Его очаровательная жена Тинка трудилась в построенном на скорую руку лазарете. На голове ее белел медицинский чепчик. Оттерев лапой выступивший на лбу пот, она окинула взглядом сотни пострадавших сусликов.

«Считаете, что у вас серьезные неприятности? — подумалось мне. — Ничего-ничего. Погодите, вот когда скушаете луковые колечки со вкусом бекона, тогда и узнаете, почем фунт лиха».

Плотники стучали молотками — сколачивали платформу для журналистов, чтобы те могли сфотографироваться в полный рост на фоне объятой пламенем горы.

Мэр стоял перед оператором и беседовал на камеру с репортером, одетым в костюм и галстук. Стояла полуденная жара, и репортер в этом наряде выглядел совершенно несчастным.

Я направился к горе Беллиэйк. Когда я проезжал по Мейн-стрит, то увидел, как выгружают биотуалеты и огораживают оранжевыми конусами парковку — подготовка к ежегодному фестивалю «Вспомним старые деньки» шла полным ходом.

Я застал Чаза за прослушиванием музыки. Чтобы попасть в его квартиру в глубинах заброшенного золотого рудника, мне пришлось сперва миновать телохранителей, а затем и заграждение из спиральной колючей проволоки.

Чаз пребывал в дурном расположении духа, то и дело пролистывая композиции на своем айподе. Он повернулся ко мне и сказал, что айпод набит под завязку песнями «роллингов». Общался он со мной цитатами из песен. Некоторые из них он знал наизусть, в том числе «А Whiter Shade of Pale» группы Procol Harum.

Когда я спросил Чаза, почему он не хочет воспользоваться естественными преимуществами, которыми одарила природа его армию, суслик принялся отбивать лапой ритм и затянул:

— «Cause I try and I try and I can’t get no satisfaction»[10].

— Кто еще на свете роет туннели лучше вас? — не сдавался я. — Да вы можете вырубить все электрические кабели. А когда вы стреляете в людей из этих крохотных пукалок, вас даже не замечают.

Мои слова задели Чаза за живое. Он засунул наушники поглубже в уши и немузыкально заорал:

— «Don’t hang around cause two is a crowd…»[11]

Супруга Чаза Тинка в этот момент находилась в гостиной и смотрела повтор популярного сериала о жизни богатых британских аристократов. В этом сериале все мужчины с утра до вечера ходили в костюмах с галстуками и при этом практически не присаживались. Данная серия, по всей видимости, была особенно печальной, поскольку я заметил, когда проходил мимо, как Тинка сдавленно всхлипнула и промокнула глаза бумажным платком. Подняв на меня взгляд, жена Чаза предложила чаю и булочек с малиновым джемом, но я вежливо отказался.

Она снова повернулась к гигантскому телевизору, покачала мохнатой головой и вздохнула:

— Ох, у меня прямо сейчас сердце разорвется. — Произнесла она это с идеальным выговором британской аристократки.

Стены библиотеки Чаза были отделаны дубовыми панелями. Над исполинских размеров столом висела картина английского художника восемнадцатого века, изображавшая охоту на лис. Сбоку на столе тускло поблескивала латунная табличка с выгравированными на ней словами «На вершине — одиноко».

Бесчисленные шкафы из «Икеи», которые, по словам Чаза, пришлось собирать аж целых три недели, были забиты аудиокнигами, причем произведения Джудит Кранц стояли особняком, видимо, как особо любимая и почитаемая часть коллекции. В собрании Чаза нашлось место и всем семи романам Пруста из цикла «В поисках утраченного времени», и нескольким книгам Тома Клэнси, и многочисленным журналам «Нэшнл джеографик», аккуратно расставленным в хронологическом порядке. Чаз мне признался, что любит рассматривать иллюстрации и фотографии.

— «I met a gin soaked barroom queen in Memphis…»[12] — покачивая головой, запел Чаз.

— Довольно, — бросил я.

Одну из стен полностью покрывали плакаты с изображением женщин — легенд рок-н-ролла.

Каждый из постеров был подсвечен светодиодной лампочкой. Тут нашлось место и невероятно стройной, демонстрирующей обнаженную ножку Арете Франклин из шестидесятых, и мертвенно-бледной моднице Джони Митчелл, и многим, многим другим.

Чаз посетовал, что однажды летом хотел отправить самого себя экспресс-почтой на выставку «Героини рок-н-ролла», которую проводили в Кливленде, но, к сожалению, не смог найти никого, кто согласился бы на роль получателя посылки. Кораль сусликов признался, что страстно желал увидеть платья, которые носили Дженис Джоплин и Шер, упомянув, что его жена без ума от туфелек на высоком каблуке, принадлежавших Тине Тёрнер.

— Эх, жаль, что в те времена мы еще не были с тобой знакомы, — вздохнул Чаз и, повернувшись, уставился на заключенный в раму портрет Карен Карпентер, стоявшей в свете рамп.

Прежде чем я успел остановить Чаза, он запел песню Карен:

— «Something in the wind has learned my name, and it’s tellin’ me things are not the same…»[13]

Я устремил испепеляющий взгляд на хрустальную люстру под потолком и выругался себе под нос.

Оборвав песню, король сусликов поднял лапу и указал на огромный масляный портрет фолк-трио Peter, Paul & Магу. Картина висела в алькове, и ее заливал мерцающий свет ароматических свечей. В комнате стоял запах лаванды.

Расплывшись в улыбке, Чаз во весь голос принялся горланить:

— «Puff, the magic dragon lived by the sea… And frolicked in the autumn mist in a land called…»[14]

— Хватит! — рявкнул я, протянул руку, выдернул у Чаза из ушей наушники и спрятал их у себя в кармане. — У тебя полно дел. Значит, так, давай поговорим о том, как вы роете ваши туннели.

Во Вьетнаме, в пригороде Сайгона Кути мы пытались залить вырытые вьетконговцами подземные туннели горячей смолой, но результаты не впечатляли. Чего мы только не делали: и газ туда закачивали, и воду, и гранаты бросали. Сколько пожарных цистерн слили — всю впустую.

Я сказал Чазу, что у него в логове воздух приятен и свеж, хотя ожидал, что тут будет вонять, поскольку рядом сотни жилищ других сусликов, причем все норы связаны между собой, а вентиляционная система на всех одна.

Я поделился воспоминаниями о блиндажах и укрытиях из мешков с песком, заверив Чаза, что стоявший там запах мало напоминал ароматы парфюмерного магазина.

Судя по выражению мордочки короля сусликов, мой комплимент его удивил. Оно и понятно, поскольку я вечно ехидничал и насмехался над ним, рассказывая анекдоты про лилипутов и байки о том, как видел в Сайгоне вылезавших из канализации крыс размером с кокер-спаниелей.

Суслики терпеть не могут, когда их сравнивают с другими грызунами, полагая себя самыми умными, красивыми, интеллигентными представителями своего отряда на планете. Кто еще строит такие красивые жилища? Кто еще может похвастаться столь сложной и во всех отношениях совершенной социальной структурой? Чаз уверял меня, что где-то в Техасе существует колония сусликов, которая даже древнее самого Рима.

Чаз прошелся по своей библиотеке и задумчиво сунул лапу в перевернутый мотоциклетный шлем «харлей-дэвидсон», до краев заполненный фисташками.

Король сусликов подбросил орешек к потолку, проследил взглядом за тем, как он отскочил от люстры, и поймал его ртом.

Затем, повернувшись ко мне, Чаз пояснил, что у них, сусликов, есть отдельные спальни, отдельные детские и отдельные кладовые. Зимы они предпочитают проводить в специальных логовищах, которые выкопаны глубоко-глубоко — у них это аналог нашей зимовки в теплых краях. Кроме того, во всех стратегически важных местах неподалеку от входов в туннели неглубоко под землей имеются дозорные посты.

Почесав лапой голову, Чаз принялся читать мне лекцию о том, что они специально роют входы в норы таким образом, чтобы усиливать перекрестную сквозную циркуляцию воздуха. Конвекционный поток воздуха попадает в систему туннелей через одно отверстие в земле, а выходит через другое, расположенное уровнем повыше. При этом отверстия в земле проделывают таким образом, чтобы теплый и потому более легкий воздух выходил быстрее.