Когда мы уходили от пожара, я привязал за собой Кармен ремнями, оставшимися от седельных сумок. Не имею ни малейшего понятия, как я сам забрался в седло, но отчетливо помню, что лошадь сразу двинулась в сторону города, будто сама знала, куда нам надо. Будто я нажал на ней какую-то кнопку. Я до сих пор помню постукивание копыт по грунтовой тропке, которое сменилось цокотом, когда чалая выбралась из леса и пошла по старому окружному шоссе. Скорее всего, именно в этот момент я и отключился.

Первый настоящий, густой снег выпал в конце ноября. Сам не знаю почему, но меня это расстроило. Да, не всем нравится, когда термометр на День благодарения показывает двадцать три градуса, но именно такая теплынь и стояла всю осень, покуда одним вечером с севера внезапно не подул холодный ветер, словно кто-то открыл дверцу холодильника. Запоздалое наступление зимы вызвало у некоторых недовольство, народ ворчал об изменении климата, ну а лично я всегда был не прочь ходить осенью в шортах.

После того как установился снежный покров, на горнолыжном курорте в воскресенье с большой помпой открыли первый спуск — исключительно для рекламы и пиара. В тот же день сын Доры Маккой сказал мне по телефону, что продал ранчо покойной матери компании «Золотое ущелье».

Руководство компании отреставрировало дом и сарай Доры, а потом перевезло их к зданию музея исторического общества, неподалеку от ярмарочной площади. Теперь, чтобы их осмотреть, туристам приходится выкладывать по пять долларов с носа. Транспортировка дома и сарая стала целым событием. Все от мала до велика высыпали на дорогу и смотрели, как тягачи, украшенные логотипами корпорации «Золотое ущелье», везут за собой груженые платформы на колесах.

На все про все ушло целых полдня. Тягачи ехали словно на параде. Народ притащил жаровни, начал готовить барбекю, а мэр засел в переделанном под ларек трейлере и продавал оттуда хот-доги с острым соусом. Перед транспортировкой никто и не подумал снять с окон домика Доры занавески, и тонкая муслиновая ткань развевалась на ветру. Когда тягачи проезжали мимо моей редакции «Вестника», я как раз сидел на ступеньках крыльца. Мне пришлось отвернуться. Смотреть на происходящее было выше моих сил.

То немногое, что осталось от колонии сусликов на склонах горы Беллиэйк, сровняли с землей бульдозеры. На том месте построили склад и парковку для посетителей курорта.

Я решил, что больше никогда не увижу Чаза, и потому счел за лучшее даже не вспоминать о нем.

Я собрался написать последнюю колонку о волшебных сусликах с горы Беллиэйк и поставить на этом жирную точку.

Через некоторое время после того, как Кармен выписали из больницы, она позвонила и сказала, что ей наконец пришло экспертное заключение по веревке, которую я ей отдал много месяцев назад. Оперативно-разыскной отдел штата Колорадо был слишком занят сбором и анализом улик после пожара, и потому заключение оказалось немногословным. Оно состояло из двух абзацев, в которых было сказано, что «волокна веревки носят следы немеханического воздействия», то бишь ее перегрызли, однако «крайняя скудность органического вещества на волокнах не позволяет определить, кем именно было оказано данное воздействие — человеком или животным».

Лично я могу за себя поручиться — я веревку не грыз.

Я перестал ходить к доктору Нгуену. В больнице для ветеранов мне помогли слезть с синих таблеток, а также избавиться от нескольких других вредных привычек. Очень долгое время я пребывал в крайне раздражительном состоянии, и потому люди стали избегать меня. С другой стороны, я стал гораздо быстрее справляться с большим объемом работы. Я уже и не помнил, когда был в настолько хорошей форме.

Однажды, навещая на кладбище могилу жены, я увидел на снегу следы.

Стояла безветренная солнечная холодная погода. Я принес с собой раскладной стульчик. Присев у могильного камня, я уставился в морозное голубое небо, наблюдая, как ветер срывает снег с горы Беллиэйк. Тишину нарушало лишь доносившееся издалека карканье ворон. Потом я наклонился, выдернул несколько пучков засохших летних цветов и смахнул снег с надгробия затянутой в перчатку рукой.

Именно в этот момент я обратил внимание на следы — пятипалые, начинавшиеся от могилы и удалявшиеся, петляя, по направлению к замерзшей реке. Я пошел по ним. Перебрался через реку по льду. Миновал ивовую рощу. Вскоре я оказался у подножия холма, где начинался сосновый лес. Я все шел и шел, покуда следы резко не оборвались возле глубокого сугроба. Снег здесь был примят и весь истоптан, словно тут к крошечному неведомому путнику присоединилась целая толпа, решившая порезвиться и поиграть. Мне показалось, я увидел маленький отпечаток снежного ангела.

Я решил, что мозг опять затеял со мной свою старую игру, но, во-первых, я не собирался давать ему волю, а во-вторых, прекрасно отдавал себе отчет в том, что больше не принимаю синие таблетки. Одним словом, я поспешил обратно, залез в свой грузовичок и уставился на луг — в том направлении, где ранчо Доры Маккой доходило до самого края долины. Над этим местом возвышался утес, на котором я когда-то стоял с Чазом. Точнее, думал, что стоял. Воображал, что стою.

Тут мне показалось, что я вижу точку, лениво летающую по кругу над утесом. «Ястреб, наверное. Охотится», — подумал я. Но потом к первой точке присоединились вторая и третья. Вскоре их был уже целый рой. Они зависли, после чего медленно двинулись в моем направлении.

И я понял, что это не птицы.

Птицы так себя не ведут.

«ВЕСТНИК БУЛЛ-РИВЕР ФОЛЗ»

Передовица «Суслики-безумцы оставили город без интернета»

Автор Стэн Пржевальский

Когда Чаз поинтересовался у меня, знаю ли я, какой диаметр у подземных телефонных кабелей RG-60 и RG-11, я должен был сразу заподозрить неладное. Помнится, он еще спросил, есть ли у телевизионного провайдера Булл-Ривер Фолз проблемы с каким-то электрическим импедансом при сопротивлении на каждом из кабелей менее пятидесяти ом.

Я ни слова не понял из того, о чем меня расспрашивал его величество.

Потом этот толстопузый грызун тридцати сантиметров ростом, обожающий футболки с изображением Боба Марли, задал еще один вопрос: известно ли мне, какую технологию передачи данных обычно используют на вышках сотовой связи — WiMax или CDMA?

— Да, меня еще волнует частотный спектр, — добавил Чаз, вынимая из ушей беспроводные наушники. — Это очень важно. Сколько там нужно мегагерц?

— Я не знаю, что такое «ом», — признался я Чазу. — Кажется, это как-то связано с буддизмом. А мегагерцы — это вроде приправа. Ее еще используют в китайской кухне.

Потом я спросил, что он слушает. Оказалось, что группу Procol Harum, композицию «А Whiter Shade of Pale».

Тогда до меня дошло — намечается что-то серьезное. Его величество слушал этот хит 1967 года только накануне важных военных операций. Органные переливы, напоминающие музыку Баха, бессмысленные и, наверное, именно поэтому кажущиеся столь глубокомысленными стихи… Все это, знаете ли, вдохновляет Чаза. Я и сам большой любитель маловразумительной поэзии. Она создает у меня иллюзию, что я понимаю, в чем смысл жизни.

Так вот, интерес Чаза к техническим спецификациям нашей местной сети связи должен был сразу меня насторожить. Ровно через сутки восемьсот семьдесят пять жителей Булл-Ривер Фолз внезапно остались без интернета и телефонной связи. Эскадрилья «черных ястребов», каждый из которых был размером с кухонную плиту, прицельным огнем из гранатометов М-129 буквально стерла с лица земли главную вышку-ретранслятор, обеспечивавшую в нашем городе связь.

Кроме того, в пределах нашего маленького городка неутомимые суслики превратили целых пять километров телефонного оптического кабеля в кучу бесполезного жеваного пластика и проводов.

Лично я был только рад временному электронно-цифровому штилю, но он пробудил во многих людях самое дурное. А сколько народу у нас пережило нервный срыв, будучи не в состоянии погрузиться в сладкое забытье, которое им сулил «Твиттер» и прочие социальные сети! А сколько компаний и фирм закрылось — словами не передать.