– Ты… – Я делаю глубокий вдох. – Я тебя не заслуживаю.

– Просто позволь мне быть рядом.

Мама переводит взгляд с меня на него и обратно.

– Спасибо.

Калеб Торн – это явление, которого я не заслуживаю, и я знаю, что, покуда я жива, я не стану достаточно хороша для него.

Прошла неделя с тех пор, как Форреста похоронили, но я так и не могу свыкнуться с мыслью, что его больше нет. Это какая-то жестокая, извращенная шутка.

Непрекращающийся стук молотка за забором похож на барабанный бой. Тайер мастерит домик на дереве. Вооружившись кексами из песочного теста, я направляюсь к нему на задний двор.

– Привет, – тихо говорю я, боясь нарушить его рабочий настрой. – Я подумала – вдруг тебе захочется перекусить.

Он стоит на коленях на земле и смотрит на меня как на незнакомку. У него такое же сердитое и угрюмое выражение лица, как в день нашего знакомства.

– Я не хочу кексы.

Я пожимаю плечами, не позволяя его грубым словам меня оттолкнуть.

– Тогда я занесу их в дом. Может, тебе потом захочется.

– Нет.

Я не спорю. Я знаю, что это бесполезно.

– Тебе нужна помощь?

– Нет.

– Ну, если что…

Он опускает молоток. Его брови нависли над глазами, он разгневан.

– У меня такой вид, будто мне нужна твоя помощь, Салем? – Я пытаюсь возразить, но он продолжает: – Все, что ему было нужно, так это дурацкий домик на дереве, а я все откладывал и откладывал… а теперь… – Он срывается, рыдания сотрясают его тело. – Я…я хочу, чтобы у него появился этот домик, даже если уже слишком поздно.

– Еще не слишком поздно, – шепчу я. Мне безумно хочется протянуть руку и положить ему на плечо, но что-то меня удерживает. Он поднимается, заполняя собой пространство.

– Не слишком поздно? Мой сын мертв. Если это еще не слишком поздно, то я не знаю, что тогда. Но я все равно это сделаю. Где бы он ни был, пусть он знает, что мне жаль, что я люблю его и что я построю ему такой домик на дереве, которого он заслуживает.

– Тайер… – Я тянусь к нему, но он отшатывается от меня прежде, чем я успеваю к нему прикоснуться.

– Нет. – Он вскидывает руки, как будто преграждая мне путь. – Нет.

Он опускается на колени на землю, спиной ко мне, и я знаю, что меня исключили.

Любимый мужчина ускользает из моих рук, как песок, а мне остается лишь за этим наблюдать.

Проходит несколько дней. Четыре утра, а я за всю ночь не сомкнула глаз.

Я выскальзываю из постели, набрасываю на себя кое-какую одежду и тихо выхожу из дома, направляясь к Тайеру.

В подвале кромешная тьма, и от этого нестерпимо больно. Я знаю, что не должна принимать это близко к сердцу, но я чувствую, как Тайер от меня отдаляется.

Поднявшись по лестнице, я испытываю шок от того, что вижу. Его родственники уехали всего три дня назад, и я уверена, что его родители ни за что не оставили бы дом в таком состоянии. Здесь царит бардак. Ковер в прихожей смят, и о него легко споткнуться, на кухне раковина переполнена, мусорное ведро давно не выносили, а Тайер…

Тайер лежит на полу, прислонившись спиной к кухонным шкафчикам. Рядом с ним пустая бутылка из-под ликера. На кухонном столе пепельница, полная сигарет, и здесь жутко воняет. Как в баре, который давно закрылся. Тайер стонет.

– Привет. – Я опускаюсь на корточки рядом с ним и осторожно убираю волосы с его лба. – Это я, Салем. Давай я тебя подниму.

Он снова стонет.

Я беру его тяжелую руку, оборачиваю ее вокруг плеча и обхватываю руками его торс. Я бы ни за что на свете его не подняла одна, но каким-то чудом ему удается поджать под себя ноги и оттолкнуться. Спотыкаясь, он выходит из кухни и едва не падает на стену в прихожей.

– Сколько ты выпил?

Нет ответа.

За подъем по лестнице с пьяным Тайером я достойна олимпийской медали. Да чего же тяжел этот мужчина! Мне удается затащить его в ванную и включить холодный душ. Я надеюсь, что это поможет ему протрезветь.

– Хочешь, чтобы я был голый? – произносит он заплетающимся языком, когда я стаскиваю с него футболку.

– Не в этом смысле, – бормочу я.

– Блин, какая же ты красивая. – Он гладит пальцем мою щеку. – Слишком миловидная для меня. Слишком молодая. Слишком хорошая.

– Тсс-с, – говорю я и бросаю футболку в корзину. – Мне нужно поставить тебя под душ.

– Я ублюдок, – продолжает он. – Я не был хорошим отцом. Я нехороший человек. Ты заслуживаешь лучшего.

Я опускаю голову.

– Это неправда.

– Правда.

Он плачет, и я чувствую, как мое сердце снова разбивается.

Я не знаю, сколько раз может разбиваться мое сердце. Кажется, оно больше не выдержит, но стойко продолжает получать удар за ударом.

Я спускаю до лодыжек его шорты, боксеры решаю оставить. Там нет ничего такого, чего бы я не видела, но мне хочется проявить к мужчине немного уважения, раз уж я собираюсь обдать его душем.

– Заходи. – Я толкаю его в душ и раздеваюсь до лифчика и трусиков. Вместе того чтобы встать под душ, он наблюдает, как я раздеваюсь, с несчастным, но голодным выражением лица.

– Я так сильно тебя люблю, – бормочет он, – но я для тебя недостаточно хорош.

– Не говори так.

Я еще раз подталкиваю его в сторону душа, и когда он видит, что я иду вместе с ним, ему становится легче. Ледяная вода обдает его спину и мочит волосы. Если он чувствует холод, то виду не подает. Его руки ложатся на мои бедра, пальцы залезают под край моих трусиков и останавливаются на изгибах моих бедер.

– Я должен тебя отпустить.

Я качаю головой, отгораживаясь от этих слов.

– Я хочу тебя. – Я обвиваю рукой его шею. – Я выбираю тебя.

Его карие глаза наполняются слезами.

– Почему?

– Что-то внутри меня подсказывает, что ты мой.

Он отводит взгляд.

– Ты слишком молода, ты еще ничего не понимаешь.

Я качаю головой.

– Не говори так. Это дерьмовый аргумент. Возраст тут ничего не определяет. Важно то, что в моем сердце, а не то, сколько мне лет.

Он прижимается лбом к моему, сжимает руками мои щеки. Я дрожу, и он протягивает руку и регулирует температуру воды.

– Мне нужно тебя отпустить.

– Нет. – Я говорю ровно, не желая демонстрировать боль, которую причиняют мне его слова. Я кладу руки ему на грудь и чувствую, как колотится его сердце. – Почему ты меня отталкиваешь?

– Потому что, – сухожилия на его шее напрягаются, – ты заслуживаешь большего. – Он повторяет то, что, по сути, сказал минуту назад.

– Большего, чем ты? – Я выгибаю бровь, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Его грудь опускается, плечи горбятся.

– Да, – неуверенно и виновато шепчет он. – Теперь я сломленный человек. – Его взгляд более осмысленный, туман опьянения рассеивается. – Не надо, чтобы я мешал тебе жить твоей жизнью. Поступи в колледж, путешествуй по миру, исследуй себя.

Мне хочется ударить его по голой, мокрой груди. Но я этого не делаю. Хоть кто-то из нас должен оставаться благоразумным.

– Это крайне эгоистично с твоей стороны.

– Чего? – Его растерянность настолько искренняя, что выглядит почти комично. Эти слова явно застали его врасплох. Ох уж эти мужчины.

– Я сказала, это эгоистично с твоей стороны. Думаешь, это из-за тебя я не учусь в колледже? Не путешествую? Не исследую себя, как ты выразился? – Он склоняет голову набок и прислушивается. – Еще до твоего появления я не планировала заниматься ничем из этого списка. Колледж не для меня. Я счастлива здесь, в этом маленьком городишке, я делаю свои свечи, работаю в мамином магазине, и если вдруг мне это разонравится, я придумаю что‐нибудь еще. – Я делаю глубокий вдох. – Но не смей, – выдавливаю я сквозь зубы, – даже на секунду подумать, что это имеет к тебе какое-то отношение. Ты – такой же мой выбор, как и желание остаться здесь.

Его губы прикасаются к моим, хотя я к этому совсем не готова.