– Важную роль в нашем государстве играет Коммунистическая партия, – проговорил Брежнев и вновь посмотрел на маршала.

– Я не отрицаю, Леонид Ильич, но важность – не особенность государства, а особенность человека, который управляет огромным государством. Коррупция разъедает государство, а коррупция – это попытка в государственном механизме снять подшипники, после чего механизм разрушится сам по себе. Ложь стала главной доминантой в управлении страной. Я понимаю, что лжецы те же проститутки, как одним, так и другим платят деньгами, одним за ложь, а другим – за тело. Их можно понять, они живут трудной жизнью: им надо запоминать свою ложь, чтобы не быть пойманным в следующей лжи. Но ложь – это когда дурно пахнет. Величавое – не может быть дурным. Наша страна величавая. И роль ваша в жизни страны огромна.

– Интересно. Игра слов, но что вы скажете о роли личности в истории? – спросил Брежнев, боком двинувшись в кресле, как бы проявляя интерес к Волгину, что очень понравилось маршалу.

– Начнем с того, Леонид Ильич, что личность и народ – это два дуэлянта, у одного из которых пистолет может дать осечку. Если пистолет дал осечку у личности, то говорят – роль народа в истории, а если у народа, то говорят – роль личности в истории.

Брежнев улыбнулся и покачал головой, подзадоривая Волгина.

– Только дурак в истории отличается от умного тем, что дурак врет, но думает, что говорит правду, а умный говорит правду и сомневается в ней. Личность дурака в истории – это все равно, что пистолет у одного среди множества безоружных. Если он даже не заряжен, каждый думает в толпе, что он всегда может убить или помиловать, но никто не догадывается, что пистолет может быть просто не заряжен.

– А что же тогда такое государство, товарищ молодой человек? Это очень интересно.

– Всякое дело, Леонид Ильич, интересно уж тем, что не имеет конца, ибо оно постоянно требует работы для совершенства.

– Это правильно, товарищ молодой человек, вы говорите, – сказал Брежнев. – Но правда народа – это правда партии.

– Правда, Леонид Ильич, то, что я могу не сказать правду. В том самая главная ошибка истории. Человек не может приобрести силу над материей большую, чем в нем ее сокрыто.

– А огромная многомиллионная партия? Это надо знать. Огромное наше государство – это большая влиятельная сила в мире.

– Леонид Ильич, государство – способ выживания народа. А партия – это, простите, такая коллективная игра, которая обозначает, как руководить людьми. Вы ни разу не говорили, что партия раскрывает тайну жизни. Тайну жизни раскрывает художник.

– Партия – это воля народа. Дайте определение воли народа.

– Воля – это способ человека проявить свою силу для достижения цели. Воля создает вечность. Высшей волей, как и высшим разумом, наделен гений.

– Вот и правильно, товарищ. Как ваше имя?

– Волгин, Владимир Александрович, – отвечал Волгин.

– Так что такое вечность, Волгин Владимир Александрович. Вечность – это Ленин, Маркс.

– Вечность? Вечностью называется место, где встречаются с людьми после смерти.

– Где же мы с вами встретимся? – рассмеялся Брежнев и посмотрел на старого маршала. – Умный человек. Надо послом определить его в какую-нибудь развитую страну. Я читал, вы окончили университет, работали, книгу издали. Конечно, конечно, каждый ищет у нас место. И находит, товарищ молодой человек. Но ленинский тип коммуниста – это главное. Что-то я не припоминаю, чтобы было написано, что вы – член Коммунистической партии.

– Я не член КПСС.

– А напрасно, товарищ уважаемый Владимир Александрович Волгин. Ум у вас острый, ленинского типа, и быть там вам надо, уважаемый товарищ Волгин. Напишите мне записку: «Об исправлении некоторых негативных явлений в жизни советского народа в свете исторических решений партии». И по пунктам. Я прочитаю с ленинских позиций. А товарищ маршал мне принесет, он тоже думает об исправлении некоторых негативных явлений в армии. У меня сейчас важное совещание, уважаемые товарищи. Всего вам хорошего, дорогие товарищи.

Волгин занервничал, потому что сказал не все. И он подошел к Брежневу и выговорил твердым голосом:

– Леонид Ильич, – обскурантизм – самый главный бич, он сродни лжи. Это две гидры одной змеи, имя которой – коррупция.

Генеральный секретарь, не поднимая глаз, выслушал, но только поднял глаза и внимательно посмотрел на его лицо. Маршал козырнул и направился прочь, за ним – Волгин. Прикрыв дверь, они остановились в коридоре. Здесь было светло, чисто, сухо. За одним из столов он увидел Валерию Чередойло. Он глазам своим не поверил. Она сдержанно кивнула. Он подошел и протянул руку. Она обрадовалась. Он не мог признать ее внутренне, хотя внешне признал, и глаза оценили ее внешность, издали напоминавшую прежнюю Чередойло. Все так же были уложены ее красивые волосы.

– Пороки красивой женщины скрыты, как кратеры на луне, чем ярче свет луны – тем лучше мы видим красоту женщины. Не отсюда ли их взаимозависимость, – сказал Борис Волгину, когда тот возвратился домой и от нечего делать позвонил приятелю. – Ты не можешь себе представить, Володь, что творится. Не можешь. Давай встретимся, я тебе все расскажу. Не терпит отлагательств наша встреча. Я жду тебя ровно в семь тридцать перед Большим театром, у фонтана.

Через тридцать пять минут Волгин уже был у фонтана, некоторое время посидел на скамейке, глядя на прохожих. Вскоре подошел запыхавшийся, как всегда, Борис. Волосы его торчали во все стороны, губы шевелились он на ходу сам с собой разговаривал.

– Володь, я не могу ничего понять. Ничего. Такое раз в сто лет бывает. Это просто кошмар. Представляешь, мы расходимся?

– Что случилось?

– Послушай меня с самого начала. – Он поправил галстук, затем дернул его и стащил с шеи. – Я часто прихожу домой с работы уставший. Аллочки нет. Она с детьми у матери, а я усталый, родители на даче или в гостях, сеструха у своего кобеля, как всегда, я ложусь некоторое время поспать. Сплю. Неделю назад вернулся домой. Послушай, Володь, дома расскажу, пошли ко мне. Будь человеком, спаси. – Голос его дрожал. – Ты не поверишь ни одному моему слову. Ни одному. Пошли, Володь.

Волгин молча поднялся. Борис по дороге то и дело возвращался к своей боли, охая и ахая, что придется бросать таких маленьких, таких замечательных детей. Дома у него никого не было.

– Только не задавай мне вопросов, потому что я не боюсь разводов, но я хочу быть честным перед собой. Володь, я помню, ты сказал однажды, цитирую: женщина – это хорошо укрепленная крепость, которую надо брать штурмом. Но в данном случае, имей в виду, совсем не так. – Они присели в кресла, и Борис поставил перед ним вазочку с печеньем. – Понимаешь, я не знаю, что тебе сказать. Помнишь, НЛО, носителей небесной благодати с теми красивыми девушками из архитектурного? Вот что-то такое. Послушай, вопросов не задавай, скоро все узнаешь сам. – Борис включил музыку, и они просидели при полном молчании, слушая музыку. Потом он поставил другую кассету, и снова они при полном молчании слушали музыку. На этот раз классическую. Потом он со значительным выражением на лице поставил третью кассету и попросил прилечь на диван-кровать, не задавать вопросов, а сам быстро разделся и прилег на диванчике в дальней комнате. Волгин также, по просьбе Бориса, быстро разделся и прилег, укрывшись валявшимся здесь пледом. Как только музыка смолкла и был выключен свет, скрипнула дверь, и в комнату кто-то вошел. Тихо, осторожно, на цыпочках. В окна с улицы проникал от светивших там фонарей свет. В комнате, в общем, если присмотреться, можно было все увидеть. И тут Волгин увидел: появилась фигура, закутанная в черное одеяло, и обомлел от страха. Черный призрак коммунальной квартиры остановился, сбросив с себя покрывавшее его одеяло, и перед ним возникла женщина с совершенными классическими формами: Венера! Он отчетливо увидел, как отсвечивало под мягким светом, проникающим из окна, ее широкобедрое тело, словно выточенное из слоновой кости, как вздымалась большая высокая грудь. Она переступила через спавшее с нее покрывало, отворила неслышно дверь в комнату, в которой находился Борис. Было тихо, только сквозь окна проникал в квартиру городской шум. В той комнате послышался явный шорох, еле-еле слышный характерный вскрик. Волгин же, прислушиваясь, приподнялся на диване. Ему казалось, он слышал там сдержанный шепоток, хотел было пройти во вторую комнату и посмотреть, что там происходит, но, помня уговор молчать и ни во что не вмешиваться, лишь прислушивался. Так прошел час. Волгин забеспокоился, шепотом позвал Бориса, ответа не последовало. Он позвал громче. Молчание. Он опустил голову на подушку и решил ждать. Чтобы удостовериться, что призрак не исчез из комнаты Бориса, поглядывал на сброшенное черное покрывало. Его потянуло в сон. Надоело вот так лежать в ожидании. Он прикрыл глаза, настораживая слух, решая, что при малейшем скрипе двери, тут же проснется и все увидит. Он задремал, и вдруг, словно в продолжение сна, почувствовал легкое прикосновение теплой и нежной руки к своему животу. Рука скользнула ниже, и вопреки воле им овладело желание. Он открыл глаза и замер – рядом лежала обнаженная женщина. Ее глаза блестели в темноте, призывно смотрели ему в лицо, руки ее мягкими кошачьими движениями снимали с него одежду. Вскоре призрак скользнул с постели и, подхватив сброшенное на пол черное покрывало, попятился к двери. На цыпочках, тихо и таинственно.