Оказалось, проститутка стырила у клиента перстень. Не просто перстень с каким-то камешком, а раритетный. Он нашёлся в её сумочке. Девушка потела, бледнела и лепетала, что не знает, как драгоценность там очутилась. Жила хотел спросить: почему раритетное кольцо валялось на комоде? И промолчал. Спорить с такими людьми и что-то доказывать — себе дороже выйдет.

Клиент потребовал компенсацию за моральный ущерб. Назвал сумму, от которой у Жилы всё внутри похолодело. Именитый боров добавил, что если он не получит деньги в течение часа, то Жилу поставят на счётчик. Такие люди словами не разбрасываются…

То, что произошло дальше, привело Жилу на нары. Он, конечно же, привёз деньги. Покупка коттеджа откладывалась на неопределённый срок. Забрал девицу, доставил её на съёмную квартиру, поехал к себе. А внутри извивается червячок сомнения. Тут что-то не так! Вернулся. После допроса с пристрастием шлюшка во всём призналась.

Излюбленный вопрос клиентов: «Почему такая красивая и умная девушка выбрала грязную профессию?» Этот тоже спросил. Она рассказала всем известную слезливую сказку про тяжёлое детство и глупую молодость. Поплакалась, что очень хочет всё бросить и уехать домой, но на билет нет денег. Пожаловалась на Жилу. Мол, он плохо с ней обращается и без повода штрафует. Вместо того чтобы купить билет, «добросердечный» мужик предложил ей развести Жилу на бабки. Она согласилась.

Тут уж Жила не сдерживал себя, отыгрался по полной и оставил девицу зализывать раны. А она возьми и умри. Соседка по квартире, тоже «бабочка», вызвала полицию и написала заявление. Единственная радость — в СИЗО и на зоне блатные постановили, что насилие над проституткой-воровкой оправданно.

…Головная боль чуток притупилась. Жила взял термос, потряс возле уха. Кофе чуть меньше половины. Хотел открутить крышку и замер, ощутив на себе взгляд. Наверняка Хрипатый. А кто же ещё? Стоит где-то за деревом и наблюдает.

Стараясь не выдавать тревогу, Жила затолкал термос за спину. Краем глаза посмотрел на ракетницу. Вряд ли он успеет вытащить её из кобуры. И зачем вытаскивать? Не будет же Хрипатый стрелять, ей-богу. Теплилась надежда, что немой браток не разглядел в темноте, чем занимался приятель. А вдруг разглядел?

Лихорадочно соображая, как выкрутиться из щекотливой ситуации, Жила встал. Надевая куртку, повёл глазом туда-сюда. Среди серо-зелёных зарослей папоротника чернел силуэт. Это не Хрипатый. Он никогда не уляжется брюхом на землю, чтобы подсмотреть.

Жила рванул вперёд и поднял Сяву за шкирку, как котёнка:

— Я куда велел тебе идти, божья букашка?

— Вправо, — проблеял Сява.

— А ты куда пошёл?

— Вправо.

— Не ври! Следил за мной?

Сява затрясся:

— Нет! Клянусь! Я пошёл, куда ты сказал. Иду, иду. А тут кто-то прячется. Я решил, что Хирург или тот парень. А это ты.

— Врёшь, кузнечик, — произнёс Жила. Обхватил рукой шею Сявы. Выдернул из его кулака обломок ветки.

Сява трепыхнулся рыбкой, пытаясь высвободиться. Но силы были неравные.

— Я ничего не видел, — прозвучал его дребезжащий голос.

— Расскажи-ка поподробнее, что ты не видел, — потребовал Жила и переместил руку на тощей шее. Так проще сломать хрящи гортани.

Сява извернулся и вонзил зубы ему в предплечье. Не ожидая от хлюпика приступа храбрости, Жила невольно ослабил захват. Сява выскользнул из силка и, давясь кашлем, побежал. Жила помчался следом. Догнал и огрел палкой по макушке.

Сява упал, закрыл голову руками:

— Только не бей. Я никому не расскажу. Клянусь.

— Вот и молодца, — вымолвил Жила и со всей силы воткнул конец палки ему в солнечное сплетение.

Сява подавился воздухом. Уставился в небо, силясь сделать вдох.

Жила бил его долго. По голове и лицу, по рукам и ногам. А Сява продолжал вертеться и стонать. Наконец затих. Помня свою неудавшуюся попытку прикончить Шнобеля, Жила приложил палец к сонной артерии. Есть пульс!

— Какого чёрта?!

Ощупал палку, выбрал наиболее острый конец, приставил к ямке между ключицами и придавил сверху всем своим весом.

Максим открыл глаза. Темно. Не сообразив спросонья, где он находится, приподнял голову и шаркнул темечком о что-то твёрдое. На лицо посыпалась земля.

— Тише, — прошептал Хирург.

Короткое слово произвело должный эффект: Максим сразу всё вспомнил. Понимая, что уйти от погони не получится, он не стремился убежать как можно дальше. Напротив, он хотел затаиться где-то поблизости от братков, надеясь, что те не станут обыскивать местность под своим носом и в запале рванут в чащобу. Спускаясь с пригорка, увитого корнями, Максим заприметил карман, залез туда вместе с Хирургом и сразу отключился.

— Долго я спал?

— Навскидку полчаса, — ответил Хирург.

По меркам реального мира, лежащего по ту сторону оврага, прошло всего три минуты. Или того меньше.

— Ничего не слышал? — вновь спросил Максим.

— Неподалёку прошли Жила и Сява. Слышал их голоса.

Жила жив… Новость не огорчила Максима и не обрадовала.

— Бузук?

— Его не слышал. Наверное, остался. Или пошёл в другую сторону.

— Хрипатый? — поинтересовался Максим, и сердце заколотилось сильнее.

В отличие от Жилы, немой зэк не размахивал руками и вообще ничего плохого не делал, но Максим интуитивно чувствовал исходящую от Хрипатого смертельную опасность. И не потому, что у него ружьё. Не зря же говорится, что страшнее не тот враг, который угрожает, а тот, кто молчит. Хрипатый сам себе на уме, в компании держится обособленно, никому не подчиняется, не проявляет эмоций. В его взгляде сквозит снисходительное высокомерие, на лице — маска равнодушия. Такие люди нередко выкидывают подлые фортели.

— Если он действительно был снайпером, — вымолвил Хирург, — мы вряд ли его увидим или услышим. Бывших снайперов не бывает.

— Думаешь, выстрелит?

— Я уже говорил: браткам терять нечего. Впрочем, как и мне.

— У меня есть знакомый прокурор. Точнее, не у меня, а у моего друга…

Хирург перебил:

— Не надо, Максим.

— Я хотел сказать…

— Не надо.

В углублении было тесно и душно. Стараясь не шуметь, Максим поворочался, разминая затёкшую спину. Помассировал задеревенелые ноги. Придвинулся к узкому просвету между землёй и корнями и с особой осторожностью высунул голову наружу. После темноты тусклый дневной (или вечерний) свет резанул по зрачкам.

Щурясь, Максим пробежался взглядом по зарослям:

— Давай за мной.

Приподнимая пласт мха и прошлогодних листьев, вылез из укрытия. Подождал Хирурга и пополз вверх по склону пригорка.

За спиной прозвучало:

— Мы вроде бы оттуда прибежали.

Продолжая карабкаться, Максим бросил через плечо:

— Надо вернуться.

— Зачем?

— Там выход.

— Ничего не понял.

— Потом поймёшь.

Выбравшись наверх, Хирург помог Максиму встать:

— Обхвати меня за шею.

— А ты смотри под ноги, перешагивай ветки.

Мягко ступая, они переходили от дерева к дереву, от куста к кусту. Под подошвами ботинок бесшумно пружинила лесная подстилка. Лес хранил тишину.

Впереди, среди зарослей, завиднелись две искривлённые засохшие лиственницы. Максим выдохнул: память не подвела его. Подковылял к изгороди и нахмурился.

— Чего стоим? — спросил Хирург, озираясь.

— Калитка закрыта.

— Ну и что?

— А должна быть открыта.

— Ты что-то перепутал. Я лично проверял, она была закрыта. — Хирург крутнулся вокруг себя. — Мы здесь как на ладони.

— Я два раза сюда приходил, и оба раза она была открыта. Почему не открылась сейчас?

Хирург взглянул на него исподлобья:

— Ты в порядке?

Максим подёргал дверцу, похлопал себя по одежде:

— Есть что-то железное?

— Откуда? — Заметно нервничая, Хирург зыркал по сторонам. — Далась тебе эта калитка. Пошли отсюда.

Присев на одной ноге, Максим принялся обшаривать траву:

— Поищи сучок. Или камень.