Приближается День благодарения, а вместе с ним и куча снега. Уже несколько недель у нас постоянно идет снег, но этот снегопад выдался самым сильным. Тайер волновался, что его родители все-таки не смогут приехать на праздник, но я смотрю, как из машины выходит пожилая пара, а Тайер помогает им с сумками. Я не шпионю – во всяком случае, не специально. В духовке запекается индейка, гарниры уже готовы, и я жду прибытия Джорджии и Майкла. Мама попросила ее предупредить, сказав, что ей нужно перед их приходом привести себя в порядок. И под «привести себя в порядок» она имеет в виду не косметику или что-то в этом роде. Нет, ей нужно убрать взволнованное выражение лица, потому что они только что обручились, и она знает, что Джорджия будет взволнована. Мама, благослови ее Господь, не хочет портить дочери парад, несмотря на свою неприязнь к Майклу.

Я тоже не самая большая поклонница этого парня, он слегка не в себе, но если честно, во многом подходит Джорджии, и, по крайней мере, создается впечатление, что он взрослеет. Тайер обнимает своих родителей и целует маму в щеку.

Его брат приехал еще вчера, но я его не видела и с ним еще не встречалась. Я уверена, что когда-нибудь я с ним познакомлюсь. Особенно после того, как Тайер сказал мне, что он предупредил брата, что я, возможно, приду позаниматься в тренажерном зале. Он добавил, что оставит наружную дверь подвала незапертой. Он знал, что меньше всего мне хотелось бы тревожить его семью, поэтому он позаботился о том, чтобы у меня оставалась возможность заходить туда самостоятельно.

Конкретно я у него не спрашивала, но я сомневаюсь, что он рассказал о нас брату или родителям. Не то чтобы это «мы» на самом деле существовало. Мы ведь просто… играем, дурачимся? Хотя такое ощущение, что это неподходящее слово. Я знаю, что между нами нечто большее, но мы точно не в отношениях.

В кармане жужжит телефон, и я вытаскиваю его, ожидая, что это сообщение от Джорджии или даже от Тайера. Но оно от Калеба.

Калеб: «Хотел поздравить тебя с Днем благодарения. Мы были друзьями до того, как стать парой. Скучаю по тем временам. Скучаю по тебе».

Я угрюмо смотрю на сообщение, в груди тяжело от того, что причинила ему боль. Я знаю, что нужно было поступить умнее, но я не знала, как, и я ненавижу, что Калеб попал под перекрестный огонь моих действий.

Я: «Счастливого Дня благодарения. Я тоже по тебе скучаю. Хорошего отдыха».

Он тут же отвечает.

Калеб: «Спасибо. Тебе тоже».

Я убираю телефон и вижу Джорджию и Майкла.

– Мама! – кричу я. – Они здесь.

Она просовывает голову в гостиную и изображает счастливую улыбку.

– Моя улыбка похожа на настоящую? Она мне нужна, ведь я собираюсь заявить, что безумно счастлива от того, что моя старшая дочь помолвлена.

– Жаль, что в твоих глазах радости нет, – честно признаюсь я и покидаю свой наблюдательный пункт у окна. Зеленые глаза Бинкса пристально наблюдают за мной. Кот сидит на спинке дивана, его черный хвост лениво покачивается.

– А сейчас? – Она предпринимает очередную попытку.

– Продолжай репетировать, – я машу ей в сторону кухни, – а я их задержу.

– Отлично. Хорошая идея. – Она разглаживает руками фартук, украшенный индейками.

Я открываю дверь и впускаю Джорджию и Майкла. Они снимают пальто, слишком теплые, чтобы оставаться в них в теплом помещении.

Джорджия обнимает меня и крепко прижимает к себе. Не буду врать, я по ней скучала, хотя и раньше нечасто видела ее из-за ее дежурств в больнице. Далее Майкл заключает меня в объятия и приподнимает с пола.

– О! – удивленно кричу я. – Привет, Майкл.

Он с широкой ухмылкой опускает меня на землю. Его каштановые волосы зачесаны назад, щеки гладко выбриты. На нем обтягивающие джинсы и элегантный свитер, указывающие на то, что их владелец – богатый придурок. Коим он не является. Просто он любит дорогие шмотки.

Моя сестра одета в светло-голубое платье-свитер, которое выгодно оттеняет темно-синий топ. Держу пари, она продумала свой наряд до мелочей.

– Покажи кольцо, – говорю я, вкладывая в эти два слова столько восторга, сколько могу. Я правда рада за нее, это то, чего она хочет, но порой мне не хватает искреннего энтузиазма, которого, я знаю, она от меня ждет.

Она вытягивает руку, демонстрируя ухоженные ногти и блестящее бриллиантовое кольцо на пальце. Оно красивое и женственное, и именно такое украшение я представляла, думая о своей сестре. Оно совершенно не в моем вкусе. Я бы выбрала что-то более уникальное, антиквариат с характером и с историей. Джорджия и я – две полярности, полные противоположности, но другой сестры мне не надо. Она – лучшая.

– Красивое, – искренне говорю я, баюкая ее ладонь в своей.

– Правда? – Она улыбается Майклу. – Он отлично справился!

– Спасибо, детка, – говорит Майкл и целует ее.

– Где мама? – Джорджия поправляет свои идеально уложенные волосы. – Я хочу показать ей кольцо.

– На кухне.

Она уходит и оставляет меня наедине с Майклом. Я знаю его целую вечность, поэтому не могу удержаться и подтруниваю над ним:

– Разобьешь ей сердце – и я выпотрошу тебя, как индейку.

Он хихикает и закатывает рукава.

– Ты всегда была особенной, Салем.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

– Бойся меня.

Он взъерошивает мои волосы, и я корчу гримасу. Мне не пять лет. Я разглаживаю волосы.

– Смешно.

Мы присоединяемся к остальным на кухне, и я вижу, что маме гораздо лучше удается изображать радость за Джорджию. Наверное, трудно видеть, как тот, кого ты любишь, влюбляется в того, кто, как ты знаешь, ему не подходит. Но через некоторое время тебе надоест что-то доказывать, и ты сядешь сложа руки и будешь просто наблюдать за тем, что происходит.

Еда почти готова, и нам с Майклом поручают накрыть на стол. Это означает, что почти вся сервировка ложится на мои плечи, а он стоит рядом и без умолку болтает о своей работе ассистентом риелтора.

Мне было бы интереснее наблюдать, как сохнет краска, но я умело изображаю сладкую, как сироп, улыбку и киваю во всех нужных местах.

Мы никогда не едим в столовой, за исключением праздников и дней рождения. Порой кажется, что это какая-то отдельная часть дома, которая появляется только в эти дни.

Когда стол накрыт, приходит время принести еду, в приготовлении которой участвуем мы все четверо.

Мама доверяет Майклу разделать индейку, и у него это получается на удивление хорошо. Я ловлю себя на том, что думаю о соседнем доме. Интересно, кто там режет индейку? Тайер или его отец? Или, может, его брат?

Я выдергиваю себя из этих размышлений, когда мы начинаем накладывать друг другу еду. Во главе стола никого нет. Джорджия и Майкл сидят с одной стороны, мы с мамой – с другой.

В общем, мы вкусно едим и весело болтаем.

Мы отправляем Джорджию и Майкла домой с остатками блюд, а остальное убираем в холодильник. Скорее всего, индейку мы будем есть целую неделю. Впрочем, я не возражаю.

Когда все убрано, мама поворачивается ко мне. В ее глазах печаль, причину которой я не могу определить. Она озирается по сторонам, как будто пытается все запомнить. Сохранить в воспоминаниях.

– Все хорошо? – спрашиваю я.

Она кивает, ее глаза блестят.

– Конечно, Салем. Все в порядке.

Но когда она извиняется и уходит, опустив голову, как будто не желая, чтобы я видела ее лицо, я знаю, что она лжет. Что бы это ни было, рано или поздно это всплывет наружу.

Правда всегда всплывает.

Я не могла уснуть, и не потому, что мне приснился кошмар, а потому, что я все думала о маме. Она точно что-то скрывает.

В пять утра я подхожу к дому Тайера, через калитку проникаю на задний двор, спускаюсь по трем бетонным ступенькам и открываю дверь. И вот он передо мной, как будто ждал меня.