Зельфейн смазано улыбается и торжественно объявляет:

— Так давайте же спросим у матушки, почему она оказалась столь нерадивой!

Во мне всё стынет. Ноги предательски дрожат, ком застревает в горле. Пульс набирает темп, соревнуясь с дыханием в диком забеге. Комната медленно исчезает, и я вновь оказываюсь в том злополучном дне: дым, лужа крови и бездыханное тело, которое ещё утром я звала мамой.

— Её убили, — слышится издалека сочувствующий голос Кайдена. Я хватаюсь за него, как за последний шанс, пытаясь сфокусироваться на здесь и сейчас. — Фэй было четырнадцать.

Шай присаживается на колени перед всё ещё сидящим на кровати Зельфейном и сжимает его большие ладони своими.

— Мне так жаль, мой принц.

Он сосредотачивается на их сомкнутых руках, и слова — тяжелее, чем сама сталь — вылетают из его рта: чеканно и угрожающе.

— Кто это сделал?

Его взметнувшийся ко мне взгляд рассекает воздух, точно клинок. Я хлопаю ресницами, прогоняя пелену, и вырываюсь из воспоминаний. Паническая атака отступает.

Кайден указывает на меня.

— За этим мы и здесь. Я привёл сюда Фэй, чтобы понять, как связаны между собой убийство брата и её… — Он осекается. — Вашей матери. Это долгая история. Шай расскажет тебе чуть позже, а пока надо понять, кому понадобилось устранять королеву в изгнании. Очевидно, что убийца знал её прошлое.

— Всё заходит слишком далеко. — Шай поднимается с колен. Её голос принимает стальной окрас, а зрачки сужаются на кошачий манер. — Сначала королева, потом брат. Виновник должен понести наказание. — Рука принцессы тянется к бедру, слегка отодвинув ткань платья. — И, уж поверьте, понесёт.

На её оливковой коже выглядывает часть чёрного ремня. Я точно знаю, что это крепление для кинжала. Похожие носят стражницы, охраняющие Тропу недалеко от ротонды.

Шай видит, куда я откровенно уставилась, и одёргивает руку.

— Прошу прощения. От рефлексов не избавишься. — Принцесса прикладывает обе ладони ниже линии бедра поверх ткани, где, вероятно, располагаются клинки. — Они всегда со мной.

Я киваю, делая вид, что ничего необычного сейчас не произошло. Мне совсем не хочется знать, как они их использует.

— Разделяю твой гнев. Мы найдём того, кто это сделал.

Кайден не шутил, назвав сестру воительницей.

Зельфейн резко поднимается, напомнив о себе, и быстрым шагом выходит из комнаты. Принцесса следует за ним — случается неловкая немая сцена, как в дешёвой мыльной опере.

Всё слишком… Слишком.

— Ему нужно время. Как и тебе, — доносится с кровати.

Поворачиваюсь к Кайдену, ловя его сочувствующий взгляд, и резко переключаюсь на злость.

— Прошла куча лет. Если кому и нужно время, то ему. — Киваю в проход, где скрылся новоиспечённый брат, и скрещиваю руки. — Тебе стоит пойти и поддержать друга.

Принц устало качает головой.

— Вчера он думал, что его мать жива, а сегодня — узнаёт обратное. Вчера ты считала себя единственным ребёнком, а сегодня — всё перевернулось. На вас обоих свалился тяжкий груз. Не неси его одна, Фэй.

— Я в полном порядке.

— Лжёшь. Тебя трясёт.

Его слова подставляют мне подножку, и я пытаюсь удержать внутреннее равновесие.

— Хочу поговорить с наложницами.

— Фэй.

— Отведи меня к ним.

— Это может подождать до завтра.

— Да в порядке я! — голос срывается на крик, заставив обоих вздрогнуть.

Кровать скрипит, но мне уже безразлично. Кайден поднимается, рутинно разглаживает штаны и серее тучи направляется к выходу.

— Проведу тебя к пруду, если таково твоё желание.

Он скрывается из виду, и гнетущая тишина сжимается вокруг меня плотным коконом. Я закусываю до боли щёку. Взгляд падает на ковёр с изображением антилопы. Её мёртвые глаза цепляют и не отпускает. Именно так я себя и чувствую сейчас: как перекусанный пополам кусок мяса в зубах правды.

Говорят, что полезно заставать людей врасплох. Никогда не знаешь, что можно тогда узнать.

Джордж Мартин,«Игра престолов»

С тех пор, как мы покинули гостевые покои, Кайден не проронил ни слова. Я неторопливо шагаю позади него по огромному зелёному парку и стараюсь отстраниться от того, что причиняло боль.

Мама.

Одно слово весит сейчас тяжелее целого фолианта всех живущих и умерших мыслителей мира. Кто эта женщина? Имя Элеонор говорило о многом, но Нэд отзывалось внутри лишь щемящей пустотой. Как теперь понять, где она была собой, а где — носила маску? Что заставило её так поступить с сыном? Почему она приняла обет молчания? Знал ли мой отец?

Больше всего страшили не ответы, а то, что я могу никогда их не получить. Загадки этой женщины были сплетены крепче, чем у нас с папой хватало сил их распутать. Когда я пыталась заговаривать о её прошлом, мама тут же замыкалась в себе и повторяла как мантру: «Милая, давай не будем откапывать то, что глубоко зарыто. Поверь, истории скучнее не придумаешь». Действительно, что может быть скучнее, чем королева, сбежавшая из дворца и бросившая своего ребёнка?

А если бы однажды после очередной прогулки в парке, ты бы не вернулась ко мне?

Пока вопросы в голове водят хоровод, я и не замечаю, как наступаю принцу на пятки. Он резко оборачивается, явно не привыкший к такому, и мне приходится извиниться за свою неуклюжесть. Решив, что вот он — повод снять повисшее напряжение, я откашливаюсь.

— Кайден, прости за то, что я накричала в спальне. Ты хотел помочь, знаю. Сейчас… всё совсем непросто. Понимаешь?

Он сцепляет руки за спиной и молчит. Я стыдливо опускаю глаза, смиряясь с фиаско. Солнце печёт через кепку, и мне приходится надеть тёмные очки, чтобы спастись от его слепящих лучей.

— Твоё прошлое сделало тебя такой, какая ты есть, — замедляет шаг Кайден. — Нарисовало цельную картину. И вот ты приходишь в мой мир, где кто-то рвёт готовый холст и даёт новый. Это больно и страшно, когда понимаешь, что придётся рисовать заново. Поэтому, да, я понимаю тебя, Фэй. — Он улыбается мне. — И извинения всегда ценны.

Удивительно, но только что Кайден сумел разобрать ворох в моей гудящей голове всего парой фраз. И ведь он прав! На самом деле больше всего меня тревожат вопросы не о маме, а о самой себе: «Кто теперь я?»

— Кажется, благодарить нужно тебя. — Он вопросительно смотрит, но я не могу объяснить то, что только предстоит мне распутывать. — Расскажи лучше о своём брате так, чтобы я представила его как завершённый холст. Мне будто не хватает всех красок.

— Что же ещё тебе рассказать? — Кайден задумывается, окунаясь в прошлое. — Брат всегда оказывался рядом, когда я нуждался в нём. И как бы дворцовые интриги ни пытались разделить нас, он стоял на моей стороне. Его сердце не ожесточилось даже после осознания, что ему никогда не стать первым.

В семь лет я твёрдо заявил: «Я стану королём и преклоню колено перед народом! Это моя судьба». Мне не требовалось говорить, что теперь я встал на путь, где даже родной брат уходит на второй план. Тео смог меня понять и принял правила игры. С тех пор он всегда следовал за мной — прикрывал тыл.

Когда мы были детьми, то иногда устраивали дуэли на мечах, собирая вокруг себя много зрителей из слуг и местной знати. И вот однажды, когда наши мечи скрестились в азартной схватке, я почувствовал, что выигрываю бой. Самоуверенность подвела меня. В какой-то момент бдительность угасла, и брат тут же этим воспользовался. Он выбил из моих рук оружие, и я опешил — потерял равновесие и упал прямо на задницу на глазах у моих будущих подданных. Все замерли и начали перешёптываться, не понимая, как реагировать. Я слышал, как они посмеивались и передавали из уст в уста сомнения о том, что выбор короны пал на того ребёнка:

«Достоин ли мальчишка власти, если его одолел собственный брат, который занимается вдвое меньше?»

Моя честь была задета. Но тут Тео развернулся к толпе и насмешливо прокричал: «Я — Кайден Аваро, наследный принц Двора Теней и первый сын короля Ивара, объявляю, что в этом поединке одержал победу над своим никчёмным братцем!»