— Недоброе утро, — ухмыльнулся Оуэн, обернувшись. Взгляд его смеялся. — Не морщи так нос, жирная пища с похмелья — самое то. Ещё успеешь принять душ, пока я готовлю.

В один шаг оказавшись рядом с ней, он чмокнул её в нос. В глазах у Беллы защипало от слёз. Он был замечательным, и никогда прежде она не любила его, как сейчас… тогда почему она возбудилась от одного взгляда какого-то совершенно левого парня, чьего лица она даже не помнит?

Хотелось смыть с себя этот пиздец. Что Белла и сделала.

После контрастного душа — сначала она включила обжигающе-горячую воду, а потом сменила её на почти ледяную, — ей стало чуть легче. Голова всё ещё болела, но уже не так противно, и желудок даже согласился принять немного пищи, хотя Белла и сомневалась, что он способен переварить всю тарелку.

— Прости, — Белла всё ещё чувствовала себя виноватой. — Я правда не хотела так напиваться. Мы выпили всего несколько коктейлей, и…

Оуэн закатил глаза.

— Детка, всё в порядке. Ты имеешь право расслабиться.

«Я и так слишком многого тебя лишил», — слышала она в его тоне.

Белла знала, чувствовала, что он всё ещё переживает из-за их проблем в постели. Переживает, хоть она и убеждала его, что любит, что любые проблемы пройдут, что он просто работал всё лето и слишком устал, что… В общем, она старалась, правда.

Но её тело было другого мнения.

Если бы этот парень вчера последовал за ней, если бы она была чуть менее пьяной… то что? Она бы позволила ему трахнуть себя в туалете? Она изменила бы Оуэну только потому, что у них опять две недели не было секса? Потому, что она втайне заказала себе вибратор, но маленький бездушный автоматик так и не смог достаточно помочь ей?

Или потому, что Оуэн всегда был слишком с ней нежен, а вчера ей хотелось, чтобы её просто трахнули — до слёз, до криков, застревающих в горле?

К черту, это всё Линда с её рассказом про её любовника с философского, или откуда он там был. Почему-то Линда была уверена, что некоторые её фантазии с Диланом ну никак не исполнить.

Точно. Это всё Линда и её рассказы.

— Я имею право расслабиться, но не имею права напрягать тебя, — Белла покачала головой. Отодвинула от себя тарелку, поняв, что не съест больше ни куска, поднялась и подошла к Оуэну, обняла его со спины. — За это я тебя и люблю.

— За Алка-Зельцер? — фыркнул Оуэн. — Я учту.

Белла уткнулась лицом в его шею.

— Да, — пробормотала она. — За Алка-Зельцер.

«И за то, что ты такой, как есть».

…Чуть позже они снова попытались заняться любовью, и чуть позже у них снова не получилось. Оуэн перекатился на спину и уставился в потолок.

— Прости, — он провел по лицу ладонью. — Я… прости.

У него не встал.

Просто не встал.

Горький комок застрял у Беллы в горле, отравляя её. Дурацкие мысли, которые она гнала от себя с тех пор, как две недели назад у них был прекрасный секс, вернулись. У него не вставал на неё больше, словно она была прокажённой какой-то. Или её прокляли.

Может, у него и правда есть другая. Может, он трахался с какой-нибудь девицей с его стажировки. Постарше, покрасивее, поумнее. В обтягивающей офисной юбке и с волосами, затянутыми в строгий хвост. Может, у неё даже очки были.

Ей хотелось плакать.

— Всё хорошо, — прошептала она, уткнувшись Оуэну в плечо и сдерживая слёзы. — Ты ведь пьешь успокоительные, которые прописал тебе доктор?

Оуэн кивнул.

— Валиум. Толку-то…

— Может, это побочка.

Белла была бы рада в это и сама поверить. Вдруг валиум вызвал у него повышенную утомляемость и проблемы с потенцией из-за этого? Так было и до приема валиума, но там был стресс, нервы, стажировка. Необязательно искать везде подвох, ложь, измену.

Это всё Линда и её любовник. И её подозрения, что Дилан спит с кем-то на стороне.

Оуэну и правда нужен отдых. А не её подозрения, нытье и прочая хрень.

— Мы к Гаррету сегодня идем? — преувеличенно-бодро спросила Белла, приподнимаясь на локте и смаргивая слёзы. — Только ненадолго и без бухла, я хотела завтра ещё позаниматься, а не быть бесполезным овощем!

Оуэн открыл глаза — серо-голубые, опушенные длинными золотистыми ресницами, до боли в груди любимые, — и кивнул.

— Заглянем на час-полтора. Мне тоже нужно будет подготовить тезисы к семинару, — протянув руку, он осторожно смахнул влагу со щеки Беллы, поцеловал её в нос. — Наденешь то, красное? Оно тебе охренеть как идёт.

Из зеркала на него смотрело чужое лицо.

Ухмыльнувшись, он коснулся ладонью щеки, потер легкую золотистую щетину. Она не заметит подмены, не должна. Особенно в полутьме вечеринки. Особенно если немного выпьет. Не как вчера. Просто… немного.

Вчера она была пьяна в хлам.

Его животная сущность реагировала на её запах. Он помнил, как напрягся член у него в джинсах при виде её хрупкой фигурки в том чертовом топе с голой спиной. Как аромат её духов щекотал ноздри — что-то легкое и восточное, пряное и возбуждающее.

Тем лучше, если она его возбуждает.

Тем проще.

В её окружении были те, кому он хотел разорвать глотку, слизывать кровь с раны, наслаждаясь их агонией. Отгрызть им яйца. Содрать клыками кожу с их лиц. И поэтому он должен подобраться к ним настолько близко, насколько это возможно. Узнать о них больше.

Холли, сидевшая на полу в душевой кампуса, одобрительно кивнула.

С некоторых пор Оуэн разлюбил вечеринки. Особенно — вечеринки у Гаррета.

Ещё в школьные времена Гаррет закатывал тусовки в родительском доме, не жалея алкоголя и ушей соседей, вынужденных слушать грохочущую музыку. Тогда им нравилось бунтовать, зная, что из-за влияния их семей никто и слова им не скажет — максимум, приедет пара полицейских и погрозят пальцами.

Тогда им казалось, они смогут покорить мир.

А потом они стали убийцами. Оуэн сглотнул горечь.

— Хочешь, поедем домой? — Белла накрыла его ладонь, лежащую на руле, своей. — Уверена, Гаррет вообще не заметит нашего отсутствия. Там будет слишком много людей.

Предложение было заманчивым. Оуэну чертовски хотелось бы развернуть машину и вернуться. Постараться забыть обо всем, что произошло за последние месяцы, забыть возвратившиеся кошмары, не думать о потерянной дружбе. Заняться, наконец, любовью с Беллой — так, чтобы они оба задыхались от стонов и жаркого удовольствия, растекающегося внутри. А потом смотреть какое-нибудь дурацкое полуночное ток-шоу, швыряться друг в друга чипсами и хохотать.