Vir bonus et sapiens, qualem vix repperit unum
Millibus e Multis hominum consultus Apollo
{379}.
Из миллиона людей мудрого, с чистой душой
Даже и сам Аполлон вряд ли сумел бы сыскать.
Человек сам по себе является чудом, но Трисмегист{380} добавляет — Maximum miraculum homo sapiens, мудрый человек — есть величайшее чудо: multi thyrsigeri, pauci Bacchi [тирсы носят многие, но Вакхов мало].
Когда Александру преподнесли роскошный драгоценный ларец царя Дария, каждый стал советовать ему, что в него поместить, однако он приберег ларец для хранения трудов Гомера как самого прекрасного алмаза человеческого разума, и тем не менее Скалигер <Старший>[466] поносил музу Гомера, считая ее nutricem insanae sapientiae, рассадником безумия, бесстыжей, как придворная дама, которую ничем не вгонишь в краску[467]. Якоб Мицилл{381}, Жильбер Коньят{382}, Эразм и почти все без исключения потомки восхищаются неистощимым остроумием Лукиана, и тем не менее Скалигер <Младший> отказывает ему в признании и называет его цербером муз. Лактанций и Феодорит почитали за дурака самого Сократа, которого весь мир так превозносил. По мнению Плутарха, Сенека превосходил умом всех греков, nilli secundus, ни после кого не был вторым, и тем не менее сам Сенека говорил о себе: «Если бы я стал тешить себя чужой глупостью, я бы задумался на свой счет и обнаружил ее в себе»[468]. Кардано в шестнадцатой книге своих «Острот» насчитал двенадцать самых выдающихся и проницательных философов в отношении достоинств, утонченности и мудрости, и в их числе Архимеда{383}, Галена, Витрувия{384}, Архита Тарентского{385}, Эвклида{386}, двух арабов — Гебера{387} и первого изобретателя алгебры математика Алкинда{388} и др. Но в свой triumviri terrarum [величайший земной триумвират], далеко превосходящий всех прочих людей, он включает Птолемея{389}, Плотина и Гиппократа. Скалигер подвергает этот выбор осмеянию (Exercitat. 224 [Упражнения, 224 <на самом деле — 324. — КБ>]), называя некоторых из вышеназванных плотниками и механиками; Гален, по его мнению, fimbriam Hippocratis, не более чем оторочка на гиматии{390} Гиппократа, а сам уже упоминавшийся мной выше Кардано[469] в другом месте осуждает и Галена, и Гиппократа за то, что оба они пишут скучно, невразумительно и путано. Парацельс{391} же считал их обоих просто идиотами, детьми в медицине и философии. Скалигер и Кардано восхищались Свиссетом Вычислителем{392}, qui pene modum excessit humani ingenii [который был почти сверхчеловечески одарен], и тем не менее Люд. Вив[470] аттестует его сочинения nugas suisseticas [галиматьей Свиссета{393}], а Кардано в другом месте, противореча самому себе, сопоставляя этих древних с нашими современниками, высказывается о них уничижительно и пишет, что majoresque nostros ad praesentes collatos juste pueros appellari[471] [в сравнении с нашими современниками их предшественников можно по справедливости назвать детьми]. В итоге те же Кардано[472] и Св. Бернард{394} не склонны включать в этот перечень великих мудрецов никого, кроме пророков и апостолов[473], а какого они были мнения о самих себе, вам уже известно. Мы превзошли всю житейскую премудрость, в восхищении от самих себя, и жаждем одобрения окружающих. Но послушайте Св. Бернарда: Quanto magis foras es sapiens, tanto magis intus stultus efficeris, etc., in omnibus es prudens, circa teipsum insipiens[474], чем мудрее мы кажемся другим, тем глупее в собственных глазах. Я не могу отрицать, что существует безумие, вызывающее одобрение, — к примеру, божественный восторг, священный экстаз и даже духовное опьянение у самих Господних святых; Бернард называет это sanctam insaniam [священным безумием], (не в том смысле, в каком это толкует богохульствующий Ворст[475]{395}, высказывающий предположение, что такое состояние, присуще будто бы и самому Господу), которое, однако, знакомо благонравным людям, как об этом говорится у Павла (2 Кор.): «он был глуп» и т. д. и хотел, чтобы его самого «предали за это анафеме» (Рим. 9){396}. Именно о таком опьянении говорит нам Фичино{397}, когда душа возносится, очарованная божественным вкусом того небесного нектара, которым проникались поэты, совершая жертвоприношение Дионису; и в этом смысле давайте будем все вместе с поэтом, как увещевает Августин, insanire lubet ad ebrietatem se quisque paret[476], безумными и пьяными, мы же обычно заблуждаемся и преступаем предписанные нам границы, бросаясь в другую крайность, мы неспособны на это[477], и, как сказано у него[478] о греках: Vos Graeci semper pueri [вы, греки, вечно остаетесь детьми], vos Britanni, Galli, Germani, Itali [а вы, британцы, французы, немцы, итальянцы] и пр. — сборище глупцов{398}.
Перейдем теперь a partibus ad totum [от частного к общему] или, напротив, от общего к частному — в любом случае вы не придете к какому-нибудь другому итогу; частностей будет в дальнейшем еще вполне достаточно приведено в этом Предисловии. Целое надобно рассмотреть с помощью соритов{399} или индукции. Любая толпа безумна[479], bellua multorum capitum [многоголовое чудовище], безрассудно опрометчива и поспешна, stultum animal, ревущий сброд. Роджер Бэкон{400} доказывает это, основываясь на Аристотеле[480]: Vulgus dividi in oppositum contra sapientes, quod vulgo videtur verum, falsumest: то, что чернь считает истинным, по большей части ложно; она и поныне противостоит мудрым людям, но всему миру свойственна такая склонность (vulgus) к повадкам черни, и ты сам — de vulgo, один из этой толпы; и вон тот, и этот, и все остальные; вот почему, как заключает Фокион{401}, все вы идиоты и ослы, и ничто из сказанного или содеянного вами не заслуживает одобрения. Начинайте поэтому откуда вам угодно, идите вспять или вперед, выбирайте из всей кучи, можете даже с закрытыми глазами, вы все равно убедитесь, что все они одинаковы, одного поля ягода, сельдь, набитая в бочке, никогда не бывает лучше одной селедки.
