– Если ты заставишь меня и дальше смотреть, как ты возишь еду по тарелке, я покормлю тебя насильно. – У меня от его заявления отвисает челюсть. – Хорошо, ты уже на полпути к цели. – Он пытается отобрать у меня вилку, несомненно, чтобы запихнуть еду мне в рот.

– Ладно, ладно, – соглашаюсь я. – Я поем. – Я поддеваю вилкой запеканку и отправляю в рот.

Мама возвращается к столу расстроенная.

– У нас нет никакого десерта. Я в последнее время ничего не готовила и…

– Мам, – успокаиваю я ее, – все в порядке.

Она благодарно смотрит на меня и садится на свое место. Она заканчивает есть одновременно с нами и начинает собирать тарелки.

– Нет, позвольте мне. – Тайер встает, забирает у нее тарелку и кладет сверху свою, а затем и мою.

– Ох, не нужно вам этим заниматься, – настаивает она. – Вы наш гость.

– Мне не трудно. – Он уже на пути к раковине.

– Я ему помогу. А ты иди спать. – Я с беспокойством смотрю на ее темные круги.

Она не спорит, а это очередное подтверждение того, что она жутко устала.

Тайер относит посуду в раковину и еще раз благодарит ее за приглашение на ужин. Мы ждем, когда ее шаги стихнут наверху.

– Ужин был восхитительным, – говорит он, наливая в раковину воду.

– Спасибо. Мама не шутит, у нас всегда полно еды, так что не стесняйся заглядывать в любое время.

– Тебя беспокоит, что я плохо питаюсь? – Он выгибает бровь, как бы говоря, что это он беспокоится обо мне.

– У нас всегда остается лишнее, вот и все. – Я отмахиваюсь от настоящего вопроса, который он задает.

Он моет тарелки, передает их мне, я вытираю. Мама была счастлива приобрести посудомоечную машину, но каждый раз, когда она наконец в шаге от того, чтобы ее купить, неизменно случается что-то, на что уходят накопленные деньги.

– Твой отец, – начинает он, и я начинаю трясти головой, не желая углубляться в эту тему. – Я чувствую, что там есть что-то еще.

– Есть, – подтверждаю я, – но я не хочу об этом говорить.

– Салем…

Я упираюсь пальцами в столешницу, костяшки белеют.

– Не хочу об этом говорить, – выдавливаю я. – Он мертв, ушел, и это все, что имеет значение.

Тайер буравит меня взглядом. Я слышу слова, готовые сорваться с кончика его языка, чувствую, как он хочет спросить, что случилось, выжать из меня ответ. Но вместо этого он наклоняет голову и произносит одно слово.

– Хорошо.

Он спускает воду из раковины, поворачивается ко мне спиной и выходит из дома.

– Ты выглядишь так, будто умираешь от жажды. – Я протягиваю Тайеру бутылку воды. Пот липнет к его загорелой коже, увлажняет волосы. Пластиковая бутылка – это знак примирения. Мы не разговаривали несколько дней, и мне это не нравится. Тайер успел стать для меня другом. Не говорить с ним – так странно!

Он в нерешительности разглядывает бутылку и мою руку, отказываясь встречаться со мной взглядом. Я уже боюсь, что он откажется от воды и заодно от меня. Отказ причиняет боль, и я тяну бутылку обратно к себе, но он быстро поднимает руку и хватает ее. С его губ слетает хриплое «спасибо». Носком поношенного ботинка я стучу по террасе.

– Что ты делаешь? – Я смотрю на разбросанные вокруг доски. Я и сама могу догадаться, что именно он строит, но хочу заставить его со мной поговорить. Произнести чуть больше, чем одно слово.

– Строю качели.

Ура! Он произнес целых два слова.

– Зачем?

Не глядя на меня, он обыскивает веранду в поисках нужной детали.

– Потому что я хочу подвесные качели на веранде.

Я прислоняюсь к колонне. Его пренебрежительный тон не заставит меня уйти.

– Что ты собираешься с ними делать?

Да, я на него давлю. Чтобы услышать больше слов, да что угодно.

Он замирает с отверткой в руке.

– Качаться на них.

Я вздыхаю и подбочениваюсь.

– Ты на меня сердишься? – Я съеживаюсь, как только вопрос слетает с моих губ. Он звучит по-детски.

Он выгибает бровь и опускает ладони на верхнюю часть бедер.

– Что навело тебя на эту мысль?

– У тебя плохое настроение, – заявляю я, но уходить не собираюсь.

Он издает грубый смешок.

– У меня почти всегда плохое настроение. – Он на мгновение замолкает, выискивая на земле нужную ему деталь. – С тобой это никак не связано.

– Хочешь об этом поговорить?

Он свирепо смотрит на меня.

– А ты?

Перевод: если я с ним не делюсь, то и он со мной тоже.

– О своем отце я говорить не хочу. Никогда, – бормочу я и отвожу взгляд.

– А я, – стонет он и тянется, чтобы дотянуться до какого-то инструмента, – не люблю говорить о своей бывшей. По-моему, мы квиты.

– Думаю, да. – Я наклоняюсь и передаю ему то, что, как я предполагаю, он ищет. Его взгляд останавливается на моей руке, и он забирает у меня предмет, не поблагодарив. Я не позволю его сварливому нраву вывести меня из равновесия. – Тебе как-нибудь помочь?

Он открывает рот, и я уверена, что он скажет «нет», но он вздыхает и проводит рукой по волосам.

– Хочешь помочь? – В его голосе звучит сомнение.

– Конечно.

– Хорошо. – Я чувствую, что ему приходится переступить через себя, чтобы согласиться.

Я устраиваюсь поудобнее (настолько удобно, насколько это возможно) на крыльце и готовлюсь ему помогать.

Мы не разговариваем, за исключением тех случаев, когда он просит меня что-нибудь ему передать. Меня это устраивает. Мне не нужны разговоры. Приятно быть с кем-то без необходимости заполнять каждую паузу. Мне понадобилось много времени, чтобы мне стало комфортно с моими собственными мыслями.

Тайер заканчивает собирать качели. Я и не думала, что он так быстро управится!

В потолок уже ввинчены металлические крюки, и я помогаю ему выровнять качели, пока он прикрепляет к крюкам что-то вроде толстой веревки.

Когда все сделано, он отступает назад и с расстояния оценивает свою работу, упершись руками в бока.

– Хорошо смотрится.

Он наклоняет голову, и этот кивок – единственное признание того, что он отлично справился. Он поворачивается к входной двери, и я жду, что он войдет в дом, не сказав мне больше ни слова, но он останавливается и чего-то ждет.

– Ты идешь? – Я улыбаюсь и следую за ним в дом. Он ведет меня на кухню и открывает мини-холодильник, достает мясные деликатесы, майонез и листья салата. – Хочешь бутерброд?

– Конечно, – отвечаю я и рассматриваю установленные нижние шкафчики. Они пока без дверец, но и это уже прогресс.

– Какой?

Я пожимаю плечами и выдвигаю стул из-под пластикового столика.

– Сделай мне такой же, как у тебя. Я непривередлива.

Он молча делает бутерброды и без церемоний ставит передо мной тарелку.

– Спасибо.

– Угу.

Я смотрю на него, прежде чем откусить бутерброд.

– Ты человек немногословный, не так ли? – Он странно смотрит на меня. Нахмурив брови, наморщив нос. – Наверное, это доводило твою бывшую жену до белого каления.

Он вздыхает и проводит пальцами по волосам.

– Я не хочу о ней говорить. И вряд ли нужно тебе напоминать, что не все идеальны.

Я вытираю с губ крошки. И размышляю над тем, что сказать дальше.

– Никто не идеален, – соглашаюсь я. – Но это не значит, что на мне нужно знать о наших недостатках. Если мы не будем о них помнить, то не сможем их исправить.

– Ты мудрее меня, – невнятно бурчит в ответ Тайер.

Этого я не знаю. Я отвожу взгляд.

– Иногда я чувствую себя намного старше, чем я есть, а иногда намного младше. – Вряд ли он понимает, насколько это для меня великое признание. Мне потребовалось много усилий, чтобы это принять.

Его карие глаза с прищуром внимательно меня изучают. По-моему, он видит больше, чем я хочу, чтобы он видел. Может быть, он даже знает больше, чем я сказала, подумала или призналась. Я невольно задумываюсь о том, что, возможно, я могла бы открыть ему свои темные стороны. Но страшно подумать, чтобы вот так кого-то впустить. Даже Калеб, с которым я уже много лет, не знает всего. Лорен знает, но она моя лучшая подруга. А лучшей подруге невозможно не рассказать о себе все. Я знаю, что должна рассказать Калебу. Он заслуживает правды. Но по какой-то причине я не могу себя заставить. Меня тошнит от мысли, что я откроюсь Тайеру, а не ему. Может, это потому, что Тайер старше, и я чувствую, что он лучше с этим справится. Хотя, скорее всего, это мнение ошибочно, поскольку Лорен – ровесница Калеба. Но я не могу отделаться от ощущения, что Калеб не сумеет это осмыслить. Последнее, чего я хочу, так это чтобы мой парень начал по-другому на меня смотреть. Увидел во мне кого-то неполноценного. Я хочу оставаться для него Салем. Вот кем я хочу быть для всех. Но я знаю, что моя правда в любой момент может изменить то, что люди думают обо мне и какой они меня видят. Мне повезло, что у меня есть такая подруга, как Лорен, потому что она никогда, ни разу не видела во мне человека сломленного или неполноценного.