– Якуб, – прошипел Мизинчик. – К чертовой матери! Сделай контрольный выстрел этой бабе в голову. У меня заело. Ишь, шевелится.

Якуб, тяжело топая своими ножищами по паркету, высматривая, чего бы украсть в этой богатенькой квартире, прошел по коридору в дальнюю комнату, не торопясь, приставил пистолет к голове мертвой женщины и нажал на спусковой крючок. В этот же момент Мизинчик с ловкостью необыкновенной поднял свой пистолет с глушителем и выстрелил Якубу в затылок. Тот дернулся вперед, словно от удара, но удержался на ногах, обернулся, роняя пистолет, хотел что-то сказать; его лицо искривила гримаса предсмертной болевой судороги, и он рухнул на пол. «Все, – прошептал Мизинчик. – Прощай Кавказ, надо уходить. Теперь, как только выйду, надо будет отправить полковника вслед за этими. И дело выполнено».

Полковник Свинцов вышел из лифта и затаился у стены. Он видел, как взгляд Мизинчика засек его в лифте и, судя по психологии этого примитивного существа, он сразу ринется к лифту, полагая, что Свинцов по-прежнему находится именно там. Свинцов не сомневался, что Мизинчик попытается его убрать. Он неоднократно оказывался в подобных переплетах. Свинцов, как всегда, держал пистолет с глушителем стволом вверх на уровни груди, затем опускал автоматически пистолет, когда поворачиваешь ствол к противнику, чуть ниже и стреляешь в живот или, если человек высокий, как он сам, в грудь. Механика, отработанная до малейшего нюанса. Он никогда не стрелял в голову, в голову он совершал только контрольные выстрелы. Бывали случаи, что он изучил досконально, при малейшем шорохе, при собственном уклонении от выстрела противника, тебе приходится чуть сместить прицел, и ты – промазал. Нет – в голову стрелять при острых ситуациях не годится, стрелять надо в грудь, живот – в худшем случае. Полковник слышал, как выбрасывали тело маршала из окна, как раздались два легких хлопка – то Мизинчик стрелял в Полину и в Якуба.

Мизинчик тоже чувствовал опасность: могут убить при выходе из квартиры! Он прислонился спиной к стене в коридоре и стал считать до пяти – его любимое число. Стоило торопиться, ибо он слышал шум прохожих вокруг трупа маршала. Он мелко-мелко продвигался к дверному проему. Теперь надо отдернуть дверь и стрелять. Он в мгновенье отдернул дверь, но сам не показался. Он высунул левое плечо, надо сделать резко и круто поворот вправо и – стрелять в полковника, который стоит в лифте. Стрелять в упор, брать деньги и – будь здоров! Когда Мизинчик стремительно поворачивался, слегка выставив не плечо, а грудь из дверного проема, Свинцов выстрелил. Пуля отбросила Мизинчика на дверной косяк. Режущая боль в груди пронзила его. Он терял сознание, падая, поднял пистолет и выстрелил в ненавистного полковника. Он еще видел, как полковник схватился за шею и как захлопнулась дверь лифта. Больше Мизинчик ничего не видел.

Полковник получил легкую, скользящую рану на шее. Мизинчик стрелял в голову, а попал в шею. Полковник боялся, что стоит ему выйти на улицу и могут пристрелить. Он сел в лифт и нажал на кнопку. И так разволновался от такой незначительной неудачи, что забыл сделать контрольный выстрел. Он вернулся на этаж и произвел контрольный выстрел Мизинчику в голову. Все. Точка.

В лифте он перевязал шею платком, затем оторвал рукав от своей рубахи и для надежности перевязал сильнее. Рана слегка саднила, но он убедился, пуля скользнула по коже, не задев сосудов.

Лена с Волгиным, прихватив с собой ротвейлера, выбрались из «охотничьей квартиры» часов в одиннадцать, желая пройти по пути, по которому Волгина преследовала милиция. Они по дороге посидели в кафе, пообедали. Волгин то и дело записывал в книжечку приходящие ему в голову мысли. В одном из частных ларьков купили детские подгузники – на будущее. Часов в двенадцать дня стал накрапывать дождь. Они решили переждать его под навесом одного из домов на Шмиттовском проезде.

– У тебя вон сединка появилась, – сказала она, рассматривая его. Он молча смотрел как накрапывал дождь.

Часа в два Лена почувствовала усталость, дождь не прекращался, а наоборот, усиливался. Волгин поймал такси. Как только выехали на улицу Горького, дождь прекратился и уж был виден дом Лены. Они проскочили мимо металлических ларьков Бориса, не доезжая дома, свернули направо, однако Лена заметила толпу людей, собравшихся возле ее дома со стороны улицы. Но не придала этому значения.

Вот и знакомая арка, а вон и сам подъезд. Им навстречу из лифта выскочил торопливой походкой какой-то мужчина в сером плаще, шляпе, надвинутой на глаза. Лица она не приметила. Мужчина, подняв плечи, с засунутыми в карманы руками, прошел мимо, напряженно глядя вперед. На него рыкнул Родик, и Лена дернула ошейник.

– Ты видел его глаза, больной, что ли? – спросила Лона, когда они сели в лифт. – Ротвейлера испугался, что ли?

Они поднялись на лифте наверх, и им предстала жуткая картина жестокой расправы, при виде которой у Лены случился припадок. Она кричала: «Дедушка-дедушка! Миленький мой дедушка!». В распахнутое окно Волгин увидел толпу людей вокруг лежавшего навзничь на асфальте старика в распахнутом халате. Вне всякого сомнения, это был старый маршал. Жизнь из него вылетела еще до того, как он упал на асфальт.

Когда Лена пришла в себя, следственная группа Главного управления МВД вынесла уже трупы, и только следователь продолжал записывать какие-то подробности.

Когда следователь ушел, Лена достала из-под подушки деда именной его пистолет, собрала все «сберегательные книжки» и драгоценности, зная, что сюда теперь часто будут приезжать следователи, милиционеры и могут унести плохо лежавшее. В сейф она заперла дорогие вещи, медали и ордена деда, письма, записки и дневники. Она решила отомстить немедленно.

– Вова, ты понял, кого мы встретили? – спросила она сквозь слезы. – То был полковник Свинцов! Он – убийца! Недаром Родик на него рыкнул! Он все понял раньше нас. Ведь пока доехали, он ни на кого не рыкнул ни разу. Я ему отомщу! Убийца! Гад!

– Лена, тебе нельзя волноваться, – Волгин понимал, как трудно ей принимать решение и что она не отступится от задуманного.

– Дерьмо вонючее будет гулять на свободе, а меня, извини, так дедушка не учил. Раз и – полный вперед! Вот как он учил. Как они вошли сюда? Мы с ним договаривались, только Маня знала условные звонки! Заводи машину и поехали. Я здесь не могу находиться.

Волгин молча отправился в гараж, который находился недалеко, и довольно быстро завел «Волгу». Он посмотрел на часы – было девять часов вечера, когда они с Леной и собакой поехали на Каретную улицу.

Минут через пятнадцать они подъехали к дому на Каретной. Остановились напротив подъезда, стали ждать. Волгин принес минеральной воды. Через час Волгин отправился посмотреть на окна квартиры Свинцова. Окна не светились. Выходило, Свинцов, как Лена и говорила, не приходил домой. Расчет Лены был до удивления прост – старый, опытный убийца никогда не вернется сразу в свое логово, так как логика ему подскажет, что возвращаться домой после убийства опасно. А вот выждать, отлежаться, как то делают матерые звери, убийцы, залечь на дно – это да! «Но когда он уходил на свое кровавое дело, – рассуждала Лена, – он брал как можно меньше, чтобы быть налегке: не взял сигареты, если курил, не взял денег достаточно, ему захочется переодеться, чтобы его не узнали. Даже бритвенный прибор он мог не взять, свои любимые вещи».

Одним словом, она убедила Волгина, что Свинцов должен появиться ночью.

Их молочного цвета «Волга» стояла среди других автомобилей и не очень выделялась. Лена вздремнула, а когда проснулась, была полночь.

– Так и будем дежурить? – спросил Волгин. Она не ответила, вся сосредоточившись на подъезде. Прошел еще час, еще полчаса. Ротвейлер Родик поскуливал. Время катилось медленно. На лестничных площадках подъезда светились плафоны. Было пустынно. Накрапывал дождик.

В два часа ночи Волгин предложил жене уехать, а вернуться завтра, убеждая ее, что такой матерый убийца, каким являлся Свинцов, вряд ли появится дома в первую же ночь. В три часа и пятьдесят пять минут Лена толкнула задремавшего мужа в бок и показала на тень. От горевшего на столбе фонаря падала ломаная тень человека, который замер, прислушиваясь, не подозревая, что тень его видна. Он прятался за соседним автомобилем. То был либо кто-нибудь из ворующих автомобили, либо Свинцов. Присмотревшись, Волгин заметил – то был человек, который внимательно прислушивался, чутко подставив ухо подъезду. Минут через двадцать-тридцать он проскользнул к двери подъезда и замер – слушал. Простоял минут десять и осторожно двинулся в дверной проем. Там он замер и еще некоторое время прислушивался, не раздастся ли подозрительный шорох на лестничных площадках.