Новенький, приготовленный для войсковой замены камуфляж оказался безнадежно испорчен.

– А малый-то – красавец! – восхищенно сказал кто-то из дзержинцев. Недоволен был только пострадавший верзила. Его отправили куда-то к летчикам «замываться», поскольку в таком виде тому точно не стоило грузиться в вертушку. Вняв дружеским советам и на всякий случай погрозив «шпингалету» кулаком, верзила поплелся приводить в порядок обмундирование.

Так началась очередная боевая командировка командира батальонной разведки…

Рудик был отменным разведчиком. И в первую очередь – именно благодаря своим недостаткам: малому росту и совершенно несерьезной внешности. Впрочем, благодаря сенсею, он давным-давно перестал считать их недостатками. Причем учитель не просто говорил Мише, что на это, дескать, не стоит обращать внимания, но уверял, что все это – его достоинства, ибо мудрый из всего сможет извлечь выгоду, если хотя бы чуть-чуть призадумается. Ну а если голова у него на плечах лишь для того, чтобы в нее есть, тогда конечно…. Тогда и говорить не о чем. Рудик в свою голову не только ел и потому нашел массу преимуществ своей неказистой внешности. Да, курносый, да, слегка пучеглазый, и уши смешно оттопырены…. Все это красоты не дает. Про рост и говорить нечего – метр с кепкой. Зато он не производил впечатления опасного или на худой конец просто умного, а на деле был и тем и другим и умел просчитывать ситуацию на шесть-семь ходов вперед.

А еще Михаил Рудик умел располагать к себе людей и мастерски вербовать их в свои информаторы, не брезгуя никем. Раскидистая сеть, сотканная им, включала многих: начиная с чванливого и, казалось бы, непримиримого к русским муллы Хаджибекова и заканчивая невзрачным пастухом Гатыровым, который был уличен Рудиком в тайном гомосексуализме. И никому другому лучше этого смешного маленького лопоухого человечка не удавалось столь виртуозно использовать себе во благо различные недостатки горцев, например, их предрасположенность к бахвальству и преувеличению своих заслуг.

Держался старлей всегда и со всеми скромно, ничем особенным не выделялся, имел один боевой орден, но на войне это дело обычное. Солдаты уважали Рудика именно за эту скромность, аккуратность в отношениях и абсолютное отсутствие бравады и бахвальства, хотя глава батальонной разведки имел на это полное право.

Потянулись обыкновенные военные будни с ночными рейдами и обстрелами, унылыми пейзажами и тягучим, резиновым временем.

В тот злополучный вечер Рудик долго не мог заснуть в своей гигантской палатке. И не потому, что офицерские носки в количестве пяти десятков, снятые и брошенные на берцы, придавали воздуху разные неприятные ароматы. К этому он притерпелся и привык. А вот сырая промозглая погода – иное. К тому же толстые поленья свежеспиленной чеченской акации никак не хотели разгораться в печке, а запасы пороха, служившего разжижкой, как назло, кончились, и народ, умаявшись в тщетных попытках растопить буржуйку, лег спать так.

Если бы Михаил хорошо поужинал, тогда еще ничего, но в эту командировку офицеров с прапорщиками кормили так, что хуже не придумаешь – попался сволочь зампотылу по фамилии Рябота, прикомандированный из другой части. А потому Рудик, сидя в столовой, мрачно поглядев на миску еле теплой перловой каши с ложкой кильки в томате, возвышавшейся в середине красным холмиком (братское кладбище – именовали его остряки), сердито отодвинул ее в сторону – не солдат-первогодок. Чай с ложкой сгущенки вприкуску с двумя галетами лишь слегка, да и то ненадолго, улучшили настроение.

Полежав на узкой солдатской койке с совершенно не желавшими растягиваться могучими пружинами, отчего Рудику все время казалось, что под ним голые доски, он плюнул, поежился и, решительно встав, потопал, на ночь глядя, к соседям в артдивизион за порохом. Его они выменивали на спирт или водку. Используемый в качестве взрывателя в 152-мм гаубицах порох, внешне выглядевший вполне безобидно и очень напоминавший обычные восковые свечи, разве что без фитиля, находясь в незамкнутом пространстве, взрываться не помышлял, а лишь ярко полыхал, так что разжигать им сырые дрова было очень удобно.

Выйдя от «богов войны» с полной охапкой «свечей», Рудик тревожно оглянулся по сторонам. Что-то смущало его, но что именно, он никак не мог понять. Вроде бы непроглядная тьма, царящая вокруг, молчала, но было это молчание каким-то неправильным, тревожным. Странное чувство, если учесть, что все его местные информаторы в один голос уверяли, что пока никто из полевых командиров не собирается ничего предпринимать и вообще зима – не подходящее время для войны. Вот наступит весна, расцветет, словно похоронный венок на могиле, «зеленка», тогда и начнется. Михаил и сам знал, что время не подходящее, но своему предчувствию привык доверять. Раз сигнализирует, значит, есть причина. Вот только какая?

А потом ему приснился вещий сон. В его снах иногда появлялся кто-то. Этот «кто-то» был очень приятен, вокруг него цвели цветы и пели птицы. Нежная синь неба, шум реки, которая переливалась неестественно яркими красками, и Рудик плыл по этой реке, но почему-то абсолютно не чувствуя воды. Все это волшебство появлялось в его сне благодаря странному кому-то, чье присутствие всегда ощущалось. В какой-то момент, еще в детстве, Рудик даже не понял, а осознал, как зовут этого обитателя собственных снов. Имя было очень странное и какое-то неземное. Эо. Тогда Миша решил, что тот, кого зовут Эо, – женщина. Может быть, потому что было так хорошо ощущать себя с ней рядом, таким спокойствием веяло от ее присутствия, такой нежностью и любовью, что каждая встреча с ней дарила тепло и согревала душу.

Вот и сейчас Рудик сразу почувствовал, что Эо где-то рядом. Но в этот раз не было пения птиц, голубых небес и шума разноцветной реки. Он вдруг оказался в сыром узком ущелье. Вокруг были голые серые скалы, над головой мрачные грозовые тучи, холодный ветер пронизывал насквозь, а колкие гранитные камешки больно впивались в босые ступни. Утробный нарастающий гул сковал Рудика страхом, и сквозь этот гул и завывания ветра он услышал ее голос.

– Проснись! Проснись! Проснись! Спасайся прямо сейчас или погибнешь!

От неожиданности он, обладавший на редкость крепким сном, действительно проснулся. Менее подготовленному человеку, чтобы принять решение в такой обстановке, потребовалось бы какое-то время. Начальнику разведки Рудику, умеющему принимать решения молниеносно, хватило доли секунды. Вопрос был один: стоит верить странному сну или нет. Если да, надо бежать из палатки сломя голову, а если нет, попытаться снова уснуть. Он вспомнил свои собственные предчувствия и решил, что лучше бы поверить – полезней для здоровья. И, соскочив с кровати, заорал во всю глотку:

– Подъем! Тревога!

Рудик набросил на себя камуфляж, сунул ноги в берцы, схватил автомат и пулей вылетел из палатки, продолжая кричать: «Подъем! Тревога!», а потом добавив отборного мата.

Позже те немногие, кто успел спастись, вовремя выбежав вслед за Рудиком, в один голос говорили, что именно вот этот отборный мат от никогда не ругавшегося старлея и заставил их пошевелиться.

Огненный шквал обрушился на расположение батальона буквально через минуту. Успев к тому времени добежать до окопов, оглянувшийся Рудик на миг застыл, видя, как на месте его недавнего ночного отдыха расцветает, недобро багровея, экзотический цветок из желто-красных лепестков пламени, обрамленный скромно вьющимися по бокам синевато-черными дымными лепестками. Выпущенный из миномета снаряд оставил на том месте, где только что была палатка, лишь огромную яму и вот этот огненный цветок.

Спустя еще мгновение Рудик уже палил из траншеи, откликаясь на фиолетовые вспышки трассеров, летящих в него, казалось, со всех сторон. «Чехи» пошли было в наступление, но оставшиеся в живых товарищи, спасенные Рудиком, вступили в бой и отбили атаку.