— Я был здесь, — заявил Максим.

Олег обрадовался:

— Ты вспомнил, да?

— Нет, не вспомнил. Это мой нож. На клинке мои инициалы.

Андрей осторожно провёл пальцем по гравировке на металле:

— «МВ». Спорить не буду. Твои инициалы. — И отдал оружие Максиму.

Тот расстегнул куртку, вложил нож в специальное крепление на жилете:

— Теперь я ещё больше запутался. Ладно… я лоханулся и перепутал склоны. С этим уже разобрались. Но как я успел побывать здесь и вернуться к вертушке за две минуты?

— Загадка, — отозвался Олег.

— Врёт твой Стрекоза, — буркнул Андрей. Шагнул вперёд и замер, глядя вверх. — Если бы я увидел такое в городе, то сказал бы, что где-то на стройке работают сварщики. Но тут не город. И сварщиков нет.

— Это разве не след от самолёта? — вымолвил Олег, рассматривая в небе окружность из чёрной дымки. — Как называется… О! Вираж!

— Самолёты вообще-то оставляют белый след, — заметил Максим.

— Я понял! — воскликнул Андрей. — Это энергетический столб!

Олег рассмеялся:

— А говорил, что не веришь в мистику.

— Это не мистика, а пока что неизученное явление. В интернете есть видео и фото. Правда, объяснений нет.

Максим поправил на плече ружьё:

— Стойте здесь! — Взбежал на крыльцо. Постучал в двери. — Хозяин, вы дома?

Выждав немного, взялся за ручку в виде бублика и потянул дверь на себя.

— Проверю чердак, — сказал Андрей и поставил ногу на нижнюю перекладину ветхой лестницы.

Олег схватил его за локоть:

— Стоять!

— Вы чего? — опешил Андрей.

— Ждём команды Максима. — Олег оглянулся. Пробежал глазами туда-сюда и вновь уставился на бревенчатое строение. — Мне не нравится эта избушка на курьих ножках.

— Детских страшилок наслушались? На самом деле история про Бабу-ягу намного страшнее детской сказки.

— Андрюха, помолчи! — взмолился Олег.

— Нет, вы послушайте. Это очень интересно! В преданиях дремучий лес символизировал смерть. Избушка без окон и дверей — это гроб. Его раньше ставили на столбы, которые окуривали дымом. Вот вам и курьи ножки. Баба-яга — это мертвец, который лежит в гробу. Поэтому её нос в потолок врос, то есть в крышку гроба. Одной ногой, здоровой, она стоит в мире живых. Костяной ногой стоит в мире мёртвых. Отсюда и фраза «одной ногой в могиле».

— Ты же не веришь в мистику.

— Древние люди верили.

Олег пристально посмотрел на Андрея:

— Существует хоть что-то, о чём ты не знаешь?

Тот улыбнулся:

— Скажите спасибо моему отцу. Он сделал всё, чтобы, кроме книжек и умных сайтов, у меня не было друзей. — Мягко высвободив рукав кофты из судорожно сжатых пальцев Олега, Андрей поднялся на крыльцо и вошёл в избу.

Олег считал себя выносливым человеком. Да, он запыхался, вспотел, но виной тому был быстрый темп, заданный Максимом. Всего лишь темп, к которому Олег оказался не готов. Если к энергичной ходьбе добавить ямки и бугры, коряги, сучки и упрямые ветки, норовящие отхлестать по щекам, а также бесконечные разговоры, от которых сбивалось дыхание, то несложно представить, как чувствовал себя Олег. Однако, ещё минуту назад, невзирая на усталость и одышку, он ни капли не сомневался, что сумеет пройти пять, десять, пятнадцать километров… Но за эту последнюю минуту что-то резко поменялось. На плечах словно мешок с песком. Тело тяжёлое, ноги неподъёмные. Сердце отстукивало в висках. И катастрофически не хватало воздуха. Олег смотрел на тёмный дверной проём, прыгал глазами по ступенькам и пытался найти в себе силы подняться на крыльцо.

— Чей это дом? — донёсся из избы голос Андрея. — Охотника?

— В заповеднике охота запрещена, — напомнил Максим. — Не знаю, для чего его построили, но точно не для жилья. Печки нет, лежака нет. Кострища я тоже не заметил.

Надсадно скрипнули половицы.

— Зачем тут эта крышка? — спросил Андрей. — Под домом нет погреба… Не открывается. Наверное, заклинило.

— Не рви жилы.

Послышались шаги.

— А колодец есть, — произнёс Андрей. — Какой-то странный колодец. Иди глянь.

Вновь скрипнули половицы, и повисла тишина.

Ощутив затылком неприятный холодок — будто сзади кто-то дыхнул, — Олег оглянулся. Не заметив ничего подозрительного, с трудом поднялся на крыльцо.

Снаружи изба представлялась более вместительной, чем оказалось на самом деле. Тесная, полутёмная комната. Из мебели — стол и два табурета, явно изготовленные много лет назад и только чудом не сгнившие. Всё покрыто мохнатой пылью. Углы затканы паутиной. В дальней стене единственное окно, забитое досками. Максим и Андрей стояли возле него, согнувшись, и смотрели в щели.

Не решаясь переступить порог (совсем некстати на ум пришли слова Андрюхи, что избушка — это гроб), Олег поинтересовался:

— Что там?.. Чего молчите? — Пересилив себя, приблизился к приятелям и приник лицом к просвету между тесинами.

В нескольких шагах от избы находился древний колодец. На краю сруба деревянная бадья, окованная металлическими полосами. С поворотного бревна — для спуска и подъёма ведра — свисал огрызок цепи и размеренно покачивался, словно маятник часов.

Сглотнув ком в горле, Олег прошептал:

— Ветра нет, а цепь качается.

— Полное безветрие, — поддакнул Андрей. — Тут явно магнитная аномалия. Без приборов не разберёшься. — Отступив от окна, прижал ладонь к животу. — Идёмте уже обратно.

— Давайте осмотрим округу, — предложил Максим. — Вдруг найдём ещё что-то.

— Вот честно, ты страдаешь хернёй. И мы с тобой вместе.

Олег осадил паренька:

— Андрюха! Не ругайся!

— Херня, к вашему сведению, на латыни означает «грыжа», — протараторил Андрей. — Этот диагноз врачи ставили детям зажиточных мещан, чтобы те не служили в армии. В конце девятнадцатого века в России каждый пятый богатенький сынок официально страдал хернёй.

— Хватит умничать!

— Стрекоза и диспетчер сговорились. Неужели не понятно? Командиру проще свалить всё на Максима, чем провести нормальное расследование. А врач долбо… не буду ругаться. У тебя не психическая травма, Максим, а обычная травма головы. Мой совет, топай в прокуратуру и пиши на них заявление. Я скажу отцу, там с ними разберутся. — Сморщив нос, Андрей втянул воздух сквозь зубы. — Живот крутит. Вы брали туалетную бумагу?

— А ты, Андрюха, лопушком, — съязвил Олег. — Или в интернете этому не учат?

Максим полез в рюкзак:

— Салфетки подойдут?

Выхватив из его руки пачку бумажных салфеток, Андрей пулей вылетел из избы.

— Далеко не уходи! — крикнул Максим. — Ты слышишь?

— В небе звёздочка горит — это питерский «Зенит»! — донеслось снаружи.

— С ним не соскучишься, — хмыкнул Максим. Затянув ремни, закинул рюкзак на плечи. — Пройдёмся вокруг избы, пока малец свои дела делает.

Не потрудившись смахнуть с табурета пыль, Олег сел:

— Я тебя здесь подожду.

— Устал?

— Голова плохо варит, и в сон клонит. Я проснулся задолго до рассвета, не выспался. И от походов отвык.

— Ты точно в порядке?

Олег вымучил улыбку:

— В порядке. Иди.

Максим вышел на крыльцо. Скользнул взглядом по кустарникам:

— Андрей!

— Да здесь я, здесь, — долетело из зарослей.

Сойдя с крыльца, Максим потряс приставленную к чердаку лестницу, проверяя на прочность. Осторожно взобрался по трухлявым перекладинам, открыл дверцу. В нос ударил гнилостный запах. Темно и тихо.

Затворив дверцу, Максим спустился и снова окликнул Андрея:

— Чего так долго?

Из-за куста послышалось:

— Дай подумать спокойно.

Максим обошёл избу и приблизился к колодцу. Поймал вихляющий из стороны в сторону холодный и шершавый на ощупь обрывок цепи. Помедлив, отвёл руку. Соединённые между собой звенья больше не двигались. Максим взял с угла сруба деревянную бадью, покрутил-повертел, рассматривая. Тяжёлая. Плотно подогнанные дощечки источены жуком-короедом. Металлические полосы сильно изъедены ржавчиной. Бадьёй давно не пользовались. Поставив её на землю, Максим заглянул в колодец: глубокий, ни воды, ни дна не видно. Бросив в чёрную яму шишку, прислушался. Ни звука.