Делан закричал в ответ, его люди не должны были молчать. И его крик подхватили, он волной пронёсся по строю.

— Эй, дружище! — услышал он вдруг и обернулся. Позади него стоял Войцек с мечом наготове. — Вот ты где! Готов их порошить?

— Иди в конец, не лезь на рожон! — приказал Делан.

— Нет, я буду тут, с тобой, мы всегда были вместе и теперь будем.

— Войцек! — рявкнул он. — Это приказ! Дуй назад! Найди Истру, пусть поддержат нас стрелами с тыла!

Войцек нехотя кивнул и пошёл назад, протискиваясь через строй.

Таллийцы стояли, их командиры, верхом на лошадях, совещались и что-то показывали руками. Вскоре один из них выехал вперёд, прямиком на строй мятежников, за ним поехал знаменосец и ещё один солдат, полностью закованный в доспехи. Наверняка рыцарь.

Когда они были уже на середине поля, Делан понял, что они хотят говорить. Но выйти к ним никто не может, потому что они стоят за рвом, и для этого нужно выставить мостики. Если это сделать, враг все поймёт.

— Стрелки! — услышал он крик Эрмира слева. — Стрелки, бей их! Быстрее!

Он, видимо, тоже дошёл до этой мысли, и решил не подпустить противника близко ко рву. Лучники начали обстрел. Переговорщики таллийцев, увидев это, пришпорили лошадей и рванулись обратно к своим позициям. Стрелы легли мимо, но знатно их напугали. К тому же, ясно донесли, что мятежники не намерены говорить — они пришли сражаться.

Как только троица вернулась к своим, прогремел рёв сигнальных рогов. Таллийцы издали крик и двинулись четким строем в сторону мятежников. Каждый их шаг тянулся вечность, это было невыносимое ожидание. Далан уже хотел кинуться в бой, лишь бы не ждать — это было куда хуже.

Таллийцы не стремились бросить конницу в бой, она шла чуть впереди стрелков, за которыми шла пехота.

— Стрелки! — крикнул Эрмир.

Делан повторил за ним:

— Лучники!

— Тетива!

— Тетива!

По строю пронёсся крик, люди вторили команды. Таллийцы приближались, они шли спокойно, четким строем, они были уверены, что разобьют врага.

Вот они уже были на расстоянии около сотни метров, рог снова прогремел.

— Ждать! — орал Эрмир. — ЖДАТЬ!

Вдруг противник закричал, все как один ринулись в бой, конница сорвалась с места.

— ПУСКАЙ! ПУСКАЙ! ПУСКАЙ!

Из строя мятежников в противника полетели стрелы, не так много, как хотелось бы. Из всех лишь две угодили в цель — одна во всадника, который свалился с лошади, другая в самого скакуна. Наездники падали с жутким звуком хруста, который было слышно отчетливо, несмотря на топот лошадей. Но конница не остановилась, они мчались вперёд, направив копья на мятежников.

Момент истины. Делан уже готов был зажмурится, когда кавалерия была в десяти метрах от их позиций. Но ров сработал. Лошади провалились в него, заржав от боли, ведь они, вместе со всадниками, упали на колья. Некоторый перелетели ров, упав прямо к ногам мятежников, которые тут же на них накинулись и стали забивать. Вся конница погибла, если не ото рва, те везунчики, которые успели остановиться, то от стрел.

Пехота бежала за кавалерией, они не успели осознать, что произошло. Но когда увидели ров, и лежащих на кольях лошадей и их товарищей, попытались остановиться. Было уже поздно, напор задних рядов был жутким, они продавили первых ко рву, солдаты начали падать прямо на колья. Тех, кто пытался перепрыгнуть, ожидало копье мятежника. Над полем разразился крик боли, лежащие на дне рва солдаты ещё были живы, их тела пронзили колья, сверху на них упали их товарищи, настоящая агония боли разносилась из под земли.

— Стрелки! — заорал Далан. Из-за его спины показались стрелы, лучники стояли прямо за ним, во втором эшелоне. — Пускай!

Стрелы просвистели, вонзившись в противников, скосив с десяток разом. Таллийцы стояли перед рвом, не понимая, что им делать, те их них, у кого были щиты, закрывали себя и своих товарищей. Мятежники же стояли напротив, крича, размахивая оружием и дразня противника. Делан тонул в гвалте, старался перекричать соратников, чтобы отдать команду. Но она была не нужна, так как стрелки начали пускать стрелы без его участия, выцеливая тех, кто не был защищён.

Обстрел плотной толпы продолжался, перед первой линией таллийцев уже было порядком двух-трёх десятков трупов и раненых. Они не могли отойти из-за плотности построения. Обстрел продолжался, таллийцы медленно отходили ото рва. Наконец они собрались с мыслями и их командование дало сигнал на отход, но к тому времени у всей линии рва лежала полоса трупов.

— Продолжать стрелять! — кричал Делан.

Вдруг он увидел, что сверху на них летят стрелы — противник стрелял навесом. Снаряды легли, пронзив несколько человек. Кто-то из мятежников прикрыл лидера щитом.

— Стрелы! — вопили люди. — Осторожно!

Теперь крики боли и агонии раздавались и сзади. Прогремел рог противников, они начали стягиваться в право, видимо, хотели обойти ров, или они уже его обошли.

Делан понял, что нужно бить. Стрелки уже хорошо поработали, а стоять и терпеть обстрел от их лучников — дурная идея.

Крик давил на уши, шум стоял неимоверный, было до жути душно, Делан обливался потом, стояла вонь испражнений погибших. Он уже не боялся, для страха не осталось места в голове. Лишь четкая сосредоточенность на том, что нужно сделать. Он надеялся, что Эрмир и Берегор по флангам сделают все как надо. Если там будет прорыв — они не сдержат натиск.

— Мосты! — заорал он. — МОСТЫ СТАВЬ!

Ближайшие к нему люди повторили команду. Вновь град стрел, кого-то рядом с Деланом убили. Из глубины строя вышли люди с мостиками, кинули их на ров. Таллийцы отошли от него достаточно далеко, чтобы было место для манёвра.

— ЗА МНОЙ! — что есть мочи закричал Далан, поднял меч двумя руками и ломанулся на противника. В этот момент он думал только об Илиене, о том, что вина в ее смерти лежит только на Талле.

Он перебежал мосты, чувствуя всем телом дрожь от боевого клича мятежников, рванувшихся за ним. Первые ряды врага были готовы, кое-как перестроившись. Но дальние шеренги отступали и намеривались перетянуться на фланги. Делан обрушил первый удар, который обезличенный уже для него противник тщетно пытался отразить. Лезвие вошло ему в голову, разломив череп. Мятежники ворвались в строй врага, кто-то ударил копьем, кто-то обрушил топор, кто-то вонзил меч. Началась настоящая мясорубка. Стрелы сыпались с неба, уже трудно было различать чьи стрелы. Делан бил все, что имело красный цвет. Они продвигались вперёд, таллийцы отходили, строй был проломлен насквозь. Столпотворение рассеялось, для битвы теперь было больше пространства. Растянутые вдоль рва противники пытались собраться в отдельные части, организоваться, но во многих местах мятежники перешли в наступление. Теперь два войска столкнулись в бою.

Делан размахивал мечом, рубя противников, без разбору и без жалости. Пару раз он чуть не упал, споткнувшись о труп, один раз поскользнулся на кишках ещё живого таллийца, вопившего как свинья. Через некоторое время он заметил, что весь в крови, его белое одеяние стало под стать цвету Талла.

Вдруг он понял, что их теснят с двух сторон. Противник пробился, сжал клещи, а сверху падали стрелы.

— Помогите! — кричал раненый мятежник, лежавший у ног Делана. Парень схватил его за руку, пытаясь вытащить из боя, но тут же в него воткнулась стрела, убив его. Лидер бросил погибшего.

— Плотнее строй! — кричал он в обе стороны, откуда напирали противники. — Плотнее!

Уже нельзя было разобраться, куда двигаться, кому кричать, что предпринять. Бой перешёл в свалку. Вокруг уже не было даже подобия строя, где-то виднелась красная форма, где-то обычная одежка крестьян. И трупы. Повсюду. Ужасная вонь. Делан наступал на чьи-то тела, на чьи-то руки и лица, пытаясь добраться до врага. Мятежники облепили Делана, их стеснили с двух сторон.

Началась паника. Воины начали кричать и молить о пощаде, бездумно пытались сбежать. Талийцы бились беспощадно, рубя и кромсая врага.