[За избавление] от низости у него была, а он ею не воспользовался[828].
Ну а у животных [такой] способности нет,
Извинительность их животного состояния очевидна.
Поскольку ушла та способность, что была его проводником,
Любая пища, какую он ни ест, [превращается в] мозг осла[829].
1530 Если он ест орех кешью, тот превращается в опиум,
Его вялость и неразумие увеличиваются[830].
Третья часть пребывает во внутренней борьбе:
Наполовину животные, а наполовину живые, на истинном пути[831].
День и ночь в схватке и борьбе,
Его последнее сражается с первым[832].
Сражение разума с животной душой подобно спору Маджнуна с верблюдицей: Маджнун стремится к благородной женщине[833], а верблюдица стремится к своему верблюжонку; как сказал Маджнун: «Любовь моей верблюдицы – позади меня, а моя любовь – передо мной; поистине, мы с ней расходимся»[834]
Несомненно, они – как Маджнун [и] его верблюдица:[835]
Этот тянет вперед, а та – назад, [они] во вражде.
Влечение Маджнуна торопило его к Лайли,
Влечение верблюдицы гнало ее назад, к верблюжонку.
1535 Если Маджнун хоть на один миг забывался,
Верблюдица поворачивалась и шла назад.
Поскольку его тело было полно любви и страсти,
Не было у него способов не быть вне себя.
Разум должен был быть его хранителем,
[Но] страсть к Лайли похитила разум.
А верблюдица была очень наблюдательна и шустра:
Лишь только замечала, что ее узда ослаблена, –
Понимала о нем, что он невнимателен и не в себе,
Без промедления она поворачивала назад к верблюжонку[836].
1540 Когда он вновь приходил в себя, он видел по [окружающей] местности,
Что вернулся назад на много фарсангов[837].
Вот так на расстоянии трехдневного пути,
Маджнун годами был в движении[838].
Он сказал: «О верблюдица, ведь мы оба – любящие,
Мы – две противоположности, неподходящие спутники.
Не по мне любовь и уздечка,
Надо выбрать разлуку с тобой»[839].
Эти два спутника были друг для друга разбойниками на пути,
Собьется с пути та душа, которая не спешится с[о скакуна] тела:
1545 Душа бедствует из-за разлуки с Престолом;
[А] тело любовью к колючему кусту уподобляется верблюдице[840].
Душа раскрывает крылья[, устремляясь] вверх,
Тело когтями вцепляется в землю.
«Пока ты со мной, о мертвый [для] родины,
Моя душа будет далеко от Лайли[841].
Прошла моя жизнь в этих состояниях,
Словно у народа Мусы, [странствовавшего] годами по пустыне.
Всего два шага пути было до свидания,
На шестьдесят лет застрял я в пути из-за твоего крючка![842]
1550 Путь близок, но я слишком запоздал,
Сыт я этой ездой, сыт, сыт!»
Бросился он с верблюдицы вниз головой,
Сказал: «Исстрадался я! Сколько еще?! Сколько?!»
Тесной стала для него широкая пустыня,
Бросился он на каменистую землю.
Так сильно он бросился вниз,
Что разбито было все тело этого отважного.
Когда он так низвергся,
По воле Предопределения в тот же миг он сломал и ногу.
1555 Он завязал ногу и сказал: «Я стану мячом,
Я покачусь в изгибе ее чаугана»[843].
Поэтому проклинает сладкоречивый мудрец
Всадника, который не спешивается с тела[844].
Любовь к Повелителю может ли быть меньше любви к Лайли?!
Стать Его мячом более предпочтительно.
Стань мячом, катись на боку искренности
Кубарем в изгибе чаугана любви.
Ведь тогда это путешествие будет по притяжению от Господа,
А то путешествие на верблюдице – это наше [собственное] странствие.
1560 Это странствие[, в котором притягивает Господь,] такого удивительного рода,
Что оно превосходит усилия и джиннов, и людей.
Это такое притягивание – не как обычное притягивание:
Оно заложено совершенством Мухаммада – и дело с концом!
О том, как тот раб написал шаху жалобу на сокращение довольствия[845]
Сократи свою повесть для [продолжения рассказа про] того раба,
Который написал послание шаху.
Письмо склочное, самонадеянное и злобное
Передал он дорогому царю.
Тело – это послание, посмотри на него:
Достойно оно царя? Тогда вручай[846].
1565 Удались в уголок, открой послание, прочитай,
Посмотри, слова его достойны ли царей?
Если недостойны, порви его,
Напиши другое послание и поправь дело.
Но не считай легким раскрыть послание тела,
Ведь тогда каждый запросто увидел бы тайну сердца.
Как трудно и тяжело раскрыть это послание!
Это дело мужей, не детей, играющих в бабки.
Мы все довольны его оглавлением,
Поскольку погрязли в алчности и страстях[847].
1570 Это оглавление – ловушка для людей толпы:
Они ведь думают, что и текст письма таков же[848].
Открой письмо, не отмахивайся
От этих слов, а Аллах знает доподлинно[849].
Это заглавие – словно заверения [произносимые] языком,
Ты же исследуй текст письма, [что у тебя в] груди, –
Соответствует ли он заверениям языка?
А то как бы не были лицемерными твои дела![850]
Когда ты тащишь очень тяжелый мешок,
Ты должен, по крайней мере, заглянуть в него, —
1575 Что там из горького и сладкого в мешке?
Если это стоит того, чтобы нести, – неси.
А если нет – выбрось из мешка камни,
Выкупи себя от этого неоплачиваемого труда и позора.
Положи в мешок то, что подобает подносить
Праведным султанам и царям.
Рассказ о факихе в большой чалме и о человеке, который отнял ее, [а тот] воскликнул: «Раскрой и посмотри, что несешь, а тогда и неси!»
Один факих набрал всякого тряпья
И набил этим свою чалму[851],
Чтобы она стала пышной и он выглядел бы почтенным,
Когда направится в Хатим[852].
1580 Нарвал он тряпья из старых одежек
И украсил им наружность своей чалмы.
Снаружи чалма – словно райский наряд,
А внутри – что лицемер, постыдный и гадкий.
Клочки старых лохмотьев, хлопка и меха
Были схоронены во внутренности этой чалмы.
Рано утром он направился в медресе,
Чтобы всех покорить этим достойным видом.
