Стыдливость – سِتر, ситр, в первом значении «покрывало», см. далее, б. 207, 208, где обыгрываются две возможности чтения слова: ситр и сатр («укрывание», «маскировка»).

В ориг. تا نبود نهفت, также «чтобы он не остался скрытым», т. е. чтобы жена поняла содержащийся в его словах намек: он говорит не о материальной скудости, а о духовной, об отсутствии у нее благочестия и добродетели (Замани).

Великодушие (همّت) – см. коммент. к б. 2.

Видит явное и скрытое – деятелем здесь является «она», т. е. переодетый мужчина, но выражение, возможно, содержит и второй, назидательный смысл: Бог, многократно названный в Коране «ведающим» (علیم), знающим «про то, что в груди» [31: 22 (23)], видит, кто скрывается под чадрой.

Стыдливость (ستر, ситр) – здесь и в следующем бейте при чтении сатр «укрывание» возникает второй смысл: «в укрывании… она понимает лучше нас» – намек на то, что суфию известно, кто скрыт под чадрой.

Целомудрие – مستوری, букв. «покрытие, закутывание». При том, что ему… или При том, что ей [госпоже] ясно… – в любом случае заключительные слова суфия при буквальном понимании مستوری приобретают смысл: я не буду говорить про закутывание в чадру, при том, что все и так ясно видно.

Здесь заканчивается вставной рассказ (б. 158–210), приведенный от лица возлюбленной, укоряющей влюбленного в неучтивости и лицемерии.

Неумытый – ناشسته روی, в переносном значении «невежественный», «неискушенный», «бесстыдный», см. [Диххуда, сл. ст. ناشسته روی].

В издании текста Р. Николсона, а также в издании Субхани [Маснави, Субхани] название содержит только два имени Бога: Всеслышащий и Всевидящий. «Всеслышащий» (سمیع), «Всевидящий» (بصیر), «Всезнающий» (علیم) принадлежат к числу так называемых «прекрасных имен» (الاسماء الحسناء ал-асма ал-хусна, это имена-эпитеты, которыми Коран призывает именовать Бога [Коран, 7: 180 (179); 17: 110 и др.]. Имена (всего их 99) являются фундаментальной частью богопознания в исламе, представляя основные качества Бога; их количество, классификация, соподчинение, нюансы значения неизменно обсуждались в сочинениях мутакаллимов; вопрос о том, как соотносятся «прекрасные имена» и атрибуты (صفات) Бога с Его сущностью (ذات), стал центральной проблемой дискуссий между представителями разных школ философского калама, см. [ИЭС 1991, сл. ст. «ал-Асма ал-хусна», «Сифат», «ал-Сифатийа»]. К. Замани отмечает, что Руми в данном разделе не следует взглядам какой-либо определенной школы, он излагает собственную точку зрения.

Имя собственное (اسم علم) – «имя-знак», термин традиционной арабской грамматики; если в обычных именах, по воззрениям грамматистов, форма (лафз) указывает на определенный смысл (ма‘на), согласно строгому языковому установлению, то имя собственное указывает лишь на конкретную особь (фард) среди особей, принадлежащих к одному роду (джинс). Слово کافور, кафур указывает на смысл «[белая] камфара», но его можно использовать как имя собственное и назвать им чернокожего раба, тогда имя Кафур будет выделять его среди других рабов, но не будет означать, что он белый. Не таковы имена Бога, они, как будет сказано далее, указывают на Его вечные атрибуты.

Производное (مشتق) – термин традиционной арабской грамматики, в которой именные формы рассматриваются как производные от масдара соответствующего корня; имеется в виду, что каждое из прекрасных имен Бога указывает на истинный смысл, оно произведено от соответствующего «качества» или «описания» (وصف), т. е. атрибута, выраженного в форме масдара (علیم «знающий» от علم «знание» и т. д.). Вечные качества (اوصاف قدیم) – божественные атрибуты, существующие вместе с «божественной сущностью»; тезис об извечности божественных атрибутов всех разрядов был распространен в суфийской среде. Первопричина (علت اولی) – термин философов (например, Ибн Сины и его последователей), отрицавших наличие у Бога «положительных» атрибутов; «первопричина» является только «соотносительным» атрибутом, указывающим на «соотнесенность Бога с тварным миром как причинно-обусловленным» [ИЭС 1991, сл. ст. «ас-Сифат»].

В этом бейте Руми критикует перипатетическое учение о Боге как Первопричине (и Необходимо Сущем) с позиций ашаризма, исповедующего совечность божественных атрибутов Его самости и утверждающего, что причинно-следственная связь между вещами не более чем «Божий обычай» (суннат Аллах), которому Бог (как абсолютно свободный в своих действиях и никому не подотчетный и не подчиненный правитель («абсолютный монарх», согласно современной политической терминологии) в принципе не обязан следовать и, значит, волен изменить/отменить его в любой момент. – Примеч. ред.

Смысл бейта: новорожденного ребенка называют «хаджи» (حاجی), т. е. «совершивший хадж», или «гази» (غازی), т. е. «сражавшийся за веру», в знак уважения к его близким родственникам, которые являются носителями соответствующего титула (لقب). Титул «хаджи» получал всякий мусульманин, совершивший хаджж, паломничество в Мекку, а титул гази получали лишь высокопоставленные особы (правители, высшие военные чины), так, его носил султан Махмуд Газнавид.

В восхваление – در مدیح, также возможен перевод «о восхваляемом».

В бейте подводится итог сказанному ранее: описывать кого-то, наделяя его неистинными качествами, можно лишь в насмешку или при помрачении ума. Бог чист и не запятнан всеми теми словами, которые говорили о нем неправедные и нечестивые люди. «От того, что говорят» (عَمّا یَقولُ) – кораническая цитата: «Хвала Ему, и превыше Он того, что [о Нем] говорят (عَمّا یَقُولُ), великой высотой!» [17: 45 (43)] (перевод И. Ю. Крачковского с поправкой Я. Эшотса).

Рассуждение о прекрасных именах Бога (б. 215–224) является очередной вставкой в историю о возлюбленной и неучтивом влюбленном, здесь рассказчик переходит к ее заключительной части.

Замани относит этот бейт к «трудным местам» поэмы в связи с неясной референцией энклитик в دانمش «узнаю об этом» и کم بینمش «не вижу этого». В предложенном переводе энклитики указывают на «это», т. е. красноту глаз, тогда смысл бейта – приведение некой аналогии к вышесказанному: можно почувствовать то, чего нельзя увидеть. По мнению Замани, такой смысл плохо вписывается в контекст рассказа. Энклитики могут указывать и на «своевольство», упомянутое в предыдущем бейте, тогда возможен перевод: «Хотя мои глаза красны из-за того, что слезятся, // Я знаю об этом (т. е. о твоем своевольстве) из-за той боли (которую оно причиняет), хотя и не могу (из-за болезни глаз) его видеть». Такое толкование предложено в комментарии Анкарави (Замани).

Обратили взор куда не следует (نظر ناجایگه مالیده اند) – в контексте истории (влюбленный проявил неучтивость и своеволие, когда при встрече с возлюбленной пожелал немедленно перейти к поцелуям и объятиям) второе полустишие можно понять так: «влюбленные стали притязать на то, чего недостойны»; Р. Николсон предложил толкование, соответствующее концовке истории (см. далее, б. 236): влюбленные смотрели не только на возлюбленную особу, их внимание отвлекали другие вещи, и в результате на них обрушилась разлука [Nicholson, Mathnawi 4, с. 31].

Ср. зачин газели 3103 в «Диване» Шамса: پدید گشت یکی آهوی دراین وادی به چشم آتش افکند در همه نادی («Появилась некая лань в той долине, // Очами зажгла огонь во всех собравшихся»). – Примеч. ред.

Аллюзия на хадис:یحمی عبده المٶمن کما یحمی الراعی الشفیق غنمه عن مراتع الهلکة اِنَّ الله تعالی («Защищает Всевышний Бог своего верного раба, подобно тому, как защищает добрый пастырь свою овцу от пастбищ погибели»), цит. по (Замани).

В начале изложения этой истории сказано, что юноша искал возлюбленную семь лет (см. третий дафтар, б. 4780).

Смысл: зачем мне расспрашивать о делах того, кто, подобно человеку, работающему в банной топке и склоняющему голову к жаркому пламени, ниспровергнут (بوَد سر نگون, букв. «находится головой вниз») в пламя своих животных страстей и настолько невежественен, что не понимает своего бедственного положения (Замани).

Уподобление мира и мирских страстей топке при бане, которую топят навозом (см. далее, б. 240 и коммент.), встречается как в «Маснави», так и в других сочинениях Руми; в его прозаическом трактате «Фихи ма фихи» приведен рассказ некоего мистика: «Я отправился в топку при бане, чтобы облегчить свое сердце, ведь она служила местом избавления [от печали] для некоторых святых людей. Вижу – у начальника топки услужливый ученик; он работал, а тот ему командовал, мол, сделай то, сделай это. [Ученик] работал со сноровкой. В топке из-за его умения слушаться возник сильный жар. [Начальник] сказал, мол, проявляй всегда такую же сноровку, и если всегда будешь проворен и почтителен, я отдам тебе свое место и назначу тебя на свое место. Меня разобрал смех, и мои трудности разрешились. Я понял, что начальники этого мира все таковы со своими учениками!», цит. по (Замани).

В традиционной иранской бане топка помещалась под резервуаром с горячей водой, а топливом служил главным образом навоз. При банной топке работали люди, которые подбрасывали навоз в печь и поддерживали жаркий огонь. Это занятие, связанное с постоянным контактом с нечистотами, считалось одним из самых презренных.

Благочестивые люди видят, в каком плачевном состоянии находятся души стяжателей мирских благ, и отрекаются от мира, с еще большим рвением предаваясь благочестию и служению Богу, вот почему баня их благочестия и служения всегда остается жаркой; ср. ранее, б. 81 и след., аналогичная аргументация в рассказе о проповеднике, «который молился за злых, жестокосердых и бессовестных».

Приметы – سیما, также «лицо, физиономия»; аллюзия на Коран [48: 29]: «Мухаммад – посланник Аллаха, и те, которые с ним, – яростны против неверных, милостивы между собой. Ты видишь их преклоняющимися, падающими ниц. Они ищут милости от Аллаха и благоволения. Приметы (سیما) их – на их лицах от следов падения ниц […]».

Аллюзия на Коран: «Узнаны будут грешники по их приметам (سیما), и схватят их за хохлы и ноги» [55: 41].

Смысл: если ты не видишь в человеке внешних признаков привязанности к мирским благам, то прибегни к помощи проницательности и постарайся постичь его внутреннюю суть.

Наживший золота – صاحب ذهب, букв. «владелец золота»; навоз —چرک, букв. «грязь, гной».

Обращение к приверженцу мирского: алчность погубит его, как пламя, каждый язык которого наделен сотней пастей, чтобы пожирать грешников.

Согласно традиционной натурфилософии, обычный камень в недрах скал превращается в золото под воздействием солнечных лучей. В б. 251–242 проведена аналогия: солнце высушивает навоз, чтобы можно было развести огонь в топке, и так же оно превращает в золото простой камень, чтобы разжечь в человеке огонь алчности.