– Я ведь про этого Александра Валентиновича ничего не знала. Хранители не знают друг друга, только нескольких человек, с кем вместе учились… Но мне кажется, что Хомяков сам хотел раскрыть секрет зеркал, что нам делать строжайше запрещено. Он курировал разные исследования и все время искал секрет амальгамы. Хотя, я думаю, этот секрет давно утрачен. Но что-то ведь есть? Мы же что-то охраняем!

– Понятно что. Масонскую ложу твою. – Анциферов усмехнулся. – Конечно, приятно твоему Совету Десяти немножечко порулить миром!

– Нет, Сережа, здесь все глубже. Они миром руководят, сверяясь с какими-то данными, ведут этот мир, согласно какой-то дорожной карте, понимаешь? Отсюда все эти пересечения во времени и знание будущего. Я тебе покажу, мы еще приедем с тобой в Венецианскую лагуну, ты увидишь мой остров. – Глафира прижала к себе Сергея и улыбнулась в темноте. – Я покажу тебе, где я выросла…

– Интересно, наверное. А что, ты своих родителей совсем не помнишь? – Сергей приподнялся на локте и взглянул в любимые глаза.

– Нет. У меня никогда не было никого родного, понимаешь? А теперь есть. – Глафира еще раз улыбнулась, и они перестали говорить. Было слышно только прерывистое дыхание, скрипел старенький диван, руки, ноги, все каким-то невообразимым образом переплелось, сжалось, задышало и задвигалось.

Потом они беспомощно лежали на простыне, не в силах пошевелиться, ошарашенные глубиной чувств, в который раз уже раскидывающейся перед ними всей своей непостижимой бездной и каждый раз так, как будто впервые. Сергей попробовал пошевелиться, но тут же был схвачен в суровый замок крепкими Глашиными ногами. Она обняла его одновременно руками и ногами и прижалась к нему так сильно, что выход был только один: передвигаться по комнате вместе с ней. Сергей попробовал это сделать, потом передумал и опять упал на диван.

– Ну, что ты опять, в третий раз, хочешь пойти на свой балкон курить? – Глафира смешно сложила губы в трубочку, показывая, как он курит.

Сергей засмеялся:

– Нет, уже не хочу. Я хочу с тобой…

– А что ты хочешь со мной, глупый. – Она приблизила свои глаза к его глазам, дважды взмахнула ресницами, и Сергею на секунду показалось, что он попал в какой-то удивительный планетарий, в котором ему предстоит изучить целую вселенную, с мириадами звезд и галактик.

– Я хочу с тобой… все… – Сергей зажмурился – так кружилась голова от этой мерцающей вселенной.

– Я знаю, мой хороший, я чувствую это, – прошептала Глафира ему на ухо. – Не бойся, Сережа, все будет хорошо. Я и так знаю, что ты ничего не боишься. А все остальное просто не имеет никакого значения…

Сергей хотел было возразить, сказать, что есть еще много всего, что, наверное, имеет значение, но потом подумал и решил, что права эта удивительная девушка. Чего уж там, действительно, когда она рядом, все остальное не так уж и важно.

Глафира на секунду ослабила захват, протянула руку к своей одежде, что-то оттуда достала и вложила ему в ладонь:

– Вот, держи. Это тебе передал Мастер. Он сказал, что, как только увидел тебя, сразу понял, что ты будешь с нами. – Она подумала и добавила: – И я тоже так сразу подумала. Сама не знаю почему. – Глафира вдруг прекратила сжимать руками и ногами его тело, откинулась на подушку и замолчала.

Сергей разжал пальцы. На ладони лежал тяжелый старинный медальон. Изображенный на реверсной стороне крылатый лев держал в одной лапе меч и был совершенно бесстрастен.

Таким же бесстрастным взором смотрел сейчас в глубь далекой лагуны его старший собрат, оберегая покой вверенного города. И ничто не могло его потревожить: ни крики сошедшего с ума подполковника КГБ, ни полный ужаса предсмертный взгляд советского диктатора на полу кунцевской дачи, ни конвульсии престарелого венецианского дожа на фоне пылающего Константинополя, ни далекие, отражающиеся в водах лагуны огоньки острова Мурано, где в аду подвалов стеклодувных мастерских при помощи древней амальгамы создавалось великое зеркало для будущих правителей Земли.

© Торин В.А., 2017

© ООО «Издательство «Вече». 2017

Пули щелкнули по железной стойке путевого указателя, продырявили в двух местах белую надпись «Венеция» на зеленом фоне большого дорожного щита и звонко вынесли правое зеркало заднего вида, оставив пустой закругленную четырехугольную рамку, как бывает с очками, если вдруг из оправы выпадает стеклышко. Глафира, пригнувшись, постаралась слиться с пленником и с мотоциклом в единое целое и до отказа провернула рукоятку газа. Мотоцикл взревел, вздыбился и помчался вперед с удвоенной мощью.

Выжать из мотоцикла максимум мешал пленник, которого девушка захватила в Гаэте. Сейчас он без сознания лежал поперек бензобака. Глафира прижимала его к мотоциклу коленями и иногда подправляла левой рукой, чтобы не сползал. Пленника терять было нельзя, его надо обязательно доставить сегодня ночью во Дворец дожей на заседание Совета Десяти, и это поручение лишало Глафиру свободы маневра.

Уцелевшее левое зеркало заднего вида безжалостно констатировало: черный джип, который она заметила еще во Флоренции, опять приближался. Из окна джипа показались угловатые очертания автомата Калашникова, из ствола полыхнуло ярким рыжим пламенем.

Теперь спасло то, что дорога резко нырнула вниз. Глафира почувствовала, как всего в нескольких сантиметрах над ее головой просвистела смертоносная очередь.

Глафира была одета в черный кожаный обтягивающий комбинезон, черные перчатки с раструбами, высокие черные кожаные ботинки, черный плащ. Плащ! Ну, конечно! Глафира замедлила сумасшедший бег мотоцикла, хладнокровно дождалась приближения джипа и, как только ствол Калашникова в очередной раз показался из окна, развязала тесемки, державшие плащ. Подхваченный встречным ветром, плащ широко распахнулся и залепил лобовое стекло машины преследователей.

Глафира опять вздыбила мотоцикл и на бешеной скорости понеслась по пустой автостраде, рассекая залитый ярким желтым цветом летний итальянский пейзаж, мгновенно уходя в точку за далекий подрагивающий горизонт. Преследователи вынуждены были остановиться: плащ плотно прилип к лобовому стеклу. Выскочивший из машины человек, судя по одеянию, монах, держал в одной руке совсем не подходивший ему по сану автомат Калашникова. На плечах монаха тоже был плащ – какого-то странного средневекового покроя, серого цвета и с большим белым крестом на спине. Крест оказался необычным: длинная вертикальная полоса и короткая поперечная, расположенная в самом низу, делали этот крест как будто перевернутым. Мужчина, чертыхаясь, сорвал плащ Глафиры (тот зацепился за дворники), бросил его на обочину и быстро прыгнул обратно в машину, громко хлопнув дверцей.