Козы опустошают бутылочку Форреста, и он просит еще одну. Тайер снова идет ему навстречу, и потом мы втроем отправляемся в кукурузный лабиринт.

– Знаешь, – говорит Тайер, когда Форрест убегает далеко вперед, – мне чертовски жаль, что раньше я не ценил так сильно моменты, проведенные с ним. – Я молчу, позволяя ему выговориться. – Когда я был женат, все было как надо, и хотя дела шли не очень хорошо, я думаю, я принимал как должное мысль о том, что моя семья всегда будет рядом. Но это не так. И теперь я вижу его не каждый день, иногда даже не каждую неделю, и это делает каждое мгновение с ним особенным.

– Ты хороший отец, Тайер. – Я чувствую, что ему нужно это услышать.

– Спасибо. – Я млею от удовольствия, когда его большая грубая рука скользит вниз и сжимает мою ладонь.

Я смотрю на наши руки, потом поднимаю взгляд на него.

– Ничего, что мы идем за руку?

– Тебе это мешает?

Я мотаю головой.

– Тогда все в порядке.

Я почти уверена, что Форрест не замечает, что мы держимся за руки, потому что слишком занят беготней по лабиринту. Он ищет выход и то и дело натыкается на тупики.

Визг вырывается из моего горла, когда Тайер тащит меня в один из тупиков, из которых только что выскочил Форрест. Его глаза горят, и моя киска сжимается от этого взгляда.

– Что…

Он обрывает мой вопрос и вдавливает меня в угол лабиринта, сухие кукурузные стебли шершаво касаются моей спины. Он целует меня, грубо, обжигающе, проникновенно.

Тайер Холмс поставил на мне свое клеймо. И я не сомневаюсь: что бы это ни было, кем бы мы ни стали, если мы будем расти и расцветать, как полевые цветы за нашими домами, или разобьемся и сгорим, это будет неважно, потому что когда я, старая и седая, буду лежать в постели и думать о своей жизни, он останется лучшей ее частью.

– Что ты вырезаешь, Салем? – спрашивает Форрест, пытаясь понять, что я делаю. Он рисует линии на своей тыкве, чтобы Тайер впоследствии вырезал по ним отверстия.

– Кошку, – отвечаю я и поворачиваю тыкву, чтобы ему стало лучше видно.

– Ты и правда любишь кошек, – беззаботно хихикает он. На заднем плане по телевизору идет «Кошмар перед Рождеством». Моя мама попросила Тайера принести один из ее складных столиков для распродажи и поставить его в гостиной поверх простыни, чтобы собрать туда все обрезки. Раньше она сделала бы это сама, но сегодня она выглядит очень уставшей. Я за нее беспокоюсь и понимаю, что придется на нее надавить, потому что я чувствую, что она что-то скрывает.

– Люблю. Кошки – лучшие. – Бинкс крутится под нашими ногами.

– Пап, я уже достаточно взрослый, чтобы завести кота?

– Нет, – отвечает Тайер. Он крайне сосредоточен на своей тыкве. Темная прядь волос падает ему на глаза, и он отбрасывает ее, мотнув головой. Его язык слегка высовывается, а взгляд сосредоточен на его творении.

– Когда ты построишь мне домик на дереве?

– Когда будет время. Но сейчас уже холодает, так что подождем до весны.

– Ладно, – ворчит Форрест, но тут же снова сияет. – А как насчет Рождества? Подаришь мне котенка? Щенка? А может, черепаху?

Тайер вздыхает.

– Ты никогда не прекратишь клянчить, да?

– Никогда.

Моя мама смеется. По ней видно, что присутствие мальчика подняло ей настроение.

– А до тех пор, – говорю я Форресту, ища способ его успокоить, – ты можешь навещать Бинкса в любое время, когда захочешь.

– Правда?

– Правда-правда.

Тайер усмехается, отрывает глаза от тыквы и смотрит на меня.

– Ты об этом пожалеешь.

Я пожимаю плечами.

– Я просто продлила приглашение, выданное раньше. Думаю, со мной все будет в порядке. – Я подмигиваю Форресту.

Мальчик пытается повторить этот жест, но быстро моргает.

– У меня получилось?

– Не совсем. Мы над этим поработаем. – Я похлопываю его по руке.

Он сияет:

– Я быстро учусь.

– Я не сомневаюсь. – Я взъерошиваю его волосы.

Мы вчетвером молчим, каждый усердно работает над своей тыквой. Когда моя «кошка» готова, я ею вполне довольна. Она не идеальная и на вид слишком простая, но мне она нравится, и это главное.

– Тебе дадут наклейку с золотой звездой. – Форрест поднимает большой палец. – Так делает наша учительница, когда мы хорошо справляемся с работой.

– Спасибо, Форрест, – говорю я. – Пойду проверю ужин. – В мультиварке у нас готовится жаркое, поскольку Тайер и Форрест будут ужинать с нами.

На кухне вроде бы все в порядке. Я достаю из холодильника банку диетической колы, открываю крышку и слушаю, как она шипит. К моей пояснице прижимается чья-то ладонь, и я, ахнув, разворачиваюсь лицом к Тайеру.

– Извини, мне захотелось попить. – Он с невинным лицом открывает холодильник, его рука скользит по моей заднице. – Ты предпочитаешь банки, – отмечает он, кивая на банку, которую я сжимаю в руке.

– Да. Мне так вкуснее.

– Ты бы предупредила. Я бы купил их вместо бутылок.

Я поднимаю плечи.

– Это не такая уж проблема.

– И тем не менее. Я хочу давать тебе то, что ты любишь. – Он вытаскивает бутылку пива, одну из тех, что мама хранит в задней части холодильника. Она уже предлагала ему пиво, но он отказался. – Ужин пахнет потрясающе. – Он опускает голову и утыкается лицом в мою шею. – Но ты пахнешь божественно.

У меня мурашки по коже, когда Тайер уносится из кухни, словно он – плод моего воображения.

Я стою и жду, когда сердце успокоится, после чего возвращаюсь в гостиную.

– Ну, как вам? – спрашивает мама, поворачивает свою тыкву в мою сторону и показывает ведьмино личико, которое она на ней вырезала.

– Ой! – восклицает Форрест, прежде чем я успеваю что-то сказать. – Как здорово, миссис Мэтьюз.

– Можешь звать меня Элли, милый.

Тайер вырезает тыкву Форреста.

– А что ты сделал? – спрашиваю я.

– А? – Он сосредоточен на своем проекте.

– Твоя тыква. Что это такое?

– А, ясно. – Он кладет нож и наклоняется, чтобы поднять тыкву.

Хватит пялиться на его бицепсы!

Но я ничего не могу с собой поделать и смотрю, как они напрягаются под его рубашкой. Он переворачивает тыкву и демонстрирует мне сестер Сандерсон. Я знаю, что он сделал это специально для меня. Я не могу не думать о той ночи. В его объятиях. Он надо мной. Движется внутри меня.

Боже, как же мне хочется этого снова!

– Не знала, что ты художник, – говорю я, надеясь, что похоть не слишком явно отражается на моем лице, только не в присутствии мамы. Я призналась ей, что порвала с Калебом. Она опешила, но сказала, что понимает и что ожидала, что так и случится после того, как он уедет в колледж. Он пожимает плечами.

– На самом деле нет.

– Это, – мама указывает на его тыкву, – требует таланта. «Фокус-покус» – любимый фильм Салем. Тебе он тоже нравится?

Он пожимает плечами.

– Недавно я посмотрел его впервые, и он мне понравился.

– Давайте включим его, когда закончится этот фильм. – Она указывает на телевизор. – Посмотрим его за ужином.

– Да, я хочу его посмотреть! – Форрест подпрыгивает на месте.

– Осторожнее! – тихо предупреждает Тайер, когда Форрест едва не ударяется головой о локоть отца.

– Прости. – Он встает со стула и подходит к тому месту, где у окна сидит Бинкс, и гладит его по голове.

– Хочешь выставить их на переднем крыльце? – спрашивает мама, указывая на наши готовые тыквы.

– Конечно. – Я беру сначала свою тыкву, потом ее, чтобы случайно не уронить.

Я ставлю их на стулья на лестнице и проверяю, чтобы они стояли лицом к улице. Когда я возвращаюсь в дом, Тайер смеется над чем-то, что сказала мама. Это глупо, но я вспоминаю, что сказала Джорджия этим летом, о том, что нашей маме следует попробовать встречаться с Тайером. Я знаю, что он ее не интересует, но это не мешает острому чувству собственничества овладеть мой. Он мой.

Я бегу на кухню, чтобы не натворить какую-нибудь глупость. Вдруг я не удержусь и сяду к нему на колени, чтобы обозначить свою территорию? Жаркое готово, и я начинаю нарезать мясо. Все остальное уже приготовлено – картофельное пюре, горошек и хлеб.