Я снимаю длинное пальто (его смысл в том, чтобы и ногам было тепло) и вешаю на спинку стула. Он сидит на скамейке, на нем спортивные шорты и футболка с длинным рукавом, облегающая мускулистую фигуру.

– Ты меня ждал?

Странно, чтобы он встал так рано лишь для того, чтобы подождать, вдруг я появлюсь. Но я думаю о тех днях, когда мы только вернулись из Бостона. Каждый раз, когда меня мучил кошмар и я вскакивала ни свет ни заря, чтобы пробежаться, он ждал меня снаружи. Потом, когда я начала ходить в спортзал, он тоже всегда был со мной.

– Нет.

Я подхожу к нему, сажусь рядом с ним на скамейку и зашнуровываю кроссовки. Его бедро прижато к моему.

– Ты врешь? Ты всегда ждал меня после Бостона.

Он втягивает щеки и шумно выдыхает.

– Тебе не следовало бегать одной, – вот и весь его ответ.

– Я оставалась цела и невредима все годы до твоего появления. Ты не обязан…

– Дело не в безопасности. Хотя, конечно, и в ней тоже, – соглашается он и берет бутылку с водой. – В первую очередь мне не хочется, чтобы ты оставалась одна после всех твоих кошмаров. Ты заслуживаешь знать, что ты не одинока, что рядом есть тот, кто готов сражаться на твоей стороне во всех твоих битвах.

Кажется, я сейчас заплачу.

– Тайер…

– Не нужно ничего говорить. Вот почему я раньше не рассказывал тебе, что ждал тебя здесь. – Он пожимает плечами, ставит стакан с водой и встает. Он вытягивает руки, и я знаю, что он нервничает. Тайер из тех людей, кто совершает хорошие поступки просто потому, что они хорошие. Он не ищет похвалы. Он не такой. – Хочешь это обсудить? Какой кошмар тебе приснился?

– Я… сегодня ночью кошмаров не было. Я просто не могла уснуть.

– Почему? – с беспокойством спрашивает он.

Я перебираюсь со скамейки на пол и начинаю растягивать ноги.

– Я уверена, что мама что-то скрывает, и у меня чувство, что это что-то нехорошее.

Он колеблется, склонив голову набок.

– Например, что?

– Не знаю, в этом-то и проблема. Она мало спит и почти не ест. Выглядит напряженной и… напуганной. – Я подчеркиваю последнее слово. – Я у нее спрашивала, но она уходит от ответа, и я просто… ненавижу ждать, когда разразится катастрофа, понимаешь?

– Я тебя понимаю. Не представляю, что у нее происходит, но уверен, что она поделится, как только сможет.

Я опускаю голову и смотрю на свои фиолетовые легинсы.

– Надеюсь. – И, желая сменить тему, спрашиваю: – Как прошел День благодарения?

– Отлично. Я бы спалил этот дом, если бы не мама, которая готовила всю еду.

– Врунишка. – Я знаю, что он умеет готовить. Он ухмыляется и берет несколько гирь.

– А как твой?

– Отлично. Спокойно, без лишнего пафоса. Только мама, я, Джорджия и ее жених.

– Звучит мило.

– Так и было. – Я подхожу к беговой дорожке и останавливаюсь, прежде чем на нее ступить. – Ты не обязан этого делать. – Я хочу, чтобы он знал, что я не жду, что он будет вставать спозаранку каждое утро на случай, если мне приснится кошмар.

– Я знаю, – кивает он. – Но я хочу это делать. Так поступаешь всегда, когда тебе кто-то небезразличен.

– Поступаешь как?

Шоколадно-карие глаза скользят по моему телу.

– Находишь способ дать человеку понять, что он не одинок.

От его ответа у меня в горле ком. Я молча включаю беговую дорожку и бегу.

Но впервые за… возможно, всю жизнь я ни от чего не убегаю. А к чему-то бегу.

Через несколько дней после Дня благодарения мама приглашает нас с сестрой на обед. У Джорджии сегодня выходной, и я зуб даю, что она немного злится на это сообщение в семейном чате. Наверняка она предпочла бы заняться подготовкой к свадьбе, но, возможно, она, как и я, чувствует, что это важно, и принимает приглашение.

Я спросила у мамы, как же наш магазин, и она ответила, что его можно закрыть на час. В самый разгар рабочего дня. В разгар курортного сезона. В жизни не видела более яркого и ослепительного красного флага.

Укутавшись от холода (подумать страшно, что в ближайшие месяцы станет только холоднее), я выбираюсь на улицу и направляюсь к своей машине.

Моя машина, мой верный и надежный друг, именно сегодня решила не заводиться.

– Нет-нет-нет! – повторяю я и пытаюсь снова, но двигатель никак не заводится. – Ты шутишь?! – Я ударяю руль. – Не подводи меня, детка. – Вдруг она меня послушает, если я стану разговаривать с ней ласково? – Давай-давай. – Я осознаю, что обращаюсь с просьбой к неодушевленному предмету, но мне все равно.

Машина не внемлет моим мольбам. В окно стучат, и из моего горла едва не вырывается крик. Это Тайер. Он стоит, наклонившись к окну и нахмурив брови.

Я открываю дверцу:

– Машина не заводится, а у меня встреча с мамой и сестрой за ланчем.

– Я могу посмотреть, в чем там дело. Возможно, тебе нужен новый аккумулятор. Я еду в город с братом. – Мои плечи опускаются. – Можем тебя подвезти.

– Я не хочу причинять вам неудобства.

– Садись в фургон, Салем, – и он шире открывает мою дверцу.

Я с улыбкой выхожу и закрываю машину. Хотя кому взбредет в голову красть этот кусок железа?

Фургон Тайера уже стоит на подъездной дорожке, в воздухе клубятся выхлопные газы.

– Тебе придется ехать на заднем сиденье. – Он подходит сзади. – Лейт не настолько джентльмен, чтобы уступить тебе переднее.

– Хорошо. Я вообще не рассчитывала, что вы меня подвезете.

Его пальцы нежно поглаживают мои, когда он проходит мимо, тянется к задней двери и открывает ее для меня.

– Твоя машина не заводится. Я не такой мудак, чтобы бросить тебя здесь на произвол судьбы.

– Вряд ли это можно так назвать, – возражаю я, забираясь на сиденье. – Моя машина припаркована возле моего дома.

– Какая разница! – Он закрывает за мной дверь.

Сидящий впереди брат оборачивается и криво усмехается.

– Привет! – произносит он ровным, глубоким голосом. Он мягкий, как мурлыканье, как бархат. В отличие от хриплого и грубоватого голоса Тайера. – Я Лейт. – Он протягивает мне руку, пока Тайер садится в фургон.

– Салем. – Он жмет мою ладонь. Его рука мягче, чем у брата.

– Приятно познакомиться. – Его улыбка становится шире, и он не стесняясь меня разглядывает.

Тайер шлепает его по затылку.

– Перестань пялиться. Ей восемнадцать, она для тебя слишком юная.

Слишком юная для тебя.

Я знаю, что его брат младше его на несколько лет. Если я для него слишком юная, что тогда говорить о нас с Тайером?

Я пристегиваюсь ремнем безопасности и скрещиваю руки на груди. Я не хочу зацикливаться на его словах и придавать им слишком большое значение. Скорее всего, он сказал это, чтобы удержать своего брата от приставаний ко мне, но черт возьми, как же это больно. Тайер смотрит на меня в зеркало заднего вида.

– Где тебя высадить?

Я бормочу название ресторана. Лейт поворачивается ко мне:

– Скажи, каково это – быть соседкой этого кретина? – Он добродушно шлепает Тайера по плечу.

– Эм… – мычу я. – Это… э-э…

– Хватит ее допрашивать! – рычит Тайер. – И отверни от нее свою морду.

Лейт вздыхает и отворачивается.

– А тебе обязательно вечно изображать из себя старшего брата.

– Кто-то из нас должен вести себя ответственно.

Тайер поворачивает свой фургон на Мейн-стрит и тормозит у ресторана.

– Большое спасибо, что довез, – искренне благодарю его я.

– Мне было не трудно, Салем.

Я вылезаю из машины и иду к ресторану, чувствуя на спине его взгляд. Вскоре я слышу, как фургон отъезжает.

Войдя в ресторан, я сразу вижу маму и сестру. Джорджия неистово машет мне, я пробираюсь к ним между столиками и замечаю рядом с Джорджией стопку свадебных журналов. Иногда я чувствую себя какой-то недодевочкой, ведь я никогда не мечтала о свадьбе, в то время как моя сестра планировала ее еще с пеленок.

Быстро обняв маму и сестру, я устраиваюсь на сиденье рядом с Джорджией, так как сиденье рядом с мамой занято ее сумкой.