Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ну… если не спрашивают.

— Тогда, получается, вы очень скромны.

— Такого хвастуна и враля еще поискать.

Доктор глянул на настенные часы, напоминавшие расплавленный кусок сыра. Казалось, желтые потеки вот-вот поползут по стене. Время моего приема подошло к концу.

«Дристня», — прозвучал голос у меня в голове. Стоило смежить веки, как я сразу же увидел перед собой орду сусликов, вооруженных крошечными винтовками, несущихся в бой по рисовому полю. Это мимолетное видение, дрожавшее, словно в тропическом жарком мареве, возникло в ауре вспышки, исходившей от уголков моих глаз. Оно показалось столь реальным, что я даже посмотрел по сторонам.

Доктору Нгуену я, само собой, не сказал об этом ни слова. Он бы наверняка принялся уверять меня в том, что случившееся либо симптом отслоения сетчатки, либо предвестник надвигающейся мигрени. Очень часто воображение рисовало картины, которые представлялись мне куда более реальными, чем то, что я на самом деле видел своими глазами.

ГЛАВА 4

Здание главпочтамта в Сайгоне построили по задумке того же самого дядьки, который забабахал в Париже знаменитую железную башню. Стены покрывал мрамор, а над головами посетителей выгибался стеклянный потолок-крыша. Внутри главпочтамта стояла ужасная жара, наводившая на мысли о том, что коммунисты могли бы сжалиться над пролетариатом и установить кондиционеры. У многочисленных выходов над вращающимися, отделанными латунью дверьми еще виднелись следы, где некогда висели ныне сорванные таблички со старыми, французскими названиями улиц.

Очертания дверей отражались в стеклянном потолке. Школьники в синей форме стояли и показывали руками на исполинский портрет Хо Ши Мина. Гигантское знамя заливал медовый свет, струившийся из настенных светильников в форме тюльпанов. Мимо меня прошли двое монахов в красных тогах, с обнаженными плечами, шлепая грязными ногами в веревочных сандалиях. Я следил за ними взглядом, покуда их бритые головы окончательно не затерялись в толпе.

Затем я переключил внимание на торопившихся куда-то молодых парней в модной обуви на босу ногу, мятых льняных штанах и легких спортивных куртках. Парни неотрывно с серьезным видом смотрели на экраны своих телефонов. Они говорили по-английски, но не с британским акцентом, а вот с каким, я уже не успел разобрать. Когда у одного из них зазвонил телефон, юноша, прежде чем ответить, задрал голову и долго смотрел в потолок.

Я обратил внимание, что сейчас тут у всех есть мобильные телефоны. Даже старики в драных шортах и шлепанцах, едущие куда-то на мотоциклах, груженных бамбуковыми клетками с курами, — и те говорят по телефонам. Теперь можно увидеть морщинистую старуху, оживленно болтающую по мобильному и одновременно стирающую одежду в реке, совсем как ее предшественницы за тысячи лет до наших дней.

На улице лил дождь — мелкая тропическая морось, напоминавшая водяную взвесь в турецкой парной, так что я решил укрыться в старом французском соборе напротив главпочтамта.

В храме оказалось полно народу. У алтаря проповедовал священник — высокий человек с острыми, ястребиными чертами лица. Он ходил туда-сюда и орал, совсем как одуревший от кофеина пастор-пятидесятник во время проповеди со змеями. А я-то полагал, что католики не ведут себя подобным образом.

В соборе стояла невероятная жара, и все присутствующие обмахивались сборниками гимнов. На скамьях не нашлось ни одного свободного места, и потому я остался стоять позади. Священник за кафедрой пребывал в постоянном движении. Даже когда он переставал ходить, его руки время от времени подергивались, словно от ударов током.

Проповедник будто бы взмыл над полом — так высоко он воздел сжатые кулаки. Брыли на шее над тугим воротничком задрожали, и священник весь затрясся, словно его только что окунули в священные воды реки Иордан. Его било дрожью как от лихорадки, а глаза закатились так, что остались видны одни белки. На руках ярко поблескивали запонки. Проповедник снова принялся нервно ходить перед алтарем маленькими шажками. Время от времени он останавливался, чтобы свериться с Библией, из которой торчала куча закладок.

— Первое послание Петра, глава пятая, стих восьмой! — проорал священник. — Я остановлюсь на этих словах апостола чуть позже, ну а пока просто хочу, чтобы вы прочувствовали их всем сердцем. «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить!»

Истертый мраморный пол храма был белого цвета, а стены отделаны светлыми деревянными панелями. С деревянного распятия на меня страдальчески взирал Христос, его раны сочились кровью. Священник будто бы сделался выше ростом. Он навис над Библией, пальцем поправил бифокальные очки на носу, после чего окинул взглядом присутствующих и быстро облизал губы.

— Истинно, истинно говорю я вам, братья и сестры. Бдите! Ибо в Послании к Коринфянам сказано, что сам Сатана принимает вид ангела света.

Я и не подозревал, что католики устраивают у себя на проповедях подобные спектакли. Впрочем, я это уже говорил.

В зале сдавленно заахали, по собору пронесся преисполненный боли стон. Паства начала раскачиваться. Кое-где я увидал восторженные улыбки. Сидящие люди перебирали ногами, издавая шаркающие звуки, и при этом никто не вставал с места, отчего создавалось впечатление, что в собор вошла невидимая толпа.

— Спасение — это не одномоментное событие! — возопил священник, воздев над собой Библию. — «И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну».

Эти слова будто бы послужили условным сигналом, поскольку все присутствующие снова стали раскачиваться. Да и я тоже. Просто ничего не мог с собой поделать.

Пастор поднял руку с Библией еще выше, словно силясь дотянуться до потолка.

— У Матфея об этом сказано яснее ясного! — С торжественным видом он медленно опустил священную книгу, будто опасаясь рассыпать слова, содержавшиеся в ней. — Не закрывайте глаза на знамения! Бдите же, или воздаяние да настигнет вас!

То срываясь на крик, то переходя на шепот, священник, выпучив глаза, принялся рассказывать о Гедеоне, руне и расправе с мадианитянами. Потом, очертив перед собой круг длинной правой рукой, он перескочил на Самсона и его силу, с помощью которой удалось сокрушить филистимлян. Затем баритоном, устало, скорбно, проповедник поведал о пленении Самсона и мучениях, которые пришлось ему претерпеть.

Пастор сглотнул слезы и облизал губы. Жара стала еще нестерпимее. Мне хотелось пить. Стало интересно, что подали на банкете в отеле. Наверное, сочные стейки. Холодное пиво. А еще там прохладный кондиционированный воздух.

— И что же все это доказывает, братья и сестры? — вопросил священник, закрыл Библию и принялся ее поглаживать. — Когда филистимляне взяли его в плен! Когда выкололи ему глаза! Когда привели в Газу и сковали цепями! Сможет ли он когда-нибудь обрести искупление?

Повисло гробовое молчание. Я понял, что присутствующие даже дышать стараются по возможности беззвучно. Тишину нарушало лишь поскрипывание вращавшихся высоко под потолком старых вентиляторов, которые в этой адской жаре были совершенно бесполезны.

— Грех! — просипел пастор. Этот его сип растянулся, доложу я вам, на несколько секунд. Напоминал он свистящий пар, вырывающийся из радиатора. — Грех-х-х-х-х… расплата за него будет куда серьезней, чем вы думаете, а последствия гораздо пагубней, чем вы рассчитываете!

Проповедник с такой силой ахнул Библией о кафедру, что в воздух поднялось облако пыли, которое заклубилось в лучах света, образовав вокруг его головы подобие нимба.

Затем священник, то и дело срываясь на крик, принялся рассказывать о том, как Самсон поймал триста лисиц, связал их хвост к хвосту, привязал по факелу между каждой парой хвостов, пустил на поля к флистимлянам и выжег «и копны, и пожатый хлеб, и виноградные сады, и масличные».

9
{"b":"877337","o":1}