Через неделю Волгин выписался. Началась сессия. Он сдал все экзамены «на отлично». Январь запомнился как особенно яркий период из взаимоотношений. Они приходили в большую квартиру ее родителей, когда те уезжали на дачу, и оставались ночевать. Их переполняла нежность, они не могли наговориться.

Однажды к ним в гости приехала Галина Брежнева с молодым высоким, хорошо одетым чернявым человеком, пили вино. Галина, смеясь, предложила Самсоновой поменяться молодыми людьми. Людмила вызвала Брежневу в другую комнату на минутку. Прощаясь, Галина долго трясла в своей руке руку Волгина, глядя ему в глаза.

– Она на тебя глаз положила.

– На меня? – удивился Волгин, и даже поперхнулся от неожиданности. – Не надо так шутить.

– Знаешь, я не шучу. Каждой женщине нравится определенный тип мужчин. В данном случае ты подпадаешь под ее вкус, я ее знаю. В этом ничего плохого. – Она осеклась и попросила его зайти в ванную и открыла оба крана. – Это знакомство необходимо, чтобы прекратили за тобой следить органы. Галя эти шуточки не любит, она это мигом прекратит, не потерпит, чтобы следили за ее хорошими знакомыми.

– За мной?

– Именно. – Она приложила палец к губам, показывая на льющуюся воду и на потолок.

По последним четвергам каждого месяца Самсонова устраивала стирку, и они не встречались. Он обычно уходил в этот день в библиотеку. Она заканчивала стирку около двенадцати вечера. Свинцов наконец решился поговорить с ней, остановился в коридоре, напротив двери в кухню, где жена делала бутерброды.

– Люда, нам стоило бы поговорить. – Он чувствовал, что не знает, с чего начать разговор. После их разлада он стал даже немного робким.

– О чем? – спросила она. – В чем дело? – Ее голос был дерзок.

– Я уезжаю на две недели.

– Уезжай.

– Приеду, разберемся с нашими делами, – пробубнил он уныло.

Свинцов собирался в командировку. Список группы поименно, отправлявшейся на международную конференцию в Швецию, он получил. Против некоторых фамилий уже стояли галочки – эти товарищи заслуживали более тщательного наблюдения. Он был официальным членом делегации, гордился своей работой: он отвечал за безопасность советских граждан за рубежом!

Еще за неделю до отъезда в Ленинград, откуда самолет должен был лететь в Швецию, Свинцов еще раз внимательно изучил личные дела делегации, их фотографии, характеристики, автобиографии, прозвонил все первые отделы, к которым они были прикреплены по работе – академики, журналисты, партийные деятели. Двадцатого марта вылетели в Ленинград, там провели совещание, о чем пресса широко оповестила.

На следующие утро после отъезда Свинцова Самсонова проснулась одна в квартире с радостным ощущением полноты счастья. Так было всегда после его отъезда. Но только теперь Самсонова в полную меру поняла – это ощущение и есть настоящая ее жизнь. Каждой клеткой своего здорового организма чувствовала эту радость свободы. Людмила сбросила одеяло, и лежала безмятежно глядя в потолок. У нее было ощущение, что жизнь только что началась. Было девять утра, и в квартиру проникал ранний утренний свет.

Самсонова убралась в квартире, потом сбегала в магазин и купила там икры, сыров, фруктов и красной рыбы. Она знала, что Волгин любит рыбу, еще купила большой букет белых роз. Ровно в двенадцать пятнадцать раздался звонок. Голос его будто пробирался сквозь заснеженное пространство города, она сначала не могла понять, что он говорит, но потом поняла: он осилит еще две лекции и только потом освободится. Она попросила: «Приезжай, я не могу ждать!». Выходя из университета Волгин как нарочно в коридоре встретил Козобкину.

До Пушкинской площади он добежал за какие-то две-три минуты. Когда она открыла дверь, он сразу обнял ее.

– Что случилось? Вдруг приглашаешь к себе?

– Просто хотела тебя видеть, вот и попросила сразу приехать. Кого-нибудь видел из наших там, на кафедре?

– Козобкину.

– Эту выдру видеть не могу, сует свое рыльце во все дырки. Радостная ходит, на меня написала анонимку, стерва! Она писала, сверили шрифт машинки с нашей кафедры.

Волгин даже рот раскрыл от удивления.

– Ладно, садись, кушать будем, – предложила она, снимая со стоявших на столе тарелок салфетки. Роскошный ужин с коньяком Людмила завершила вкуснейшим борщом. Волгин совсем разомлел от вкусной еды и от близости любимой женщины.

Незаметно они оказались в постели. Когда наконец откинулись в изнеможении на подушки, Людмила сказала:

– Мы с тобой теперь не просто влюбленные, а гораздо больше. Я беременна.

– Ты? – от удивления он даже привстал на постели. – Господи, какая ты изумительная! – Он бросился ее целовать.

– Знай, я сама этого хотела.

– Людмила, молчи, – прошептал он ласково.

– Даже если ты меня разлюбишь, я теперь счастлива буду до конца жизни.

– Я никогда тебя не оставлю, я буду, милая, до конца своих дней, до последних секунд своей жизни любить тебя, что бы ни случилось.

– Я любила потому, что ты меня полюбил, а теперь я поняла: я буду любить, если ты даже разлюбишь меня.

– Знаешь, когда меня машина сбила, я подумал сразу, что умру, а ты не узнаешь.

– Больше не собьет, – сказа она.

– Почему так уверена?

– Знаю, – твердо отвечала она. – Это он подстроил. Но я попросила Галину Брежневу. Она – человек слова.

– Конечно, автомобиль с зажженными фарами, вспыхнувший свет? Но с испугу у водителей тоже такое бывает, – выдавил он из себя.

– Отработанная система наездов, он мне в свое время рассказывал, я вижу знакомый почерк.

– Да ладно. Что мы все о нем. Вот заживем с тобой, поедем в Ялту, там у нас дача. Я так счастлива! – она с радостью оглянулась, потому что на мгновение свет погас, и в этот самый момент, как ей показалось, кто-то вошел. Голос ее дрогнул, осекся, и когда свет зажегся, он увидел на ее лице испуг.

– Что случилось?

– Мне показалось, какая-то тень промелькнула, – ответила она шепотом. – А когда я выглянула в коридор, словно тень сквозь закрытую дверь прошла. Сколько времени?

Он с легкостью вскочил и пошарил оставленные на тумбочке часы:

– Двенадцать часов. Полночь!

– В эти часы тени ходят, – сказала она и попыталась рассмеяться, но он понял, что-то напугало ее.

Полковник Свинцов тем временем закончил свои дела по приготовлению отлета на международную конференцию в Швецию. Все уже было: он заказал билеты, съездил в обком партии, сверил билеты с фамилиями, записанными в паспортах, прикидывая, во сколько государству обойдется эта поездка, и прилег перед обедом отдохнуть в своем роскошном гостиничном номере. Был четверг, тот самый четверг, когда жена наводила дома порядок. Он все просчитал: наезд на студента никаких результатов не принес, но главный корень зла – она! Скандал для Свинцова – вещь недопустимая, это может отразиться в характеристике. Он – опытный разведчик и знает, что надо делать. Если бы не отец ее – но тогда и полковника он бы не получил, но старик достаточно разумен и осторожен, но она, совсем другой характер, она рубит сразу с плеча! Она помчится к Брежневу, Ворошилову, Буденному, наговорит… и судьба его будет решена.

Свинцов раскрыл папку с расписаниями поездов и самолетов и внимательно изучил. Если поехать поездом – восемь часов! Слишком долго. Ему не хотелось лететь самолетом, но иного выхода не было. Паспорт для него не проблема. Свинцов изучил досконально расписание самолетов, пересмотрел возможные варианты своего позднего возвращения, изучил черные ходы в гостинице, просчитал до последней секунды все, что может произойти.

В девять часов вечера он в последний раз спустился в вестибюль, позвонил в областной отдел госбезопасности и сообщил, что завтра предстоит тяжелая работа, придется пораньше лечь спать.

После этого Свинцов, выждав время, сам позвонил в Москву и доложил о положении в группе, собравшейся на международную конференцию, добавив, что все члены делегации уже легли спать.