Дворецкий уже разливал какой-то напиток из зеленого кувшина по двум бокалам.

— Лимонная вода, сэр, — сказал он, ставя бокалы на стол.

— Я бы предпочел что-нибудь покрепче, но придется довольствоваться этим, — досадливо бросил Харрис. — Завтра мы могли бы прогуляться до таверны и заказать настоящую выпивку. Уикс, скажи, кто-нибудь еще бодрствует в этот возмутительно поздний час? — Он произнес это с сарказмом, ведь время только приближалось к семи часам. При этом Мэтью казалось, что в поместье уже давно наступила полночь. Впрочем, возможно, здесь всегда так мрачно.

— Я бодрствую. Благодарю, что спросили.

Человек, сделавший это заявление, вошел в открытый дверной проем с масляной лампой в руке. Он был среднего роста и телосложения. На вид ему было около пятидесяти лет. На нем был дорогой, хорошо пошитый костюм с бледно-голубой рубашкой и темно-синим галстуком. Его глаза над очками с квадратными линзами, были темно-карими и, как показалось Мэтью, очень умными. Волосы также были темными, похоже, каштановыми, с легкой проседью на висках и лбе. Он зачесывал их назад и забирал в низкий хвост, закрепляя темно-синей лентой в тон галстуку.

— Ах! — воскликнул мужчина, когда его взгляд остановился на Мэтью. Лицо его будто окаменело. — Вы тот самый герой из Нью-Йорка.

— Я из Нью-Йорка, но, думаю, что моя репутация слегка преувеличена. Мэтью Корбетт, к вашим услугам, сэр. — Мэтью встал и протянул мужчине руку в знак приветствия.

Тот посмотрел на нее.

Пауза растягивалась.

— Я не пожимаю руки, — наконец ответил он. — Вы понимаете, сколько болезней распространяется таким образом? Я понятия не имею, где вы были и к чему прикасались.

Рука Мэтью упала по шву. Улыбка, которую он поначалу изобразил, также увяла.

— Познакомьтесь с доктором Дунканом Гэлбрейтом, — сказал Харрис. — Манеры у него сомнительные, но он очень опытный врач. Просто у него странные представления о присутствии так называемых… как вы их зовете, доктор?

— Бактерии.

— Наш добрый доктор верит, что эти обитатели невидимого мира имеют какое-то отношение к медицинским недугам людей, — сказал Тракстон. — Похоже, он не принимает во внимание вековые теории о том, что причиной всех бед является дурная кровь.

— Я бы поправил вас, — с ледяной маской на лице сказал Гэлбрейт. — Бактерии не невидимы, но, чтобы увидеть их, нужен микроскоп. — Его взгляд снова обратился к Мэтью. — Вы знакомы с исследованиями голландского ученого Антони ван Левенгука[25]?

— Боюсь, что нет, — ответил Мэтью.

— На данный момент мало кто знает, но в 1676 году он взял соскобы со своих собственных зубов и исследовал их под микроскопом, который сам сконструировал. Он обнаружил формы жизни, которые назвал «анималькулами[26]». Образованные ученые нынче зовут их бактериями. Я верю, что со временем будет обнаружено, что эти формы жизни оказывают глубокое влияние на здоровье и процессы разложения человеческого организма. В следующем месяце я представлю доклад на эту тему научному сообществу в Бостоне.

— Я думаю, это доказывает лишь то, что Левенгуку следовало тщательнее чистить зубы, — сказал Харрис. Он отпил лимонной воды, и блеск его глаз дал Мэтью понять, что он еще не закончил с доктором. — Обитатели невидимого мира, — усмехнулся он. — По-моему, это очень похоже на призраков, вы так не думаете?

— Я не собираюсь пререкаться с вами. Не то настроение. — Гэлбрейт прошел мимо Уикса, взял еще один бокал и налил себе лимонной воды. — Молодой человек, — снова обратился он к Мэтью, — почему вы здесь?

— Я…

— Вам не нужно ничего объяснять, — прервал его Харрис. — Дункан, я уже говорил вам, почему собирался привлечь к этому делу мистера Корбетта. Нам нужны мысли и мнение человека, который не связан с этой семьей. — Он повернулся к дворецкому. — Уикс, ты так и не ответил на мой вопрос. У Форбса были еще какие-нибудь… контакты с призраком?

— Нет, сэр, не было. По крайней мере, он ни с кем не делился рассказами об этом.

Мэтью подумал, что пришло время для его собственного заявления.

— Я бы хотел встретиться с Форбсом, если это возможно.

— Невозможно, — ответил доктор. — Я только что дал ему снотворное и, надеюсь, он будет спокойно спать всю ночь.

— Могу я поинтересоваться, что за средство вы ему даете? — спросил Мэтью.

На него уставились холодные темные глаза из-под очков.

— О, стало быть, теперь вы эксперт в области химии?

— Раз уж я здесь, пожалуйста, позвольте мне делать мою работу.

Гэлбрейт презрительно фыркнул и прищурился.

— У вас заметный шрам на лбу. Вы получили его, играя в рогатки с детьми?

Мэтью почувствовал, как щеки предательски заливаются краской. Он решил, что с него хватит этого неуважительного высокомерного отношения. Когда он заговорил, его голос звучал спокойно, хотя все его внутренности были готовы взорваться от гнева:

— Я получил этот шрам от когтя медведя, напавшего на меня во Флориде. Я мог бы умереть, но индейское племя спасло мне жизнь.

Гэлбрейта это не впечатлило.

— И какого черта вы забыли во Флориде?

— Я помогал молодой женщине, которую обвинили в колдовстве, сбежать от своих мучителей и предстоящей казни. Она была невиновна, и ее оклеветали злоумышленники. У меня нет никакого желания распространяться об их действиях и мотивах. О, кстати, я убил того медведя кинжалом. Может, вы хотите еще что-нибудь узнать обо мне?

Доктор молчал.

Харрис первым нарушил напряженную тишину.

— Какой у вас размер ботинок? — спросил он.

Уикс прочистил горло и дипломатично отвернулся. Тем временем на лице Харриса показалась хитрая ухмылка. Лицо Гэлбрейта оставалось все таким же непроницаемым и холодным.

— Я полагаю, — продолжил Мэтью, — что вы давали только средство для сна? И не практиковали кровопускание? Один мой друг скончался от чрезмерного кровопускания, так что у меня неприятный опыт с этой процедурой.

— Никакого кровопускания, — сказал Гэлбрейт, дав себе несколько секунд на раздумья. — Однако я действительно полагаю, что Форбсу может потребоваться наладить баланс жидкостей[27], если его состояние сохранится. Что касается снадобья, то оно — моего собственного приготовления. В нем ромашка, сок лайма, опиум и ртуть[28]. — Он посмотрел на Харриса. — Кстати, Симона спрашивала о вас задолго до ужина. Она весь день пролежала в постели и жаловалась на возобновившуюся боль в суставах. Я давал ей снотворное, как вы велели, с добавлением опиума.

— Моя жена, — сказал Харрис с посерьезневшим выражением лица, — как бы так выразиться? Хрупкой породы. Она всегда была слаба здоровьем, но с тех пор, как мы приехали сюда, ей стало хуже. — Он повернулся к доктору. — Она сейчас не спит?

— Если и не спит, то совсем скоро уснет. Вам лучше подняться наверх.

— Конечно. Уикс, пожалуйста, проводи Мэтью в его комнату. Я полагаю, все уже приготовлено?

— Да, сэр, камин уже разожжен, а на койке есть одеяло.

— Хорошо. Ох… Мэтью, отец привез сюда свою коллекцию книг. Возможно, она вас заинтересует, вы ведь искушенный читатель. Покажи ему книжный зал, Уикс. А теперь… извините меня, я должен откланяться. До завтра, Мэтью. — Он кивнул и слегка улыбнулся. — Еще раз спасибо вам за то, что приехали. — С этими словами Харрис поднялся со стула, взял канделябр и поспешил прочь из кухни.

Гэлбрейт взболтал лимонную воду в своем бокале и посмотрел на Мэтью поверх очков.

— Тот медведь, должно быть, был очень большой? — задумчиво спросил он.

— Огромный. Хотя у него был всего один глаз, — сказал Мэтью.

— Повезло, что он не оторвал вам голову.

— Он пытался.

— Хм, что ж… раз вы все-таки здесь, вам следует навестить Форбса утром. Вы ведь живете в Нью-Йорке, верно?