— И все это мы строим с помощью вот этого. — Он выставил вперед лапы и растопырил когти.

Чаз пояснил, что в соответствии с имеющимися стандартами расстояние между норами в сусличьих городах должно составлять ровно десять метров пять сантиметров. Расположишь свою нору ближе — тебя объявят отступником-анархистом, подрывающим устои, и отселят — будешь жить один. Суслики — существа на редкость склочные, но тем не менее страх перед одиночеством творит чудеса, и потому строительные нормативы никто не нарушает.

Потом меня повели на небольшую экскурсию. Мы проходили мимо отверстий в земле, сквозь которые в туннель проникали столбы солнечного света. Во все стороны от основного туннеля отходили ответвления — все идеально круглой формы, напоминавшие депо. Несколько раз меня едва не задели — сверху, с поверхности земли, к нам в туннель спрыгивали суслики и бегом уносились прочь.

Я услышал над головой дружный гомон, напоминавший гавканье, и Чаз, повернувшись ко мне, пояснил, что дозорные подняли тревогу: в непосредственной близости от местообитания колонии уже второй день подряд замечают какого-то парня в синей рубахе.

— Ты его случайно не знаешь? — спросил Чаз.

— Знаю, — кивнул я. — Я и вправду видел его неподалеку раза два на этой неделе. Этот сопляк работает в магазине запчастей и таскает повсюду с собой пневматический пистолет. Не беспокойся, полиция, если что, за ним приглядывает.

— Домой он отсюда пойдет пешком, — улыбнулся Чаз. — Мы прогрызли колеса на его велосипеде.

— Вот! — поднял я палец. — Именно об этом я тебе и толкую. Вам зачем природа дала такие пре красные резцы? Вот, к примеру, вам не нравится лыжный курорт.

— Он омерзителен, — кивнул Чаз.

— Ну так сгрызите его.

— Там охрана. А у охраны — оружие.

— Ну так оно есть и у вас. Займись делом, главнокомандующий. Клинт Иствуд вообще одной ложкой продолбил себе туннель из Алькатраса[15].

Я протиснулся сквозь свисающие с потолка корни растений. Мимо прополз паук размером с пони. Затем послышался оглушительный гомон, перемежавшийся с глухим кряхтеньем. Я увидел хорька с повязкой на глазах, лапы которого были привязаны к бугрящейся выступами стене. Его допрашивали двое сусликов в темных очках. Под потолком покачивалась ослепительно яркая лампочка.

— Не беспокойся, — быстро произнес Чаз. — Зададут пару вопросов и отпустят.

Вскоре туннель вывел нас на поверхность, и я зажмурился от солнечного света. Чаз жестами приказал мне затаиться и указал на металлический резервуар, установленный в кузове припаркованного рядом грузовика. От грузовика тянулся широкий шланг насоса, конец которого исчезал в одной из сусличьих нор.

На мохнатой мордочке Чаза появилась ухмылка. Он мне подмигнул.

Водитель грузовика дернул за рычаг, и шланг за ходил ходуном. Застучали комья сухой земли. Внезапно шланг выгнулся, словно гигантская змея, и содрогнулся в конвульсиях. Компрессор грузовика засвистел: в шланге возник затор. Водитель выдернул шланг из норы, а вместе с ним и с десяток голосящих сусликов, вцепившихся передними лапами в шар из веточек и травы, которым они закупорили трубу.

Водитель закричал и отпрыгнул, охаживая себя руками так, словно на него набросился осиный рой. Схватив ветку, он принялся тыкать ею в сусликов, но те спрыгнули на землю с ловкостью спецназовцев, высадившихся на крышу дома бен Ладена в Абботтабаде.

Два суслика вцепились зубами в лодыжку водителя.

Мужчина повалился ничком на землю и завыл сопрано. Он словно пытался исполнить арию из «Мадам Баттерфлай» на манер йодля. Водитель попробовал уползти прочь, а суслики никак не хотели отпускать его ноги, напоминая участников ярмарочного конкурса на скоростное обгладывание кукурузных початков.

В этот момент еще одно подразделение сусликов, одетых кто в красные банданы, кто в черные костюмы ниндзя, ухватилось за край шланга и воткнуло его мужчине в задницу.

Водитель завыл белугой, а шланг извивался и бился, словно гигантская голодная минога, вцепившаяся в вырывающуюся жертву. Бедолага попытался встать и спастись бегством, но шланг всякий раз валил его на землю. Водитель поднялся и снова рухнул, в отчаянии скребя землю ногтями.

Чаз бросился к пульту управления насосом. Добравшись до рычага, он врубил компрессор на полную мощность.

После этого суслики брызнули в стороны и с безопасного расстояния принялись наблюдать за происходящим. Насос выл, свистел, издавая жуткие хлюпающие звуки. Рубаха слетела первой. За ней последовали штаны. Потом тяжелые ботинки и носки водителя.

Вскоре водитель уже несся вприпрыжку прочь, петляя меж холмиков-норок поселения сусликов. Он был бос, а из одежды на нем остались лишь семейные трусы в горошек да бейсболка. Забавы ради мужчину преследовали несколько собратьев Чаза, так и норовя вцепиться ему в пятки.

Вернувшись домой, я закончил разбирать объявления и рекламу, после чего набросал черновик статьи о туристах, натолкнувшихся на медведя неподалеку от золотого рудника. Затем оплатил пару счетов. Оставил на проявку в фотолаборатории две пленки «кодак». Приготовил на портативной плитке ужин и налил себе выпить. Подумал, не выкурить ли сигарету, но вместо этого отправил в рот жвачку с никотином.

Включил телевизор — там показывали новости о войне, — отрубил звук.

Отрегулировал угол наклона спинки кожаного кресла, сел и попытался задремать, прижав бокал к груди. Да, виски порой помогал уснуть, хотя, по большому счету, мне не следовало потреблять алкоголь. В сочетании с лекарствами порой это давало неожиданные результаты.

В последнее время воспоминания в голове всплывали, словно кадры с кинопленки, без всякой последовательности и контекста, будто мое сознание представляло собой цистерну, дававшую время от времени течь. Почесав нос, я подумал о том, что сетчатый забор вокруг строящегося курорта походил на заграждения из колючей проволоки, напоминавшие огромные игрушки-пружинки, растянутые между бамбуковыми шестами, что влажно поблескивали на тропическом солнце. Я вспомнил, как на моей грязной ладони белели таблетки мефлохина от малярии.

Прошлой ночью я проснулся и понял, что меня мучает вопрос о мине «клеймор». Я терзался им, пока, шаркая, шел в туалет и смотрел в унитаз, размышляя о том, что тело отказывается меня слушаться. Сколько же весит «клеймор»? Полтора килограмма или два? Наутро я отправил запрос в городскую библиотеку, отметив, что ответ мне нужен как можно быстрее, поскольку эта информация требуется для статьи, над которой я работаю. А может, я уже отправлял этот запрос раньше? Моя голова напоминала мне огромную книгу с кучей закладок.

Не раскрывая глаз, я хлебнул виски, испытывая странное ощущение от надвигающегося опьянения. Кажется, доктор Нгуен меня об этом предупреждал. Кусочки льда в бокале позвякивали, словно колокольчики, напоминая звук музыки ветра, сооруженной нами из берцовых костей мертвого солдата Вьетнамской народной армии, обнаруженного в подземном туннеле, набитом мешками с контрабандным рисом, по которым сновали крысы.

Я пил и размышлял о Вьетнаме. О склонах гор, поросших тропическими лесами, под раскидистыми ветвями которых царил вечный полумрак. С высоты можно было видеть, как по бескрайнему ковру джунглей змеились поблескивающие трещины рек, что несли бурые воды мимо крошечных деревушек, которые терялись в этом бескрайнем океане зелени.

Я зажмурился, и передо мной поплыли искры — наверняка это все из-за алкоголя. Перед моим мысленным взором предстала грунтовая дорога, над ней в солнечных лучах клубилась пыль. До Куангчи — час хода. Обочины изрытой колесами и гусеницами дороги завалены мусором. Уткнувшись передним бампером в канаву, стоит брошенный армейский грузовик. А вот перевернутый военный джип, зеленая краска выгорела и посерела. Джип лежит на целой груде каких-то обломков, которые уже не поддаются опознанию, — что-то измятое, ржавое, местами покрытое буквами, часть которых сожрало пламя. Дорога проходила через скучные, невзрачные деревеньки с тощими псами и свиньями и еще более тощими детьми, выглядывавшими из хижин без дверей. Взрослые отсутствовали.