– Привет! Привет! Что стоишь, свадьба в разгаре, а ты стоишь, – говорил он, подходя к швейцару, называя себя и пропуская одновременно вперед Волгина. Его голос, уверенный тон и важный вид внушали швейцарам уважение. Иногда он им совал, так, вскользь, какой-нибудь замусоленный рубль, если таковой имелся, но подавал этот рубль с таким взмахом руки, точно это была десятка.

На втором этаже к ним подбежал официант.

– Нас тут пригласили на свадьбу, которая состоится… – Борис замялся, его лицо покраснело. Человек тридцать пять – сорок стояли за длинным столом с поднятыми бокалами шампанского. Один из присутствующих произносил тост. В торце стола сидели двое: невысокого роста кавказского типа молодой человек в черном костюме и в белом платье – молодая новобрачная. Когда тост закончился, жених запечатлел долгий поцелуй на устах невесты.

Борис оживленно протискивался между густо сидевшими молодыми людьми, получил наконец себе фужер, тарелку, налил шампанское и тут же выпил. Он уже и лишний фужер для Волгина нашел, и тарелку ему подсунул с ветчиной, и с поблескивающими слезами на глазах предложил тост за невесту:

– Володь, ты ее знаешь, погляди, не узнаешь: Аллочка!

Волгин вскинул глаза и на самом деле узнал в невесте Аллочку, их общую знакомую, ту самую молоденькую, застенчивую и молчаливую. Волгин узнал Аллочку и подумал, как хорошо, что ей удалось наконец устроить свою жизнь. На душе же у Бориса скребли кошки, его самолюбие было уязвлено. Он хмыкал и страшными глазами смотрел на невесту. Дело в том, что жених Аллочки пригласил Бориса как своего близкого приятеля на свадьбу. И познакомился жених Николай Дюнзе-Бараташвили с Аллочкой тоже благодаря Борису. На одном из вечеров в университете, когда Борис разругался с Аллочкой в пух и прах, Николай Дюнзе, приглашенный Борисом на этот самый бал, познакомился там с ней. Причем Борис, завидев Аллочку на вечере, подозвал к себе Дюнзе и, показывая на стоявшую молчаливую высокую девушку – это была Аллочка, – попросил его:

– Вот видишь, хорошая такая высокая девушка, пригласи. Не откажет. Она создана для тебя.

Николай Дюнзе был мал ростом, на голову ниже невесты, черненький, как все его предки, проживавшие на Кавказе и страшно страдавший комплексом неполноценности, пригласил Аллочку и через два месяца сделал ей предложение, а она ответила согласием.

– Вот сволочь, – сказал Борис. – Ты же видишь, Володь, что такое женщины на практике? – Он налил полный стакан шампанского и прокричал: горько! – и все выпили. Но Бориса это не успокоило. Ему, в общем, было все равно, за кого выйдет замуж Аллочка, на ней он жениться не собирался, но все равно ее шаг им воспринимался как оскорбление. Он с ядовитой улыбкой прожженного покорителя женских сердец, почти как Мефистофель, молча, временами громко хмыкал, не сводил глаз с Аллочки, она это увидела и заволновалась.

Борис, глядя на счастливую Аллочку, высокую, милую, обворожительную, в белом платье, только теперь понял, как она ему была дорога и лишь теперь пожалел, что оставил ее. И его все сильнее раздражали счастливый блеск ее глаз, страстные поцелуи под одобрительные крики «горько». Он решил для себя, что мягкость и уступчивость этой темпераментной женщины это всего лишь маска. Он все больше распалял себя и наконец с полным бокалом коньяка он протолкался сквозь толпу и, находясь недалеко от жениха и невесты, начал издалека:

– Поздравляю тебя, Николай! Поздравляю тебя, Аллочка! Всех поздравляю, какая замечательная пара! Что б им было всегда хорошо! Как хорошо снегу на вершине Казбека! Он там никогда не тает!

За столом в полном составе присутствовал «золотой легион» и высокий монументальный Мих-Мих с бокалом минеральной воды, и великолепно подстриженный с шапкой густых смоляных волос, издававших приятный запах дорогих духов Адам Ленский, по красоте не уступавший Мих-Миху, и Юрий Хес, вечно обиженный еврей, устроивший маленькое пиршество для своего желудка, с аппетитом поглощая все без разбора. Когда начал говорить Борис, все члены «золотого легиона» внимательно слушали своего приятеля.

– Я просто рад за вас обоих! Не представляете как! Наконец-то, что там говорить, вы соединились между собой! Две планеты, два корабля в море! Я очень рад! Так рад, что ты, Коля, которого я давно знаю, приобрел сокровище, равных которому нет в мире!

Аллочка стояла ни живая ни мертвая. Она ожидала подвоха, и ее личико замерло, словно в предсмертном ожидании.

– Вы словно Адам и Ева, которые странствуют по городам любви, счастья, и даже после смерти, которая не стоит еще за порогом, вас похоронят вместе в Хевроне, где похоронены настоящие Адам и Ева! Я хотел тебе, Николай, сказать, что лучшего ты не сможешь приобрести счастья! Потому что Аллочка – верх совершенства!

– Спасибо тебе, – заулыбался во весь рот Николай Дюнзе, сияя лицом и как-то особенно подбоченясь и, даже приподнялся, хотя вставать не желал по причине своего маленького роста. – Ребята, ребята, это он виноват! Он меня с ней познакомил!

– И я тебе желаю всех радостей в жизни, Николай! Аллочка, я знаю, какая ты нежная! Так не оставь свою нежность и дальше. Знаешь, Коля, есть множество радостей на земле, но самая лучшая – это семейное счастье. Тебе выпала фишка! Вот за эту фишку я и хотел предложить тост.

Аллочка привстала, решив, что тост окончен, и с облегчением подняла фужер. Вот этот нетерпеливый жест и вывел Бориса из себя. Он хотел закончить свой тост, но черт словно дернул его, и он с яростью уставился на Аллочку.

– Коля! – продолжил он. – Я еще не кончил. Знаю, она тебе принесет много радости! Сам знаю. «Золотой легион», – обернулся Борис ко всем. – Это касается нас! Я поднимаю и пью до дна бокал, Коля, за женщину, которую любил! Нет, не люблю! Любил! Она хороша, сам знаю не понаслышке. «Золотой легион», ура!

– Он меня убьет! – воскликнула Аллочка плачущим голоском впервые за весь вечер, и привстала, собираясь уходить, бежать с вечера. – Он меня убьет!

– Нет, – продолжал пьяным голосом Борис, – выслушай меня до конца. Она замечательная. Я советую беречь ее! А что она сокровище, это я знаю. Я с ней … не один раз! Она очень нежная!

Николай Дюнзе покраснел, потом побледнел и руки его затряслись, сверкнули глаза:

– Что он говорит? Слушай, кончай! Не то получишь по морде!

– Я сказала – он меня зарежет! – выдохнула Аллочка. Николай Дюнзе вдруг понял, что у него украли на глазах у всех только что бывшее рядом с ним счастье.

– Сволочь! – закричал Николай-жених, бросаясь на Бориса, и у того выпал из рук фужер и зазвенел, разбившись на полу. – Убью! Шакал!

Борис со всего маха ударом кулака в лицо, смел на пол набросившегося на него хлюпкого Николая Дюнзе. Аллочка вскрикнула, бросилась прочь, мышкой пробралась между приглашенными на торжество гостями и умчалась из ресторана, выкрикивая: «Все пропало!» Вскочивший на ноги Николай Дюнзе вновь бросился с яростью на Бориса, кто-то из приглашенных дружков Дюнзе стал помогать ему, и вокруг Бориса уже началась драка. Борис схватил одного из нападавших и бросил на стол, который опрокинулся, и вбежавший на шум официант заявил, что вызывает милицию. «Золотой легион» от греха подальше ретировался в полном составе. Лишь Борис и Волгин, вынужденный прийти на помощь своему приятелю, на которого наседало человек десять грузин, оборонялись изо всех сил. Столы были перевернуты, звенела битая посуда, трещали стулья.

Волгин с Борисом удачно выскочили из зала, захлопнув дверь, и увидели спешивших к залу для новобрачных трех стражей правопорядка.

– Они там дерутся, – бросил находчивый Борис.

Они кинулись со всех ног прочь.

Борис спал в эту ночь вместе с Волгиным на одной кровати, побоявшись возвращаться домой, где его могли по наущению Николая Дюнзе застать стражи порядка.

– Зачем ты это сделал? – спросил Волгин, не понимавший, как такого прожженного человека, каковым являлся Борис, могли тронуть те простые обстоятельства, что его очередная подружка попытается найти счастье в замужестве.