Но тут ему вспомнилась недавняя, состоявшаяся всего полгода назад, встреча с давним однокашником Сашкой Хомяковым. В отличие от Иванина Хомяков преуспевал, имея не только более высокое звание, но и служа в конторе, которая по всем статьям выгодно отличалась от ГУИНа. Опять же и жил Сашка, в отличие от него самого, в Москве.

И вдруг майора осенило. Так вот же оно – решение проблемы, причем обоюдовыгодное! Помнится, Хомяков как-то вскользь посетовал, что научный мир измельчал и нельзя найти по-настоящему талантливого специалиста, знающего все особенности средневековой латыни. Вот и чудесно! Одним выстрелом сразу двух зайцев: и Немого уберет, и старому товарищу поможет. А если вдруг этот блатарь с руками по локоть в крови Хомякову на самом деле не пригодится, так Иванин тут ни при чем, ибо по причине абсолютного незнания латыни не сумел выяснить, насколько глубоко разбирается в ней этот чертов «гладиатор», которого, по непроверенным слухам, вроде бы пару месяцев назад на воровской сходке возвели в козырные фраера. Могли бы и в жулики, но не позволяла темная биография, точнее, отсутствие таковой вплоть до начала первой отсидки.

Александр Хомяков, когда-то учившийся с Иваниным в одном военном училище, был личностью неординарной и очень таинственной. В училище он считался курсантом «блатным», хотя связями своими никогда не козырял, и до самого выпуска так никто из сослуживцев толком и не понял, что это у него за родители такие. Сейчас Хомяков, по слухам, делал успешную карьеру в КГБ, найдя для себя дело настоящей государственной важности.

Однажды он доложил своему руководству об интересной находке: ему в руки впервые попалось дело о таинственных венецианских зеркалах. Попалось случайно, при разборке научного архива одной из многочисленных шарашек, созданных еще при Сталине.

Многочисленные современные лаборатории, трудившиеся под кураторством ФСБ над созданием психотронного оружия, главным образом занимались разработкой аппаратуры, вырабатывающей сверхвысокочастотные электромагнитные поля. Эти поля, воздействуя на высшие функции головного мозга, позволяли массово влиять на толпу в нужном направлении, вызывая у людей изменение поведения и различные эмоции – от страха до эйфории. Но неизвестно, как такое воздействие скажется в дальнейшем. Кроме того, аппаратура действует огульно, а не избирательно, а известно, что ни один митинг не обходится без лидеров, тянущих толпу в каком-либо направлении. Получалось, что оно неизбежно затронет и организаторов, причем не только низшего, но и высшего, и среднего звеньев. И что после этого с ними делать? Разработки психотропного оружия из-за этого были решительно остановлены. Но тут, с этими странными зеркалами, представлялась не только перспектива точечного воздействия на лидеров, которые в одночасье могут стать из враждебных дружественными, но и широкие возможности по устранению неугодных элементов – достаточно только заставить их посмотреть на нужную зеркальную поверхность. И всего-то для этого надо было разузнать пару древних секретов!

С такими выкладками Хомяков и пришел к руководству, которое внимательно его выслушало, с месяц размышляло, затребовав отчеты лабораторий и, выяснив, что дела повсюду идут ни шатко ни валко, а в основном наблюдается топтание на месте, решило дать добро. Конкуренция – великая вещь. Авось, узнав о принципиально ином подходе к той же проблеме, все прочие зашевелятся, раскачаются и заработают куда энергичнее. Сам Хомяков в качестве щедрого аванса получил подполковника и был назначен начальником проекта под кодовым названием «Китайский калейдоскоп».

– Почему калейдоскоп? – удивленно спросил новоиспеченный подполковник.

– Там внутри тоже зеркала имеются, – пояснило руководство. – Повертишь, повертишь, и картинки любопытные появляются. Вот и у тебя должна нужная картинка показаться.

– А почему китайский?

– Ну не указывать же венецианский, – резонно возразили ему. – А так никто не догадается, верно?

Хомяков согласно кивнул и, вспомнив Балбеса из бессмертной гайдаевской кинокомедии, про себя тут же обозвал проект «Операция Ы». Но остыв, по здравому размышлению пришел к выводу, что название и впрямь не имеет никакого значения, лишь бы… Ну да, главное, чтоб сложилась нужная картинка…

На первых порах дела шли превосходно. Нужны специалисты – сама судьба подкидывала их, стеклодувы-мастера – тоже нате, возьмите, да еще с выбором. Про помещения и средства и говорить нечего – не оскудевала рука дающего и не уставала рука берущего. Уже через три месяца Хомяков даже смог выдать на-гора первую продукцию – несколько маленьких зеркал, повышающих настроение.

Но так длилось недолго. Первая загвоздка приключилась с тем же «зеркальцем улыбки». К превеликому его сожалению, изготовить большое зеркало, обладающее теми же свойствами, но большей мощности, так и не удалось. Либо лопалось стекло, либо на выходе получалось обычное зеркало, разве что с несколько туманной поверхностью, хотя рецепт был тот же самый. Да и маленькие зеркала со временем отчего-то начали терять свои свойства.

А дальше пошло-поехало, неудача за неудачей сменяли друг друга. Видно, правда, говорят в народе, что беда одна не ходит. Словом, как отрезало, ибо приготовить зеркальную амальгаму в точности по средневековым рецептам никак не выходило. В старинных рукописях, которые удалось раздобыть, многие места оказались зашифрованы, а кое-что оставалось непонятным и после дешифровки.

– Это же элементарно! – вопил Хомяков на летучке, в очередной раз приехав из Москвы и раздраженно узнав, что исследования застопорились. – Уйма спецов три месяца вкалывала, все полностью вам разложили по полочкам, так чего еще?! Почему опять не слава богу?!

– Потому что я понятия не имею, что такое синяя ртуть, – огрызался старший производства Тимофей Петрович Камнев, некогда бывший аж доктором наук.

Согласился он сменить престижную должность и московскую квартиру на длительную командировку в захолустье лишь после того, как два вежливых сотрудника продемонстрировали ему видеокассету с невинным развлечением доктора. Ну что делать, если Тимофей Петрович безумно любил детей, причем исключительно по ночам. После детальных пояснений, во сколько лет зоны обойдется ему эта любовь, и еще более подробных – что ему грозит с такой статьей во время пребывания там, Камнев в добровольном порядке выбрал командировку.

– Вы ж доктор наук! Неужели такой элементарщины не знаете?! – изумленно разводил руками Хомяков.

– Элементарщины, – горько вздыхал Камнев. – Вон териак встречается в русских рукописях куда чаще. На эту панацею от всех бед ссылался чуть ли не каждый врач, оставивший след в истории, начиная от Галена и кончая Авиценной. А что он собой представляет, ну хотя бы приблизительно, и что входит в его состав – до сих пор неизвестно. А тут всего в одной рукописи, да и то тайнописью… Вы сами-то уверены, что ваши спецы правильно расшифровали название, потому что я хоть и химик, а про синюю ртуть отродясь не слыхивал.

Тогда и было сформулировано задание найти хорошего специалиста по латыни, но не всякой врачебной ерунды, которую пишут на рецептах, а латыни настоящей, использовавшейся в древних рукописях, но найти такого никак не получалось. И Хомяков аккуратно расспрашивал многих своих знакомых, не могут ли они ему помочь в розыске вот такого человека.

Именно потому звонок своего старого училищного товарища оказался очень кстати. Уже на следующий день Хомяков прибыл в Саранск, а оттуда по скверным дорогам чуть ли не полдня добирался до зоны, расположенной подле небольшого поселка, тускло замершего под вечно серым мордовским небом.

Однако сразу на Немого московский гость выходить не стал, проявив выдержку. И даже ознакомившись с его личным делом, обратив особое внимание на диагноз врачей: «Психопатическая личность, утрачивающая вменяемость…» и далее сплошная заумь, будто опера в ИТК имеют медицинское образование, он тоже не торопился со встречей. Вместо этого Александр Валентинович предложил Иванину вызвать Немого к себе и предложить перевести ксерокопию одного древнего манускрипта, с которым как ни бились аж два доктора наук, но в трех местах так и не смогли внести ясность – получалась форменная белиберда, притом у каждого разная.