— Хочешь сказать, что непричастен к смерти Императора? Ты травил его, я сам видел. И Императрица…

— Если вы о таблетках, то это лишь лекарство от недуга, который одолевал его очень много лет, не более. А что до императрицы… — перебил Кон де Валь. — Сказала, что уговорила меня совершить правосудие?

Советник будто читал мои мысли. Я вспоминал разговор с Цереей, её историю. Тогда она часто путалась. Говорила, что не изменяла мужу, но затем этот роман с принцем. Она говорила, что приложила руку к смерти мужа. Как я мог это пропустить, как мог не ухватиться за эти слова? Чем я думал в тот момент? Я был убежден в виновности советника, и когда услышал, что хотел – сделал свои выводы, удобные моей вере.

— Я никогда не желал смерти Ариджиту. Может, лишь чуть-чуть. Но это дело прошлого, а мы живем в настоящем. Куда больше вы сами желали отомстить за отца и мать.

— Не говори о том, чего не знаешь!

— Разве вы не жили в мысли, что все так несправедливо? Что вам все врут и что ваш отец не мог пойти против своего господина? Но вы ошибаетесь. Именно ваш отец убил Бушара Орвинара, как бы вы хотели думать об обратном. Он так сильно любил своего сына, что у него не было выбора. Это была цена за твою жизнь, Себастьян. Он пошел на измену, а Ариджит сдержал обещание, сохранил тебе жизнь, ты стал генералом, получил власть и силу. Этого ничего бы не было, если бы твой отец остался на стороне прошлого Императора, Ариджит убил бы всех, кто был так или иначе верен Бушару.

Что происходит? Что говорит этот человек? Мой отец — действительно изменник? Меня бросало то в жар, то в холод. Сердце пульсировало где-то в голове, так громко и неприятно.

— Я не собираюсь поддаваться твоим провокациям, Кон де Валь, — охладил разум и сердце, заставил уйти навязчивые мысли. — Всё, что вижу — это обман и кровь, широкой рекой тянущуюся за тобой. И все дороги ведут именно к тебе. Можешь говорить, что угодно, но я больше не желаю слушать. Расскажешь это на суде.

— И по какому вопросу меня будут судить?

— О том, что ты собирался выдать за нового правителя человека, никак не связанного с кровью Орвинар, и незаконно объявил себя регентом. И за то, что сделал из невинного парня бесчувственную машину. А также за смерть принца Банама и за то, что травили

Кон де Валь искренне удивился, а затем засмеялся.

— Согласен, с Гектором получилось не совсем то, что я планировал. Я понял это, когда увидел ту девку. Она так кричала: “Отпустите его, он не тот, кто вам нужен!”, что пришлось попросить Гектора её приструнить. А подойдя поближе и взглянув на неё повнимательнее, меня осенило, что мы ошиблись с полом ребенка, так как у семьи, вывозившей его из дворца, тоже был ребенок. А эта девка просто вылитая копия королевы Илирии, бабушки принца Банама по материнской линии, изображений которой сохранились в таком небольшой количестве, что думаю даже Церея никогда её не видела. Но я покажу вам одно.

Кон де Валь достал из сундука рядом один из старых и ветхих свитков и развернул. На меня действительно смотрела копия Офелии, в таком же возрасте. Изображение было потертым и старым, штрихи местами потерлись, плесень съела часть свитка, но сходство отрицать было глупо. Затем я вспомнил, что когда Офелия выбежала наружу, по ее голове текла кровь и от этого придушить своими руками советника захотелось еще больше.

— Я был уверен, что Гектор — тот самый. Жаль, что он умер. Но это не я его убил, парень итак был ходячим мертвецом, когда Дарнелл притащил его во дворец. Что ж. Все ошибаются.

Я уже не мог выносить его мерзкий голос, а когда он начал говорить про Офелию я уже совсем начал терять контроль.

— Меня достали эти разговоры. Ты лишь пытаешься отсрочить неизбежное.

Я двинулся в сторону советника, намереваясь схватить и прекратить уже его непрекращающийся треп. Кон де Валь пятился в сторону двери.

— Ты уверен в своих действиях? Однажды, тебя уже приговорили к виселице. Хочешь повторить, Фокс?

— Знаешь, что-то я начал сомневаться, что смогу дотерпеть до суда. Может, просто отрезать тебе язык?

— Наследница сейчас в замке, если мы объявим об этом, всё будет окончено и каждый сможет пойти своей дорогой, восстановим тебе звание, скажем, что всё это была ошибка, от этого выиграют все.

— Не смей даже думать об Офелии и о том, чтобы втянуть её в свои игры.

— Нет… — лицо Кон де Валя вытянулось и расплылось в улыбке. — Неужели, вы влюбились, Фокс. В наследницу? Не слишком ли вы самоуверенны?

Я едва дрогнул, но это не осталось незамеченным. Кон де Валю это явно понравилось. А меня бесило. Я схватил мерзавца за глотку и прижал к стене, сжимая руку все сильнее.

— Не тебе говорить о самоуверенности, сам же возжелал саму Императрицу.

Он понял, что я перестал вести светскую беседу, готов был растерзать его на месте. Чувствовал как уверенность покинула советника, а на смену пришел страх. Руки и ноги Кон де Валя тряслись, бешено стучало сердце в груди, желая вырваться из телесных оков. Я с силой сжал его глотку и отшвырнул в сторону, боясь не остановиться.

Кон де Валь дернулся к двери, выбегая из кабинета, спотыкаясь. Я тяжко вздохнул. Не хотел играть с ним в догонялки, но раз он так хочет.

— Ты переоцениваешь свои физические способности Кон де Валь! — кричал ему вслед.

Советник звал Джерома и свою стражу, но никого, совершенно никого рядом не было. Они словно растворились в воздухе, будто их никогда и не было. Башня опустела и казалась заброшенной.

— Твои слуги тебя покинули, советник. Можешь не пытаться звать их.

— Нет, они не могли!

— Ты же не слепой. Здесь только ты и я, Кон де Валь.

Советник перебежал на самую длинную галерею, соединяющую его башню и Императорскую. Он выдыхался с каждым шагом, беспорядочно глотал ртом воздух, со лба стекал пот, ноги уже не держали советника. Когда он был уже на середине, один неосторожный шаг заставил Кон де Валя потерять равновесие. Я в несколько широких шагов настиг его и приставил меч к горлу.

— Вставай, мерзавец. Отведу тебя к Церее и пусть она сама решит твою судьбу.

— По закону…

— На закон, кажется, в этой стране уже всем плевать. Все творят, что хотят.

— Совет встанет на мою сторону.

— Совет встанет на сторону наследника, если не окажется настолько глупым, чтобы начать в стране гражданскую войну за власть.

— Что может девчонка, которую растили, как простолюдинку?

Советник рассмеялся, я не сдержался и вмазал ему по его роже рукоятью. По подбородку потекла тонкая струйка крови.

— Заткнись уже, гнида!

Зрачки Кон де Валя расширились, на лице красовалась гримаса безумия, он продолжал смеяться, и с каждым новым смешком я бил его в надежде стереть эту улыбку. Каким-то чудом, я смог совладать с собой, глядя на то, в какое кровавое месиво превратил его лицо.

— Церея поистине удивительна. Эта женщина обманула всех, бедная и несчастная, запертая во дворце и в своих мыслях.

— Да о чем ты говоришь, Кон де Валь?!

— О том, что именно Церея соблазнила принца Банама, ведомая своими пороками, о том, что она убила своего мужа, думая, что тот избавился от племянника, она проводила эксперименты над людьми, игралась их жизнями и ты сам видел плоды её работы. Это всё она, она! Её разум… нестабилен, — советник сплюнул кровь изо рта. — Она бывает одержима, и в эти моменты ей лучше не мешать. Она может творить чудеса своими руками, а может создать оружие, разрушительное и беспощадное. Я много лет сдерживал её, ради этой страны, но даже я не имею всей власти, и да, я желал её, потому что она сама так захотела, потому что она позволила её желать, как позволила Банаму, Ариджиту и мало ли еще кому!

— Почему я должен тебе верить? — я схватил советника за грудки и заглянул прямо ему в глаза. Я не хотел ему верить, но ничего в нем не говорило, что он лжет.

— Потому что это правда. Если ты захочешь, ты разберешься с этим, Себастьян.

Меня захватили противоречивые чувства. Я видел в его словах логику, находил подтверждение им в своих наблюдениях, воспоминаниях, но я не хотел верить ему. Только не ему. Если он сказал правду, то всё за что я боролся, вся моя вера рассыпалась на тысячу осколков. Офелия…