Из ушей Чаза торчали беспроводные наушники, работавшие от айпода, закрепленного на лапе с помощью липучки. Его величество был в футболке с изображением участников группы Jefferson Starship, причем на месте рта солистки зияла дыра, отчего казалось, что Грейс Слик на меня кричит. На голове чернел берет с эмблемой Сусличьей народной армии. Присев на край норки, одной из сотен, что выкопаны по всему городу с разведывательными целями, Чаз принялся чистить М-16, время от времени с улыбкой поглядывая на меня.
Голова шла кругом. В ушах звучали знакомые голоса, один из которых снова закричал: «Дристня!»
— Сегодня мы пойдем в атаку на четвертую стартовую зону в гольф-клубе, — сообщил мне грызун будто бы между делом и направился в сторону только что севшего крошечного транспортного вертолета «чинук», повисшие лопасти которого все еще продолжали медленно вращаться.
Через несколько минут король сусликов выбрался из «чинука» и вперевалочку направился ко мне. Он едва шел под весом взваленного на себя оружия. Такой пестрой коллекции армейского снаряжения я в жизни не видел. На бронежилете имелось около десятка карманов на молниях, до отказа набитых всякими самыми современными военными штуковинами. В лапах он держал снайперскую винтовку, со стороны чем-то напоминавшую вертикальный пылесос. Мне подумалось, что это AWC G2 под натовский патрон 7.62x51, но уверенности в этом не было. «Ну и морока, наверное, чистить такую бандуру», — мелькнула мысль.
К поясу Чаз прикрепил три запасных магазина на двадцать патронов. Суслик был в каске, кожаных перчатках и десантных ботинках.
Я сказал Чазу, что у меня куча важных дел, надо готовить свежий номер газеты, а его вчерашнее приземление на лобовое стекло моего пикапа спутало мне все планы. И это помимо того, что я практически не спал, а лекарства, которые я сегодня принял, действовали как-то странно. При этом я признал, что, к величайшему сожалению, склонен поверить в его, Чаза, существование.
— Знаешь, что я тебе скажу? — промолвил я, стоя на Мейн-стрит и глядя по сторонам. Несколько шаров перекати-поля, которые мчались, подскакивая по тротуару, резко свернули вправо и замерли на пороге магазинчика Аманды Вандерклоссен, торговавшей средствами для ароматерапии. — Сделай одолжение, больше здесь не появляйся. Если люди увидят, что я разговариваю с сусликом, мне конец. Придется убираться из города.
Чаз поплелся прочь. Походка у него была в точности как и у всех остальных сусликов, когда они перемещаются на задних лапах — со стороны кажется, что их мучает артрит. Вдруг он обернулся, встал на колено и, вскинув оружие, прицелился в голубую пластиковую фигурку гномика, которую кто-то давным-давно поставил под поилкой для птиц. Раздался выстрел, и бородатая статуэтка в тирольской шляпе разлетелась в клочья, оставив после себя облачко белой пыли.
Чаз снова самодовольно улыбнулся и произнес:
— Загляну завтра, когда у тебя настроение будет получше. У меня для тебя есть еще один сюрприз.
В ящике стола я обнаружил древний пончик, очерствевший до состояния окаменелости. Сжевав его и запив выдохшимся имбирным элем, я почувствовал, что мой мозг получил достаточно глюкозы, и я заставил себя заняться делом.
Во-первых, мне предстояло закончить статью о корове, убитой марсианами, после чего взять интервью.
Ради этого интервью мне пришлось сесть за руль и отправиться в гольф-клуб, являющийся частью горнолыжного курорта, который вызывал возмущение большинства местный жителей. Дело в том, что позвонила женщина и сказала, что ее мужа оштрафовали за стрельбу в городской черте. Мол, он стрелял в сусликов, а это в наших краях не такая уж и редкость.
Огромная территория, выделенная под застройку тысячи двухсот домов, была огорожена деревянным забором, в котором имелись лишь одни ворота — красивые, из кованого железа, украшенные гигантским логотипом «Золотого ущелья». На въезде сразу бросалась в глаза внушительных размеров клумба с цветами, окруженная вкопанными в землю колесами, в точности такими, какие стояли на фургонах колонистов-первопроходцев, только спицы покрыты лаком, а ступицы окованы латунью. Рекламная вывеска над всем этим гласила: «Здорово, народ! Дан старт продаж наших образцовых домов!»
Когда-то здесь щипали травку коровы, тут находилось тихое пастбище — часть ранчо старика Вурхорста. Теперь лишь местами виднелись островки тополей да сосен, оставленных исключительно из эстетических соображений. Все остальное сровняли с землей бульдозерами. Моему взору открылись бетонные дорожки и тупички. Из припаркованных грузовиков разгружали рулоны живых газонов и гонт.
В отдалении на склоне холма, возвышавшегося над недостроенным зданием гостиницы, я увидел еще один забор, — я так понял, это чиновники из Бюро землепользования огородили место, где рабочие обнаружили захоронение индейцев. Федералы уже приступили к археологическим изысканиям и распорядились на время свернуть строительные работы, сославшись на закон о защите и репатриации могил коренных американцев.
На КПП я помахал представителю службы безопасности в униформе. Выглядел он как охранник из торгового центра. Несмотря на то что в воздухе еще висела мелкая белесая строительная пыль, сквозь эту дымку можно было разглядеть вдалеке постепенно обретающее форму поле для гольфа. По рельефу уже не составляло труда понять, где сделают пруды, а где препятствия и бункеры. Успели подготовить и площадку под загородный клуб, куда, как я слышал, уже выписали шеф-повара из Денвера. Уже начерно возвели стены кинотеатра, и теперь рабочие трудились над вычурными фронтонами развлекательного комплекса и конференц-центра. Вдалеке возвышалось исполинское здание гостиницы, а ее незаконченная, крытая шифером крыша, довлеющая над окружающим пространством, казалась украшением огромного праздничного торта.
Я припарковал свой пикап у большого бунгало, перед которым на дорожке лежали разобранные детские качели. За домом трудился небольшой экскаватор, прокладывавший велосипедную дорожку. Я достал из кармана бумажку, развернул ее и сверился с адресом.
Из дома показалась блондинка в облегающей футболке и невероятно короткой джинсовой юбке. Увидев меня, она вяло улыбнулась и отсалютовала чашкой с кофе.
Без умолку болтая, размахивая руками и постоянно прихлебывая кофе, Аманда Левандовски поспешила к моей машине и пригласила меня в дом. Там она принялась сбивчиво рассказывать о том, как ее муж недавно устроился на работу в «Золотое ущелье». Прежде чем сделать паузу и перевести дыхание, она посетовала на то, как сейчас сложно найти приличную должность.
Чтобы налить себе еще кофе, Аманда отправилась на кухню. Я обратил внимание на ее ногти небесно-голубого цвета. Откуда ни возьмись появилась собачка размером с хомяка — белая, со вздернутым носом. Она подошла ко мне и принялась фыркать на мою ногу.
— Я сказала мужу, что хочу с вами поговорить, и Эд не стал возражать, — сказала Аманда Левандовски, направляясь в гостиную.
Я проследовал за ней.
На белом берберском ковре стояла куча нераспакованных коробок. На каминной полке красовались фотографии четы Левандовски. Практически на всех снимках парочка была запечатлена под открытым небом — то на мотоциклах в пустыне, то на лыжах, то в байдарке, то в пляжных нарядах и масках для подводного плавания на лодочном причале. В углу комнаты стоял велотренажер, заваленный бельем.
— Эд считает, что полиция перегибает палку, — продолжила Аманда. — Он подумал, что вы все равно так или иначе напишете о случившемся. Ну, вы ведь выпускаете колонку, где рассказываете о разных происшествиях… Вот поэтому я и позвонила. Мы ведь только сюда переехали, и не хотелось бы с самого начала производить такое… ну… — Она дернула плечом. — Не самое приятное впечатление. Я очень вам признательна за то, что вы нашли возможность приехать. Я регулярно читаю вашу газету, ни одного номера не пропускаю.
Она подозвала к себе собачку, взяла на руки и принялась расчесывать ее белые кудряшки длинными голубыми ногтями.