Рядом с ботинком Виллема лежал один из двух изогнутых кинжалов — подарка Ричарда. На удивление, крови на лезвии было совсем немного. От этого факта тоже отчего-то становилось дурно.

Учёный продолжал самозабвенно гладить седые волосы коллеги. Убитый же им человек, казалось, мужчину совсем не смущал.

— Тебя Ричард научил так красиво рубить людей? — Уже придя в себя и встав на ноги, горько спросил Исая.

Виллем кивнул утвердительно.

— Ещё он сказал, что у меня явно талант первоклассного убийцы. Я бы мог стать хорошим воином.

— Как же хорошо, что ты выбрал вместо этого служить науке! — Воскликнул вдруг врач.

Виллем иронию понял, но предпочёл проигнорировать.

— Мальчик мой, — очень-очень ласково произнёс учёный, — я лишь хотел тебя защитить. Поверь мне, всё, чего я хочу — это помочь тебе. И, если понадобится, я весь мир ради этого уничтожу.

— Вы только послушайте его! Мир, ради блага которого мы жили! Ради которого провели годы в исследованиях, не спали по ночам, искали ответы… Я ведь пошёл за тобой, Виллем, я верил в то, что ты хочешь принести пользу обществу, в котором мы живём. Что мы с тобой одной породы, с одной целью, и цель эта — служение другим людям! Я всё свободное от работы время тратил на помощь тебе ради этой, как мне казалось, общей нашей мечты: сделать мир, наш с тобой мир, лучше! Я просто… Я не знаю, что тебе сказать. Нет, знаю. Мне отвратительны твои нынешние убеждения. Мне отвратителен ты. Я был тебе предан, верен, я никогда в тебе не сомневался, восхищался твоими взглядами. Что случилось? Неужели тебе вдруг стало на всех плевать?

— Не на всех, не говори так, — Виллем попытался ухватиться за пятившегося назад Исаю, но тот лишь резко его оттолкнул от себя.

— Не трожь меня. Я не хочу иметь ничего общего с человеком, высказывающим столь мерзкие идеи. Я клялся всегда помогать всем, кто в этом нуждался. Этот человек, которого ты убил, ты хоть знаешь, кто он? Как его зовут? Я знаю! Я вылечил однажды его дочь, а теперь она осталась расти без отца. Его жена, Амелия, каждый четверг приходила ко мне за травами. Теперь, пожалуй, вместо этого она будет рыдать на могиле. Он был ослеплён яростью, но мы должны были ему помочь, Виллем, помочь, а ты убил его!

— Он собирался убить тебя. Что я мог сделать?

— О, — в истерике Исая вдруг расхохотался, — что же, с твоими навыками первоклассного убийцы, ты мог, положим, оглушить его, обезвредить, связать, а потом мы бы вместе придумали, как ему помочь! Но ты ведь даже не подумал об этом. Даже после совершённого не раскаялся, не понял даже потом. И если бы я не сказал сейчас об этом, ты бы и дальше думал, что не было другого выхода! Первое, что пришло тебе на ум — убийство! И после этого ты ещё осмелился мне сказать про уничтожение всего мира? И ради чего? Ради кого? Ради меня! Да пусть сгорю я в пламени Темнейшего, если моя жизнь стоит того!

— Исая, — Виллем попытался унять нервную дрожь и говорить спокойно, — я понимаю. Но в тебе сейчас не твои эмоции, это всё магия Хаоса, она заставляет тебя так злиться. Прошу, давай успокоимся. Я признаю свою вину, прости, но для меня твоя жизнь намного ценнее всего, на чём стоит свет. Если я виновен, то только в том, что… — Он вдруг запнулся, — что дорожу тобой. И слишком боюсь тебя потерять. Я никогда не смогу себя простить, если с тобой что-то случится. Ты ведь знаешь, что я только для этого учился владеть оружием. Чтобы охранять тебя.

— Прекрасно. Теперь у меня есть свой личный сторожевой пёс, — глаза Исаи полыхнули огнём, а тон вдруг стал слишком ледяным. Виллем весь съёжился под этим убийственным взглядом, — только вот знаешь, со мной уже что-то случилось, и ты никак этого не исправишь. А теперь ещё и всё, ради чего я жил, ты просто… Разрушил. Мой святой долг — служить людям. Запомни, Виллем, запомни это навсегда.

Резко развернувшись, Исая, чётко чеканя каждый шаг, словно в победном марше, вышел из комнаты, оставив Виллема одного в комнате с убитым.

***

Дангер, опустившись на колени, придерживала обмякшее тело друга. Целитель, к которому они пришли в надежде получить помощь, отказывался их пустить даже на порог.

— Поверьте, я прекрасно знаю, что творится в Орене. И мне безмерно жаль вашего друга. Но, прошу вас, уйдите, я уже давно не у дел, с тех самых пор, как меня с позором изгнали, лишив полномочий и назначив за меня награду в сотню золотых! Вашему другу поможет теперь лишь Создатель, если так ему будет угодно. Уходите, скоро вернётся моя жена, я не хочу, чтобы она это видела… Вы ведь и её подвергаете опасности, она слабая женщина, я не хочу, чтобы она заболела!

Дариэль злобно сжал кулаки. Казалось, ещё секунда, и он начнёт силой выбивать из трусливого целителя помощь. Где-то в глубине души его моральные принципы протестовали, говоря, что бить стариков — занятие неблагородное и недостойное потомка древнейшего рода эльфов. Однако Хаос заглушал мораль, твердя, что ради самого родного для него человека можно и прибегнуть к насилию над теми, кто на порядок слабее.

Дангер беспомощно убирала с мокрого лба Аарона спутанные прядки волос. Её почему-то пугало, что некогда пушистые чёрные кудряшки теперь больше напоминали старую мочалку. Отчего-то для неё эта маленькая деталь слишком сильно придавала парню сходство с покойником. Сломанным, безжизненным, серым… Она неуклюже провела рукой по щеке больного, пытаясь оттереть какое-то пятно, в жалкой попытке привести друга в лучший вид. Однако из-за этого неловкого движения одна из язв вновь открылась и начала кровоточить.

Виллем молчал. Мириэла молчала.

Целитель продолжал умолять их убраться поскорее.

— Но куда мы пойдём? — Всхлипнула Дангер, — мы добирались до вас слишком долго, кругом лес! Он ведь умрёт, мы не успеем… Пожалуйста, помогите, ради Создателя, мы сделаем что угодно, что попросите!

Но старик был непреклонен, продолжая твердить, что он уже давно не принимает больных.

— Но ведь у вас есть лекарства. Тогда хотя бы скажите нам, что сделать, если не хотите марать собственные руки, — прорычал Дариэль. Кажется, вокруг даже немного потемнело. Или показалось?

Целитель покачал головой.

— Даже если я дам лекарства, нет никакой гарантии, что они ему помогут. И вы не сможете ничего сделать, вы не изучали медицину! Эти лекарства могут понадобиться мне или моей жене, я не собираюсь их переводить на того, у кого почти нет шансов…

— Достаточно, — вдруг рявкнул Виллем.

Казалось, что он подлетел к старику в один невесомый шаг, не смотря на то, что расстояние, на котором он стоял, было довольно значительным. Схватив целителя за грудки, Виллем почти что поднял его над землёй. Старик испуганно выдохнул.

— Ты, жалкое, ничтожное, трусливое, мерзкое человеческое отродье… Всем своим существованием ты позоришь свою профессию. Зачем ты лечил людей? Ради положения в обществе? Хотел, чтобы тебя уважали, боготворили, носили подарки? Ты грёбаная эгоистичная мразь, если это так. Ты не заслуживаешь ни малейшего уважения. Ты, ты должен был помогать обществу, в котором живёшь! Служить людям — твой святой долг, ради которого ты должен хоть сам издохнуть, как последняя скотина, но помочь! Как смеешь ты вообще зваться целителем, если так не считаешь? Неужели ты ставишь себя вровень с теми, кто готов был пожертвовать всем ради спасения других? Знаешь, я не столь добросердечен и мягок, как эти ребятки. Я убью тебя. А потом и твою жену. Сначала, наверное, её, у тебя на глазах, очень изощрённо, чтобы ты помучился.

Воцарилось напряжённое молчание. Старик перестал дёргаться в крепкой хватке и затих, не дыша. Потом, шумно вздохнув, пригласил всю компанию войти в его дом. Только после этого Виллем, успокоившись так же неожиданно, как и вспыхнув, аккуратно поставил дряхлое тело на место, педантично разгладил складки на одежде в том месте, за которое схватил, и произнёс бодрым тоном:

— Вот и славно. Дангер, дорогая, положи парнишку на кровать.

Темнело.

Надо отдать ему должное, Амбрий действовал довольно резво и со знанием дела. Он сразу же принялся сбивать жар и обрабатывать ранки. Потом залил едва пришедшему в сознание Аарону в рот какую-то жидкость, от которой он поперхнулся и закашлялся, согнувшись на кровати пополам.