Он обнял ее, и она всем своим телом подалась к нему. Он ей понравился своей искренней нежностью, его слова были так понятны и близки ей. – Я понял, что могу полюбить вас! Вы верите в любовь с первого взгляда? Верьте!

Борис сбегал снова за вином. Он обнял Чередойло и предложил тост на брудершафт. Его магнитом притягивало ее красивое лицо, которое в полусвете выглядело просто восхитительным. Страстные полные губы, волною вздымающаяся от волнения грудь, белоснежная лебединая шея приводили его в восторг. Он решил, что наконец набрел на образец неземной красоты, которую он полюбит навсегда. Они, переплетя руки, выпили на брудершафт.

– Я почувствовал в вас нежное создание красоты, – сказал он, и тут они услышали, как в квартире заиграла музыка. Лена пригласила на танец Волгина и Маню Рогову, и они втроем стали танцевать.

– Пойдемте и мы танцевать, – предложила Чередойло, отставляя руку с фужером, и уронила его. Послышался мелкий хруст разбитого хрусталя.

– Это на счастье! – зашептал Борис, и тут она почувствовала, как его дерзкая рука предалась вольному чувству любви, прохладным ветерком скользнула по ее бедрам. В мгновение он задрал ей юбку. Она оказалась в западне. Чередойло слабо сопротивлялась, но он был настойчив. Кричать, звать на помощь неловко. Не может же она, взрослая женщина, пожаловаться, что друг Волгина лапает ее.

Лена отворила дверь и сказала:

– Ребята, второе подано. Борис, Валерия, кушать.

Она внимательно осмотрела на прильнувших друг к дружке Бориса и Чередойло и отошла к столу. На кухне она сказала Волгину:

– Вот что, Вова, чтобы этих Чередойло и Бориски, чтобы этих духу у нас дома не было!

– Леночка, Леночка, но так случилось, – пробормотал Волгин и крикнул, обращаясь к балкону: – Ребята, давайте кушать!

На балконе Борис, целуя Чередойло, спрашивал:

– Ты меня любишь? Я тебя – да. Ты меня любишь?

– Да, – прошептала она, полагая, что ей больше в такой ситуации и говорить-то нечего.

После чая еще немного послушали музыку и начали собираться по домам. Когда они остались одни, Лена назидательно сказала мужу:

– Приличный человек здесь один – Маня Рогова. А Чередойло – проститутка! От нее похотью несет за версту! А Борис – настоящий козел. Недаром его бросила даже шлюшка Аллочка. Но я хотела сказать, что у нас игры кончились, мы ждем ребенка – наше продолжение, у нас семья, и я тебя люблю. Слушай, стоило мне прийти к дедушке, – перешла она неожиданно к другой теме, – как раздался телефонный звонок и опять – премерзкий голос. Тот самый, который говорит «шволошь». После этого вдруг дедушка говорит: «Если со мной что случится, знай, квартиру я перевел на тебя, вещи, дача, ордена и награды – все тебе. Похорони, говорит, меня в простой солдатской шинели, которая лежит в шкафу, хотел отдать в музей, но передумал».

– Этот голос, это «шволошь», Вова, я боюсь. Пойдем завтра к дедуле, посоветуемся. Давай ротвейлера заберем к нам, он не слабее черного Рота. Теперь я боюсь за ребенка, не за себя. Попрошу дедулю, чтобы пистолет мне разрешили носить.

Они, не выключая света, лежали в постели и беседовали. Когда раздался звонок, она взяла трубку и протянула мужу. В трубке послышался возбужденный голос Бориса Горянского:

– Послушай, Володь, извини, что так поздно, но та женщина Валерия просто, знаешь, не устояла против меня. Ты все говоришь, что, мол, годы-годы, а я вот скажу тебе, что они ничего не значат. Поехала ко мне. Потом, правда, позвонила Алла, попросила разрешения приехать завтра с утра, чтобы забрать кое-какие детские вещи, пришлось ее отправить сегодня. И правильно сделал, завтра мне с утра торговать. Но баба, скажу тебе, что надо! Сколько ей лет? Не больше тридцати на вид. Слушай, она мне говорит, что полюбила меня самой возвышенной любовью с первого взгляда! Врет, конечно!

– Борис, мы тут уже спать легли, – засмеялся Волгин. – А сколько лет ей, так мы вместе с ней учились, только она на другом курсе. Вот и считай. Я был на первом, а она на третьем. Ты ее видел, помнишь, в столовой в общежитии. Ну, бывай, старик. Извини, уже поздно.

На следующий день они поехали, как и собирались, к маршалу, который их принял в своем замусоленном халате, растоптанных шлепанцах. Весь бледный, дрожавшими руками он разводил какие-то пахучие лекарства в мисках, тыкал в них мордами отворачивающихся собак. Полина болела. Она в своей комнатке лежала на постели и постанывала.

– Вчера ходил гулять вечером, собаки нашли какое-то дерьмо, никогда не ели ничего во время прогулок, а тут стали лизать. Я их гнать. Поздно. И вот на теперь, отравились, смотри, глаза закатывают кроме Родика, – жаловался маршал, поглаживая афганскую борзую, любимую его собаку. – Вызвал ветеринара. Он прописал вот это дерьмо вонючее, которое не токмо собака, человек кушать не станет. Вишь, борзая скулит, ведь умирает. Вижу.

Маршал тут же принялся рассказывать о чудовищной коррупции в коридорах ЦК, о Горбачеве и о том, что если кто и спасет Советский Союз, то только боеспособная армия.

– Прольется кровь, кто-то станет для кого-то жертвой, – в задумчивости проговорил Волгин. – Власть удерживают на крови.

– Что делать, – вздохнул маршал.

– Дедуля, а где Безмагарычный, верный твой друг? Пригласи его, я по нему соскучилась уже. Жил бы у нас, все легче было бы.

– О, Леночка, не говори. Он умер. Направился ко мне за бутылочкой, знаешь, а по дороге умер, сердце отказало у старого вояки. Любил меня. Пил, как военный, умер, как военный; прилег и без единого слова умер. Настоящий герой! Как умру, то похороните, внученька, в серой моей солдатской шинели. Мы с бабушкой очень любили эту шинель. В ней я и познакомился с твоей бабусей.

Лена обняла своего дедушку и сказала, подбадривая его, что он еще переживет всех своих врагов. В этот момент раздался звонок, и Лена моментально сняла телефонную трубку.

– Шволошь, – раздался гнусавый голос. Лена вскрикнула и бросила трубку. Маршал объяснил, что несколько раз люди по его просьбе пытались узнать человека, который звонит: звонят из телефона-автомата.

– Специально! – воскликнула Лена и, закусив губу, погрозила невидимому врагу кулаком. – Дедуля, ты обещал достать мне разрешение на ношение оружия. Прошу тебя, сделай это.

– Зачем делать, я уже достал, внученька, вот и оружие у меня имеется, министр, я его знаю лично, подписал сразу, и тут же выдали пистолет Макарова, маленький, такой новенький, как раз для дамочек.

Пистолет Макарова находился в коробке под письменным столом, а в ней и разрешение, подписанное министром внутренних дел Пуго. Лена осмотрела пистолет; он ей понравился. Она его небрежно и обыденно, будто всю жизнь носила оружие, бросила в сумочку и потащила Волгина пройтись по центру, посмотреть ларек Бориса Горянского, выгулять заодно ротвейлера Родика.

– А вот эта вчерашняя тетенька Маня, она такая чистюля на вид, зарядить бы ее ухаживать за дедом, квартирой, Полиной. А?

– Пусть, – пожал плечами Волгин.

Они вышли на улицу, разговаривая, обсуждая деловые вопросы.

Возле старого кафе «Марс», прислонившись одним боком к этому кафе, стоял ларек Бориса. Крепкий и прочный на вид, сваренный из толстых металлических листов, напоминал скорее то ли дот, то ли дзот, то ли броневик допотопных времен. Здесь продавали водку, вина и спирт. Металлический ларек – экономическая платформа Бориса, с которой он собирался сделать мощный прыжок к богатству и полному изобилию. В открытом люке виднелась голова молодой женщины.

– Вы не скажете, где найти хозяина? – спросил Волгин, всматриваясь в темное нутро железного сооружения.

– По делам отбыл, – отвечала женщина настороженно, и опустила руку под прилавок. Можно было подумать, что у нее там спрятано оружие. Она больше ничего не ответила; на недоуменный взгляд Волгина – молчала. Борис же находился, и они то заметили сами, на противоположной стороне улицы Горького, где строился еще один металлический ларек, что возле магазина «Российские вина». Взлетающие снопы искр говорили, что там шли сварочные работы. Борис выглядел испуганно, когда они по подземному переходу подошли к нему. Он отвел их в сторону и сообщил, что ночью его собственность, зарегистрированную в правительстве, которой он владеет на законных основаниях, хотела взорвать конкурирующая фирма. Борис пригласил их к себе домой выпить кофе. На окнах его квартиры красовались металлические решетки, дверь в его комнаты стояла стальная. Он сообщил, что после сегодняшнего дня переезжает на другую квартиру.