И лучше бы не рыжей. Я нервными движениями заправила выбившиеся локоны за уши. Как будто только они и были виноваты в моих бедах. Никогда в нашей местности детей с такими волосами не рождалось. И не будь моя прабабка тоже рыжей, все бы и решили, что мать меня точно с кем-то мимо проезжавшим нагуляла. Какой позор почтенному семейству. Как будто других поводов для сплетен не хватало.

Сколько меня дразнили из-за цвета волос. Никому он никогда не нравился. Да и Эйдану не понравится. Вот только тогда это уже не будет проблемой. Потому что гораздо сильнее ему не понравится весь мой обман.

«Вокруг пальца вертела, с чувствами играла, унизила, оскорбила и едва не убила с помощью кучи лесных тварей, а главное — ни за что», — мысленно перечислила я возможные обвинения.

Отстегнула булавку и положила перед собой на открытой ладони.

С одной стороны, я понимала, что мне несказанно повезло, если так можно говорить о судьбе бедной ведьмы. Как далеко я смогла бы дойти без неё? Да никуда бы не смогла, там бы в лесу и осталась. А может быть, и вовсе — в Лауше. Потому что никто б в эту сторону не поехал и меня бы не взял. Да и все мои планы были, признать откровенно… плохими.

С другой же стороны, я ненавидела проклятую булавку всей душой. Даже не знала, что способна на такие сильные и отвратительные чувства.

Отступать было поздно, а выдавать себя — нельзя. Прятаться за булавкой становилось всё опаснее. Кто знал, смогу ли я отказать Эйдану в следующий раз. Нет, я вообще не собиралась доводить дела до «следующего раза». То, что чуть не произошло в сгоревшем трактире, должно было в нём и остаться. Может быть, сама богиня помогла мне не совершить глупость, а потом оберегла от необходимости нелепых оправданий. Как бы нехорошо это ни звучало, а пожар был как нельзя кстати.

Я с трудом согнула булавку в кривое подобие кольца, и только потом с испугом догадалась, что от этого она могла потерять свои свойства. А я даже не смогу проверить сама, без чьей-то помощи. К счастью, усталость побеждала даже беспокойство. Я продела булавку в ухо вместо серьги, покрутила и поправила, чтобы смотрелось хоть капельку аккуратнее. Причёски с этого момента мне придётся делать самой. Раздумывать об этом не хватило сил. Я уснула, едва коснувшись головой подушки.

Утро я проводила в рабочем кабинете у герцога. И мне совсем не было стыдно. Ни капельки. Я себя очень хорошо уговаривала! Тем более, никто меня по-прежнему не охранял. Встреченная в коридоре Нора меня проигнорировала, чем только убедила, что булавка работала и в ухе. Так было гораздо лучше. Больше не придётся прятаться или отвлекать служанку чем-то при каждом переодевании.

Здесь всё было почти как в нашем поместье. Отец ненавидел, когда кто-то появлялся в малом кабинете без разрешения и даже в его присутствии. Наверное, как раз поэтому всё детство нас с Марлен тянуло поиграть именно там. Этот кабинет, в отличие от большого, где он встречал посетителей, никогда не запирали: отец часто страдал бессонницей и мог отправиться туда посередине ночи, а закрытая дверь взбесила бы его до крика. Конечно, мы считали этот факт чем-то между удачей и знаком богини. Там нас искали в первую очередь.

Я никогда не причиняла вреда. Мне всего лишь нравилось открывать ящики и рассматривать дорогие письменные принадлежности. Перебирать приятно пахнущие бумаги, такие плотные, что иногда у них начинали заворачиваться уголки, навсегда запомнившие, что однажды этот лист был свёрнут в трубку. В отдельном ящике хранились специальные ленты для самых важных документов. Отцовский кабинет был другим миром, с какими-то иными, волшебными законами. Миром, в который женщинам было не положено соваться. Впрочем, мать пренебрегала любыми запретами.

Кабинет герцога был похожим. Только больше. Солиднее. Величественнее. В этой части замка всё было таким. Я сразу заметила, что покои Эйдана являлись именно покоями, богатыми и комфортными, а комнату, отведённую мне, я с самого начала именовала лишь комнатой. Хотя и она была гораздо лучше, чем моя старая спальня в поместье. Здесь всё словно кричало о статусе хозяина. Наверное, так и должно было казаться. В Лунном замке принимали даже короля.

Я в задумчивости осматривала кабинет, но не знала, с чего начать. Перебрала оставленные на столе бумаги. Какие-то письма, счета, прошения. Они слегка запылились, и я боялась трогать слишком много. Останутся ведь явные следы. Хорошо, если первой сюда зайдёт служанка для уборки, а что, если Эйдан или сам герцог?

Да я и сомневалась, что кто-то здесь станет хранить бумаги об убийствах на видном месте.

Солнце ярко светило в окно и почти слепило глаза. К моему разочарованию, в кабинете тоже не нашлось портретов. Проведя столько времени в замке, я впервые почувствовала себя настолько смелой, чтобы взглянуть в лицо своему будущему. То есть выяснить, насколько страшен был мой жених.

Герцог бывал у нас проездом, но я совсем не запомнила его. На ночь не останавливался, слишком бедным было поместье, а для сильного человека и хорошей лошади и расстояние до Лунного замка — не путь. Зачем задерживаться, если дома ждут свои покои. Где-то у отца был небольшой портрет, такие полагались всем подданным и рассылались, когда новый герцог вступал в свои наследные права. Теперь можно было сколько угодно кусать локти и винить себя, что я не нашла его перед побегом из дома. Но правда состояла в том, что я и не хотела. Не хотела в глубине души, поэтому и не подумала.

Марлен писала, что он красив. А я видела перед собой только Эйдана.

С сомнением я посмотрела на массивный шкаф, покусывая нижнюю губу. Большая часть полок и почти все дверцы были заперты, а никаких ключей в столе я не видела. На тех полках, что открывались, закономерно ничего не нашлось. За одной дверцей и вовсе стояли бутылки с оборванными этикетками. Занятная коллекция и явно дорогая, странно, что никто не хотел помнить, что именно содержалось внутри. Впрочем, я догадывалась, что для мужчин это никогда не было проблемой. Они относились к заморскому вину как к диковинным женщинам, легко могли отличить каждую бутылку, а потом весь вечер говорить о ней.

Я фыркнула себе под нос и закрыла дверцу.

За окном раздавался шум, а следом — топот копыт. Нет, не одной лошади. Это скорее походило на нападение. Я с интересом высунулась в окно, щурясь от солнца. Внизу у ворот спешивались всадники. Десяток, а то и два. Вокруг суетились слуги и помощники конюха.

Личная охрана герцога. У меня сердце провалилось куда-то в пятки.

«Ну всё, Кристин, бежать поздно».

Зато убираться из кабинета, где мне вообще не положено быть, — самое время. Я выскочила в коридор, слегка толкнув двери, пробежала несколько шагов и обернулась. Проклятая створка так и не закрылась!

Шипя сквозь зубы, я заставила себя вернуться к ней. До главного холла было далеко, но эхо доносило звуки и сюда. Показалось, что я даже расслышала топот на лестнице, а мне нужно было к ней. Я опоздала, но совсем не хотела встречаться с хозяевами замка так, пойманной на месте преступления неизвестной девчонкой. И я шмыгнула в покои Эйдана.

Он стоял у окна, одетый, с напряжённо прямой спиной, заложив за неё руки. Не обернулся на моё появление, как будто точно знал, кто пришёл. Быть может, и знал.

— Он вернулся, — пролепетала я то ли вопрос, то ли растерянное сообщение.

— Да, — только и ответил мне Эйдан.

Голос его стал непривычно ледяным. Вот и всё? Я нравилась ему только, пока никто не видел? Как же это типично…

— Тебе лучше уйти.

«Ещё бы».

— Уйду, — отозвалась я, вложив в это слово гораздо больше, чем он хотел. Уйду из твоих покоев, из замка, из жизни.

Эйдан обернулся, словно понял. Почувствовал.

— Скажи мне только одно, — решилась я. — Мне нужно знать. Он виновен? Виновен в смерти моей первой госпожи?

— Нет.

— Он знает, кто виновен?

— Не могу сказать.

— А ты? Ты виновен?