— Умолкни, — одёрнул паренька Бузук. — Ты чего сказать-то хотел? Дружок! Тебя спрашиваю.

— Твои люди занимаются ерундой, — проговорил Максим, упираясь лбом в землю и незаметно для Сявы шаря ладонями по лесной подстилке. — В чащобе легко заблудиться. Я сам с трудом нахожу дорогу.

— Они далеко не пойдут.

— Всё равно рискуют. В потёмках запросто ногу сломать или угодить в яму. Да и нет тут никого. Глухомань.

После недолгого молчания Бузук поддакнул:

— Нет никого. Оно и странно. В лесу, как правило, водится зверьё. А тут всё вымерло.

— Местные винят охотников. Даже петицию куда-то писали.

— А комары? Куда делись комары, пауки и прочая мерзость?

— Я слышал от местных, что в этих местах весной с вертолётов распыляли какой-то порошок. Видать, всё потравили.

Бузук рассмеялся:

— Я давнёхонько понял, что на любой вопрос у тебя найдётся ответ. Тогда, может, скажешь, что за хрень случилась в избе?

— Слушай внимательно, что я говорю. Весной с вертолётов распыляли какой-то порошок. Наверняка вредные химикаты. Как думаешь, куда они делись? Правильно. Никуда. Они везде: на траве и деревьях.

— Хочешь сказать, что мы надышались и нам всё привиделось?

— Не исключено. Знаешь, что такое массовая галлюцинация?

Бузук покряхтел:

— Эта муть заумная не для меня.

Сява поёрзал на спине Максима:

— А как вода превратилась в камни?

— Я уверен, что всему есть объяснение, — ответил Максим и ощутил под пальцами нечто твёрдое, словно покрытое бархатом. — У меня шея занемела.

— Терпи, — отрезал Сява.

— Я поверну голову набок.

— Только попробуй!

Хирург заговорил с Сявой как с недоразвитым ребёнком:

— Из-за травмы у него нарушено кровоснабжение головного мозга. Онемение шеи — плохой симптом. Он может потерять сознание. Или ещё хуже — его парализует. И кто поведёт нас к охотничьему домику?

Сява нахохлился:

— Стой, где стоял, а то долбану его по затылку.

Не успел Хирург сделать шаг назад, как из кустов вывалился Жила:

— Бузук! Там изба!

— Где?

— Там, мать твою! Там! Этот говнюк водил нас за нос! — Жила схватил Сяву за шкирку, отбросил в сторону, словно котёнка. Перевернул Максима на спину и проорал: — Убью, тварь!

Максим не двигался. Руки раскинуты. Глаза закрыты. Ко лбу прилипли хвоинки.

— Он без сознания, — заволновался Хирург. — Отойди, я гляну.

Жила с силой толкнул его в грудь:

— Отвали! — И заехал ботинком Максиму в бок.

Максим не шевелился.

— Жила, хорош его калечить! — произнёс Бузук, поднимаясь.

Но Жила, что называется, закусил удила и слышал только голос своей злости. Он склонился над Максимом, вцепился ему в куртку и начал трясти:

— Открой глаза, мразотный! Посмотри в лицо своей смерти!

Внезапно Максим вскинул руку. Раздался глухой звук. Жила коротко вскрикнул и рухнул без чувств. Сява заверещал. Ударом кулака Хирург закрыл ему рот, пинком под зад отправил в кусты и подхватил Максима под мышки:

— Вставай! Быстро!

Быстро встать не получилось. Колено заклинило. Держась за Хирурга, Максим сучил здоровой ногой по земле, но никак не мог найти точку опоры.

Понимая, что драгоценное время утекает и с секунды на секунду явится Хрипатый, Хирург поволочил Максима вглубь леса.

Такой поворот событий не стал сюрпризом для Бузука. Он давно ждал, когда дружок сорвётся. Раньше пленник кидался колючими фразами, но дальше угроз дело не заходило. Сейчас он проявил себя как настоящий мужик. И такое поведение импонировало Бузуку. Только так можно чего-то добиться в этой жизни — умом и кулаками.

Наблюдая за происходящим, Бузук не вмешивался и сохранял спокойствие. Искалеченный, измученный парень далеко не убежит. А вот Хирург — мертвец. Жаль, конечно. Бузуку он нравился своей холодной выдержкой. А тут вдруг потерял контроль над собой и занял сторону чужака. Досадно.

Силуэты беглецов растворились в полумраке. Заложив ладони в карманы штанов, Бузук прошёлся вокруг Жилы:

— Вот и свалили неваляшку.

— Он помер? — спросил Сява, вылезая из кустов.

— Не знаю, я не врач, — ответил Бузук, рассматривая вздувшуюся ярко-бордовую плоть на скуле братка.

Сява сплюнул кровь, осторожно вытер разбитые губы:

— Потрогай.

— Сиди и помалкивай, слюнтяй, — обрубил Бузук и поднял камень, поросший мхом.

Будь камень голым, разрубил бы кость. Если бы дружок ударил чуть выше, в висок, душа Жилы уже летала бы в сером небе.

Бузук похлопал приятеля по щеке:

— Хватит валяться.

Сбоку зашуршала листва. Из-за дерева возник Хрипатый. Быстро оценив обстановку, с немым вопросом уставился на Бузука.

Он указал направление, в котором скрылись беглецы, сопроводив жест словами:

— С Хирургом делай что хочешь. Дружка приведи живым.

Снова похлопал Жилу по щеке. Тот приподнял веки. Сгоряча сел и, застонав, прижал ладони к вискам. Покачался взад-вперёд. Кривясь от боли, ощупал скулу.

Бузук бросил ему на колени камень:

— Тебе, можно сказать, повезло.

Жила стиснул камень в кулаке:

— Как это я проворонил?

— Я тоже удивился, — хмыкнул Бузук.

Посмотрев по сторонам, Жила скривил кислую мину:

— Смылся падла.

— Смылись. Хирург с ним дёрнул.

Упираясь руками в землю, Жила с трудом встал. Раздвинув ветви кустарника, шагнул вперёд. Покачиваясь, потряс головой:

— Сява, идёшь?

— Куда? — спросил Бузук, глядя Жиле в спину.

— Сучек искать. Упустим время — шиш потом найдёшь.

— Хрипатый сам справится.

Злобно скалясь, Жила посмотрел через плечо:

— Э нет, Бузук. У меня с твоим дружком личные счёты.

— Мне он нужен живым.

— Постараюсь его не убить.

— Не нарывайся, Жила. Я ведь не шучу, — пригрозил Бузук и вытащил из кармана сигареты. — Где, говоришь, изба?

Жила указал вправо:

— За ельником забор. Помнишь, мы мимо проходили? За забором овраг. Развалюха за оврагом. А что?

— Я там вас буду ждать, — сказал Бузук и направился в сторону избы.

«Одноглазое лихо идёт… Одноглазое лихо придёт…» — мысленно повторял Жила, пытаясь вспомнить бабушкину поговорку. Лихо одноглазое — это про него. Правая половина лица отекла. Веки распухли, потяжелели, узкая щель между ними вот-вот схлопнется. Вдобавок к этому нервировало ухо. В нём щёлкало при глотании и ощущались прострелы при повороте головы. А могло быть всё намного хуже: проводник явно метил камнем в висок. Бузук прав, Жиле однозначно повезло: пленник — правша, бил из неудобной позы левой рукой и потому ударил куда пришлось.

Сперва Жилу устраивало, что Сява пристал к нему как репей. Дрыщ сумеет увидеть и услышать то, чего не заметит он сам. Затем компания Сявы начала напрягать. Голова нестерпимо болела, и Жила уже думал не о поимке беглецов, а о рюкзаке, в котором лежала аптечка. В ней наверняка есть обезболивающее, да и шишку на скуле не мешало бы смазать. И очень хотелось пить. Кофе — не лучшее средство для утоления жажды, скорее, усиливает её, но сейчас подошла бы любая жидкость, чтобы смочить пересохшую глотку.

Когда среди папоротников возникло дерево с дуплом, похожим на расщелину, Жила чуть не вскричал: «Ну надо же!» Он не надеялся на память, сомневался, что сумеет отыскать в чащобе дорогу к тайнику, и по этой причине не прогонял Сяву. А ноги сами привели его сюда. Осталось дело за малым: сплавить приятеля.

Жила остановился. Уперев руки в бока, посмотрел по сторонам единственным здоровым глазом, делая вид, что обдумывает дальнейшие действия.

— Нефиг… — Он скривился и прижал палец к вздувшейся вене на виске. — Нефиг плестись за мной хвостиком. Надо разделиться. Шуруй вправо, я возьму левее.

Сява притронулся к разбитым губам:

— Ты это видел? Хирург вмазал. Взбесился с бухты-барахты и вмазал. Вдруг вообще с катушек съедет? Я с ним не справлюсь.

— Заметишь их — ори во всё горло.