы в день нападения на Тео?
— Наше вино хоть и не сбивает с ног, как зачарованное, но всё же туманит сознание. Думаю, что трезвыми их назвать было сложно. Если же ты намекаешь, что они могли видеть или слышать нечто важное для дела, то шанс есть.
— Их ведь вместе с остальными гостями допросят с чарами Правды?
Кайден в отрицании качает головой.
— Они под протекцией своего короля. Их уши слишком много слышали, а глаза чересчур много видели. Приближённые короны не допустят потенциальной утечки секретов.
— Даже если наложницы помогут в поимке убийцы?
— Разве что земля разверзнется под Светлым Двором. Должно произойти что-то вопиющее, чтобы над ними позволили провести процедуру.
Будто смерть принца соседнего королевства в стенах твоего дворца — это что-то привычное.
Мы идём по широкой тропе, и мой взгляд мечется от одного цветка к другому, от дерева к дереву. Флора и фауна поражают своим великолепием. Прежде я не встречала таких красивых птиц даже у продавцов пернатых в магических кварталах. А какие ароматы наполняют воздух! Все рецепторы в моём теле сходят с ума от новых запахов и готовы вот-вот разорваться от счастья.
Голоса слышаться всё отчётливее, и я жестом прошу принца затаиться. Он вскидывает брови, но слушается.
За густыми зарослями видна поляна. Я сворачиваю с тропы и тихонько бреду напрямик к ней, придерживая ветки и траву, чтобы нас не выдать. Кайден озадаченно следует за мной. Птицы заглушают шуршание листвы громким пением, и мы подбираемся ближе.
Я должна увидеть, как ведут себя наложницы в привычной для них обстановке.
У небольшого пруда с каменными гранями проводят свой досуг четыре девушки. Мы достаточно далеко, чтобы оставаться незаметными, и недостаточно близко, чтобы разобрать слова.
Рыжая фэйри с лисьими ушками о чём-то увлечённо болтает с другой наложницей, экспрессивно размахивая руками и смеясь. Она натягивает невидимый лук и выстреливает в статую юноши, заглядывающего в воду. Та, что её слушает, постоянно отводит глаза и вяло поддакивает. Её кожа бледна и отдаёт зелёным подтоном. Девушка отмахивается длинной чёрной косой то ли от фэйри-лисицы, то ли от насекомых. Третья из наложниц — та, что напоминает сбежавшую принцессу из сказки — молча сидит на деревянной скамье чуть поодаль от остальных и листает книгу. Периодически она отрывается от чтения и внимательно наблюдает за происходящим на поляне, как мама, следящая за детьми. Видя спектакль лисицы, та улыбается и снова погружается в чтение.
Через водоём проходит небольшой каменный мост, на котором, облокотившись о перилла, стоит четвёртая девушка. Угольная кожа сверкает, слово её обладательница искупалась в блёстках. Грудь туго обтянута откровенным полупрозрачным белым платьем с металлическим поясом из золота. Наложница скучающе разглядывает дерущихся за еду рыб, которые издалека напоминают японских карпов. Она высыпает из ладони остатки корма и смахивает крошки. Рыбки выпрыгивают из воды, взмахивая подобно крыльям плавниками, и их белая чешуя переливается на солнце.
— Расскажи мне о каждой, — шепчу я.
Кайден подходит чуть ближе ко мне и слегка наклоняется.
— Та, что с распущенными рыжими волосами — самая юная из них. Рута. Ей двадцать один, и она кицунэ. Появилась при Дворе в десять лет, когда родная деревня сгорела дотла. Сирота. Быстро освоилась и уже в девятнадцать оказалась в ложе короля под крылом Далилы — второй по старшинству из четырёх.