— Ваши… ботинки?

— Я ставлю свои четыре пары ботинок рядом со своей койкой. У меня привычка расставлять их ровно по прямой линии, я делаю так уже много лет. Так вот, вернувшись с ужина, я обнаружил свои ботинки в беспорядке. Они были сдвинуты достаточно, чтобы я это заметил. Я полагаю, кто-то на борту хочет украсть мои драгоценности.

У Берри сложилось ощущение, что Гулби ведет рассказ к кульминации, и до возможности распрощаться с ним осталось совсем немного. Однако удержаться от колкости она не смогла:

— О, так ваши ботинки, должно быть, еще не привыкли к корабельной качке.

— Это не повод для насмешек, — возразил Гулби. — Я думаю, кто-то мог решить, что я спрятал часть своих товаров в ботинках, и покопался в них своими неуклюжими руками. Кто бы это ни был, он не знает, что большая часть ценностей находится в моем багаже в трюме, а маленький мешочек я всегда ношу с собой в… ну… — Он сделал движение бедрами, обозначив главный предмет своей мужской гордости.

Ну конечно, где бы еще ты стал прятать ценности, — поморщившись, подумала Берри. Она догадывалась, как он собирается закончить свою хвастливую тираду, и ее щеки были готовы вспыхнуть докрасна, а язык — извергнуть огонь.

Но вместо продолжения Реджи заговорил с таким спокойствием и такой серьезностью, что Берри была ошеломлена. Таким она его никогда не видела.

— Я коротаю время в отсеке с занавешенными каютами, потому что потерял свою уединенную каюту на корабле, на котором должен был плыть в Нью-Йорк. Курьер из компании сообщил мне, что судно «Бриана Хэлси», к сожалению, переполнено, и я места себе не находил, потому что какая-то слабоумная богатая парочка перекупила мою каюту, заплатив за нее вдвое больше! И тогда в последнюю минуту появился мистер Морган Стаут, который, очевидно, произвел оплату после того, как мне забронировали место на этом судне. Интересно, не был ли он на борту «Хэлси» и не решил ли сбежать оттуда, когда узнал из списка пассажиров, что я поплыву на «Леди Барбаре»? Я действительно заметил, что мистер Стаут и мисс Райнхарт покинули камбуз в тот вечер раньше всех. Возможно, они даже работали вместе, чтобы ограбить меня. — Гулби приподнял брови. — Что бы на это сказал твой специалист по решению проблем?

— Он бы посоветовал вам воздержаться от вечерней порции рома, потому что он распаляет ваше воображение, — ответила Берри.

— Клянусь, воображение тут ни при чем! Мои ботинки кто-то трогал!

— Хорошо, — сказала Берри, решив ему подыграть. — Два дня назад? — Она задумалась. — Возможно, вы помните, что миссис Хэмметт в тот вечер неважно себя чувствовала, и ни ее, ни ее мужа не было на камбузе. А также мистер Чендлер вошел позже остальных. И, наконец, я припозднилась прийти на камбуз, потому что мне страшно сидеть за столом, когда на меня все время смотрит ваша похотливая физиономия. Я была последней, кто туда пришел. Но я могу поклясться на тысячах Библий, что мне даже в кошмарном сне не пришло бы в голову трогать ваши ботинки!

— Это очень, очень большие ботинки, — сказал он, и его губы вновь растянулись в сальной улыбке. Похоже, это выражение лица было такой же частью его гардероба, как сегодняшняя жилетка в серую клетку. Но в следующий момент, когда Берри уставилась на него леденящим взглядом, он вдруг потупился и опустил глаза. — Простите, — пробормотал он, резко переходя на более вежливое общение. — Просто это обрушилось на меня, и я ничего не могу поделать…

— С чем? С вашим непрекращающимся неподобающим поведением?

— Я таков, каков есть, мисс Григсби. — Он вздернул подбородок. — Я всегда был таким. Почему? Да кто же знает! Все, что знаю я, это то, что у меня есть власть придать женщине любую форму, какая мне заблагорассудится. У меня есть власть заманивать представительниц прекрасного пола в любое заведение, которое я выберу, и это вызывает у меня такое же привыкание, как тот дьявольский джин, который бушует в Англии[55]. Кажется, он называется «Белый бархат». Да, у меня есть эта власть. Но это также и власть надо мной самим. — В его глазах вдруг промелькнули искорки зарождающегося гнева. Он снова забыл о манерах и похотливо улыбнулся: — Ты думаешь, я высокого о себе мнения, не так ли, милая?

— Да. Слишком высокого для человека со столь ужасными манерами.

Гулби признал поражение.

— Виноват. Можно сказать, наказан и выпорот. — Он продемонстрировал очередную игривую улыбку. — А теперь… окажешь ли ты мне услугу, дорогая?

— Нет, — отрезала Берри.

— Небольшую услугу, — настаивал Гулби. — Твой Мэтью занимается решением проблем. Может, что-то из его умений передалось и тебе? Я припоминаю, что вы с ним провели какое-то время в твоей каюте перед тем, как мы покинули гавань. Так что у него были все шансы передать тебе… Что ж, я снова начинаю забываться. Держи со мной глаза широко открытыми, дорогая.

— Они открыты достаточно широко, чтобы наблюдать за каждой вашей попыткой к кому-нибудь притереться.

— Ух ты! — На его губах появилась улыбка, на этот раз немного натянутая. — Мы, как попутчики, должны признать, что понимаем друг друга, и отставить обиды в сторону. Я прошу тебя прикрыть мне спину.

Берри ожидала, что за этим последует очередная неуместная шутка, однако Гулби не пошел по грязному пути. Он сказал:

— Ты должна внимательно запоминать все, что услышишь и увидишь. Все, что может показаться тебе подозрительным. Вот и все, что от тебя требуется.

— Можете оставить свои требования при себе. Если вы предполагаете, что кто-то решил вас ограбить, вам следует сообщить капитану. А еще подумать над тем, чтобы перестать хвастаться стоимостью вашего товара.

— Мисс Григсби! — громко позвал кто-то, идущий по коридору за спиной Берри. — Этот так называемый джентльмен докучает вам?

Берри обернулась в тот момент, когда Дрейк Диксон подошел к ним.

— Ни в малейшей степени, сэр! — запротестовал Гулби. — У нас просто-напросто дружеская беседа.

— Вроде той, что у вас была с моей женой по поводу, как вы тогда выразились, очаровательного оттенка ее глаз? — Диксон был примерно на пять-шесть лет моложе Гулби, темноволосый и темнобородый. Во время путешествия он перестал бриться, так что борода успела отрасти до внушительных размеров. Его темно-карие, почти черные глаза стрелами пронзали Гулби, брови сходились к переносице над неоднократно сломанным носом.

Берри знала, что он не раз получал удары в лицо: Кара Диксон рассказала ей, что в молодости Дрейк участвовал в боксерских поединках, чтобы оплатить учебу в Королевской школе в Рочестере. К несчастью, эта деятельность была связана с азартными играми, и Дрейка уволили, но он поступил на работу в известную бухгалтерскую фирму в Ланкастере, стал ее главным служащим и теперь готовился открыть офис в Нью-Йорке. Кара сказала Берри, что они хотели снять домик в Англии (ведь Дрейк, безусловно, мог позволить себе такие расходы), однако в колониях сейчас много возможностей, и туда направляется множество деловых людей, посему они с мужем решили эти возможности не упускать. Им придется довольствоваться тем, что Кара называла «закрытыми поместьями». Каждое «поместье» представляло собой двухярусную кровать, небольшой письменный стол и стул, маленький столик для умывания — и все это примерно размером с наперсток.

Выражение лица Диксона было свирепым, но Роуди Реджи не дрогнул и не отшатнулся от него.

— Сэр, — елейно произнес он, — что оскорбительного в том, чтобы делать комплименты красивой женщине по поводу ее прекрасного цвета глаз? Редко можно увидеть такие ярко-голубые…

— Я могу сделать так, что вы долго будете наблюдать более глубокий синий оттенок, — прорычал Диксон, поднимая свой массивный кулак и демонстрируя его Гулби.

Берри решила вмешаться, прежде чем бывший боец отправит хулигана на тот свет.

— Мистер Гулби меня не беспокоил, — сказала она. — На самом деле, он просто шел своей дорогой. Не так ли? — Она одарила Гулби взглядом, который означал: «Если у вас есть хоть капля здравого смысла, уходите прямо сейчас».