– У тебя есть диетическая кола? – оживляюсь я.

– Да.

– Тогда я буду ее. – Я сажусь на ступени и смотрю на бассейн. Вода мерцает в отражении почти полной луны.

Он выгибает бровь.

– Не хочешь войти?

Я качаю головой.

– Нет, мне нужен свежий воздух.

– Для этого ты вылезла из окна своей спальни в… – он сверяется с часами, – два часа ночи.

Он ждет, что я что-нибудь отвечу, но когда видит, что я не собираюсь этого делать, молча уходит в дом за газировкой. Меньше чем через минуту он возвращается и садится на ступеньку рядом со мной. Его нога касается моей, и по моему позвоночнику пробегает дрожь.

– Вот, – хрипло произносит и протягивает мне бутылку. – Знаешь, от этой штуки у тебя зубы сгниют.

– Тогда почему ты держишь ее в своем доме? – возражаю я и откручиваю крышку. Содовая шипит, и я делаю глоток.

– Я держу запас всех видов напитков и газировки для своей команды.

– Ах, для твоей команды? Ты еще и футбольный тренер? – подшучиваю над ним я.

– У меня команда по ландшафтному дизайну.

– Как мило с твоей стороны.

– Многие забывают поддерживать водный баланс в своем организме, поэтому я начал брать с собой на работу полный кулер. Я быстро заметил, что большинство из них отказываются употреблять полезные напитки, – говорит он и размахивает бутылкой с водой.

– Отлично утоляет жажду, – шучу я и постукиваю своей бутылкой.

Он качает головой и ухмыляется.

– Итак, ты расскажешь мне, что за кошмар заставил тебя выползти из окна второго этажа в столь ранний час?

Я опускаю голову, мои светлые волосы падают, закрывая лицо. Они клейкие от пота, которым я покрылась во сне.

– Нет. – Мой голос звучит тихо. Хрупко. Надтреснуто.

– Не хочешь об этом говорить? – Он не ждет, пока я отвечу. – Ладно, зато честно.

– Выкуришь еще сигарету? – Уж не знаю, что заставляет меня задать этот вопрос.

– Нет, – вздыхает он и проводит пальцами по губам. – Мне и первую не следовало брать. Моя бывшая… – Он осекается и молчит, как будто из страха проговориться. – Скажем так: она как никто другой знает, на какие мои кнопки нажимать.

– Все настолько плохо?

Он потирает подбородок.

– Я не хочу о ней плохо отзываться. У нас были хорошие времена, мы вырастили чудесного ребенка, но иногда люди отдаляются друг от друга, и ты понимаешь, что все, что, по твоему мнению, у тебя было, не более чем красивая ложь.

Я прищуриваюсь в замешательстве.

– Что это значит?

Он качает головой.

– Я вляпался во всю эту историю с манипуляциями, а когда трезво посмотрел на свою жизнь, то понял, что я… несчастлив, а жизнь для этого слишком коротка. Я никогда не думал, что разведусь, и переживал из-за сына, но я решил, что ему лучше расти со счастливыми родителями, которые живут отдельно, чем с несчастными, которые живут вместе.

– Логично, – киваю я. – Как раз это меня и пугает – не быть счастливо. Приспосабливаться. Останавливаться на достигнутом.

– Это происходит так легко! – Он глотает воду, его кадык подрагивает. – Постарайся быть умнее меня. – Он морщится. – Черт, звучит ужасно. Честно говоря, я бы не стал ничего менять. Как я уже говорил, у нас были хорошие времена, и из этого получился потрясающий ребенок. – Он проводит пальцами по волосам. – Я просто рою для себя яму.

Я смеюсь и легонько тыкаю его локтем:

– Не расстраивайся. Я понимаю, о чем ты.

Между нами повисает тишина, наполняемая только музыкой летних насекомых. Он ударяет коленом о мое.

– И часто это случается?

Я вырываюсь из своих разбегающихся во все стороны мыслей.

– А?

– Ночные кошмары?

Я размашисто киваю.

– Вот почему я мало сплю и совершаю пробежки.

Его губы сжимаются в тонкую линию. Вероятно, он недоумевает, что такого могло произойти с восемнадцатилетней девушкой, чтобы она стала такой. Но он не настаивает и даже полностью уходит от этой темы.

– Я собираюсь установить вокруг бассейна забор. Надеюсь, это поможет предотвратить то, что случилось на днях. – Я вздрагиваю, вспоминая, как обнаружила, что Форрест тайком вернулся в бассейн. – Мне жаль, что он тебя напугал. У меня потом состоялся с ним долгий и серьезный разговор. То есть один раз мы это уже обсуждали, так что кто знает, насколько все изменит наш второй разговор. Но я очень стараюсь. Ему всего шесть, но он думает, что он восемнадцатилетний подросток и может делать все что захочет.

Я смеюсь.

– Он у тебя замечательный.

– Так и есть, – кивает Тайер. – Не знаю, как благодарить тебя за то, что ты иногда с ним остаешься. Мне нравится проводить с ним время, и я стараюсь бывать с ним как можно чаще, но иногда…

Я толкаю его колено своим.

– Ты родитель, но другие обязательства у тебя никто не отнимал. Это не значит, что ты меньше его любишь.

Он в ответ ударяет своим коленом по моему.

– Попробуй-ка вернуться в постель.

– Хорошо. – Я тяжело вздыхаю. – Но я не усну. – Он бросает на меня сочувственный взгляд. – Все в порядке, – отмахиваюсь я от его беспокойства, – я привыкла.

– Ты когда-нибудь пила снотворное?

Я смотрю вдаль, за забор вокруг его двора. За ним – поле диких луговых цветов, которое простирается примерно на акр, после чего упирается в лес. Это охраняемая природно-историческая территория, именно поэтому она никогда не застраивалась (а может, потому, что это земля с привидениями), но на нее приятно смотреть.

– В прошлом – да, – неохотно признаю я, – но я терпеть не могу эти ощущения. Настолько, что предпочитаю валяться без сна. – По его лицу пробегает тень сочувствия. – Все в порядке, – машинально произношу я.

Его глаза сужаются.

– Нет, – он резко качает головой и хмурит брови, – не в порядке.

Я ставлю недопитую диетическую колу рядом с собой, потираю руки о ноги и встаю.

– Ты прав. Мне пора домой.

– Знаешь, – говорит он, прежде чем я делаю шаг, – вот это точно не решит твои проблемы со сном. – Он слегка встряхивает бутылку.

– Кофеин меня не бодрит.

Он не останавливает меня, когда я ухожу, но я чувствую, что он провожает меня взглядом.

Дома я больше не уснула. Как могла я прибралась в комнате, пока остальные спали, и отправилась на пробежку. Я не знаю, видел ли Тайер, как я выходила, но когда я вернулась, он собирался на работу и садился в свой фургон. Его глаза пристально следили за мной. Я чувствую, что он беспокоится о том, что я мало сплю. Меня это тоже беспокоит, но я ненавижу снотворное и не могу заставить свое тело спать, когда оно того не хочет.

Выйдя из душа, я одеваюсь на весь день в милое летнее платьице с пастельным рисунком. Сегодня я весь день буду работать в магазине, пока мама на заднем дворе готовит вещицы к нашей великой летней распродаже, которая начнется через несколько недель в конце лета.

Внизу я вижу Джорджию. Она сидит за кухонным столом с миской своих любимых ванильных хлопьев, а мама наливает в кружку кофе.

– Доброе утро, – заметив меня, улыбается мама, – хорошо поспала?

– Да, – вру я и заправляю за ухо прядь волос, чтобы она не заметила на моем лице эмоций. Она расстроится, если узнает, что со временем становится только хуже. Я подхожу к холодильнику и наливаю себе стакан апельсинового сока. Опускаю в тостер кусочек хлеба и поворачиваюсь, когда мама садится на стул напротив Джорджии.

Карие глаза Джорджии встречаются с моими.

– Я говорила маме, чтобы она попросила тебя познакомить ее с нашим новым соседом. Раз уж ты нянчишься с его чадом.

– Зачем? – недоумеваю я, и она копирует выражение моего лица.

– Потому что наша мама – красивая одинокая женщина, которая заслуживает второго шанса на любовь.

Мама краснеет, уставившись в чашку с кофе. Однажды она призналась мне, что чувствует себя недостойной любви, особенно из-за того, каким ужасным был мой отец, а она не сумела нас защитить. Я ответила ей, что она спятила. Она – тоже жертва. Но Тайер?