План Хрипатого заключался в следующем: он разбивает лампочку в подворотне и прячется за выступом стены, помощник звонит жертве, представляется соседом школьной подруги и просит срочно прийти, мол, тут скорая, подруга без сознания, её увозят в больницу, надо, чтобы близкий человек забрал ключи от квартиры, поскольку здесь куча дорогих вещей, а престарелых родителей не хотят беспокоить. В таких делах помощник — мастер, эмоциональный, напористый. Он нередко разводил по телефону людей на деньги и тут справится.

Можно было проработать и другой план, но поджимало время. Заказчик скоро вернётся из командировки.

В назначенный день, точнее, поздно вечером, Хрипатый затаился в темноте подворотни. С писком, характерным для домофона, открылась подъездная дверь и со стуком захлопнулась. В наушнике прозвучал голос помощника: «Идёт». Послышался скрип снега под сапогами. В конце подворотни-туннеля появился свет. Жертва освещала дорогу мобильным телефоном. «Это она, — сообщил помощник, ведущий наблюдение из теремка на детской площадке. И добавил: — Во дворе никого».

Когда шаги приблизились, Хрипатый выскочил из укрытия и всадил нож в жертву. Выронив телефон из руки, девушка с коротким всхлипом повалилась на землю. Луч фонарика воткнулся в снег. Теперь предстояло обставить всё как кражу: выдернуть из ушей серьги, снять цепочку с шеи и кольца с пальцев, если она их надела. Надо действовать быстро, на ощупь. Серёг не оказалось, как и колец. Странно. Неужели успела снять перед сном? Убийство человека из-за одного телефона — такой себе мотив. Придётся снять пуховик и забрать вязаную шапку.

В висках застучало: пуховик и вязаная шапка. Хрипатый ни разу не видел жертву в пуховике и вязаной шапке. С нехорошим предчувствием он поднял телефон и направил луч фонарика на девичье лицо… Как ты здесь оказалась?..

Их вычислили, раскрыли и наказали.

Раздался чей-то крик, донёсся вой полицейской сирены.

Хрипатый сидел возле тела любимой женщины, держал её за руку и мысленно давал обет молчания: он не произнесёт ни слова до тех пор, пока не прикончит тех, кто принял участие в этом мерзком и подлом заговоре.

…Ещё утром Хрипатый думал, что оседлал удачу, считал себя фартовым человеком. Спустя всего несколько часов — в его жизни настал момент истины. Он прикончил себя — единственную причину всех бед.

Из груди вырывались хрипы. Какая ирония судьбы. Он не издал ни звука, когда над ним глумились в «пресс-хате», а «лохмачи» почему-то дали ему кличку «Хрипатый». Теперь он хрипит от боли, оправдывая своё прозвище, но этого никто не слышит.

Тело не подчинялось. Похоже, его парализовало. Хрипатый всё чувствовал. Как лопаются вены, словно в них бежит не кровь, а серная кислота. Как обугливаются кости и кипят внутренности. Как плавится мозг.

— Зараза! — прошептал Жила, заталкивая тело Сявы под корягу. — И где же твоя хвалёная выдержка, сука? Где твой зоркий глаз?

Бузук явно переоценил способности Хрипатого, доверив ружьё ему, а не Жиле. Не прошло и суток, а немой браток уже использовал все три патрона. Сомнительно, что он трижды стрелял в Хирурга. Значит, прихлопнул проводника. И один раз промазал. Последний выстрел почему-то прозвучал громче, раскатистей и больше походил на взрыв. Наверное, патрон попался с другой начинкой.

Жила пнул торчащие из-под коряги ноги Сявы и выругался. Какой смысл прятать тело? Менты — не дураки. Они не станут прочёсывать дремучий лес, даже если услышат выстрелы. Этак им придётся выслеживать каждого охотника и ловить деревенских мальчишек, решивших пострелять по банкам из дедовской «берданки». Вероятнее всего, мусорá пройдут с собаками по опушке, а потом устроят засаду возле трасс и деревень, понимая, что рано или поздно голод погонит беглых зэков к людям.

Никто из «эмигрантов» — беглецов из мест лишения свободы — не хочет, чтобы его поймали. В случае задержания им грозит дополнительный срок, а на обложке личного дела появится красная полоса. И куда бы потом не направили зэка-неудачника, он везде — в СИЗО, на этапе, в тюрьме — будет находиться под неусыпным надзором тюремной охраны. При таком раскладе второй шанс свалить из зоны вряд ли подвернётся. А потому любой более-менее здравомыслящий уголовник «плетёт лапоть» — иными словами, готовится к побегу — долго и тщательно, продумывает всё до мелочей, старается предугадать возможные варианты развития событий, разрабатывает план «А», план «Б»…

Незапланированный побег сопряжён с множеством рисков, особенно если «шевелить коленями» (скрываться) придётся в тайге. Без еды и воды, без карты местности и чёткого плана действий. Большую опасность представляют хищники. Бог миловал Жилу и его дружков: из дикого зверья им встретились только ежи, зайцы и лисы. На этом божья милость не закончилась — в их руках очутился проводник. Правда, без карты. Но, как оказалось, карта у него в голове. А Хрипатый, тупой осёл, прикончил знатока, плюнул высшим силам в лицо, мол, не нужны нам ваши подачки, сами справимся.

Справимся… Как же… Жила упёр кулаки в бока и единственным здоровым глазом посмотрел по сторонам. До этой минуты он испытывал тот боевой задор, который гонит прочь сомнения и страх. Случались, конечно, кратковременные приступы паники, как например, в поросшей орешником лощине, где заблудился Жила. Или в избе, где наискосок висел Шнобель. Странные, необъяснимые вещи выбивали Жилу из колеи, однако ему удавалось вернуть себе воинственный настрой. Теперь же он вглядывался в заросли и чувствовал себя потерянным, разбитым, хотя ничего необычного не произошло. Разве что Хрипатый не подумал, как они отсюда выберутся без человека, который хорошо знает лес.

Чего уж греха таить, Жила тоже грозился прикончить проводника, но делал это для устрашения, чтобы парень трясся за свою жизнь и был послушным. Жиле не терпелось добраться до охотничьей заимки, попариться в бане, наесться до отвала. Мечты, мечты…

Он опустил взгляд. На земле лежал обломок ветки. Тот самый обломок, который недавно торчал из выемки между ключицами Сявы. Жила чётко помнил, как выдернул ветку перед тем, как затолкать труп в щель между землёй и корягой. Ветка та… и не та. Крепкая, толстая, с одним заострённым концом. Только на ней нет крови. Ни капли.

Жила потоптался, озираясь. Может, выбросил обломок и забыл? Двинулся по лесной подстилке, глядя себе под ноги. По спине прокатила волна озноба. Одежда на Сяве пропиталась кровью, на траве должны остаться кровавые дорожки. Но их не было! Признаки волочения есть, а крови нет. Ерунда какая-то.

А вот здесь он свалил Сяву с ног и начал дубасить его обломком ветки, словно битой. Сява вертелся как уж на сковороде, ломая стебли папоротника и подрывая мох носками кроссовок. Кровь красными брызгами разлеталась во все стороны. И где она? Может, подводит зрение?

Жила осмотрел себя. Куртка, штаны и ботинки покрыты разводами. Руки грязные, липкие, будто он обмакнул их в вишнёвый сок.

Вспомнилось избиение Шнобеля. Десятки тёмно-красных, почти чёрных капель зависли в сером воздухе, как на фотоснимке дождя. Сорвались вниз, росой усеяли папоротники. Листья тотчас их впитали. От крови не осталось и следа…

Сердце учащённо забилось, глотка сжалась, не пропуская воздух, — опять накатывает паника. Жила сделал глубокий вдох, задержал дыхание, медленно выдохнул. Повторил это ещё пару раз. Вроде помогло. Вернулся к дереву с дуплом, закинул рюкзак на плечо и замешкался. Куда идти? Кругом глухомань. Ни просек, ни тропинок. Мелькнула мысль: пока они добирались до избы, Хрипатый часто отлучался. Наверняка ломал ветки или из сучков складывал стрелки, чтобы найти обратную дорогу. Тогда откалываться от братвы нельзя.

Жила вытащил из рюкзака аптечку. Влажными салфетками оттёр кровь с ладоней. Одежду решил не чистить: пятна скоро высохнут, и от старых пятен их не отличишь. Глотнул таблетку «Анальгина», хлебнул кофе и ногой затолкал рюкзак в дупло. В жизни бывают разные непредвиденные случаи, усложняющие жизнь. Возможно, лекарства и ракетница ещё пригодятся.