Ее глаза глядели на него с тревогой. Но на душе у Дмитрия было легко. Он ласково посмотрел на девушку и сказал:

— Не для них, а для тебя хочу играть, Ира.

— Не надо, они тебя осмеют…

Дмитрий наклонился к ней.

— А мне наплевать на них, была бы ты довольна.

Он подошел к пианино и одним пальцем начал выстукивать «чижика». Гости рассмеялись. Лицо Ирины запылало, случилось то, чего она больше всего опасалась: Митю подняли на смех. Но, к ее удивлению, Дмитрий все еще продолжал играть «чижика», ни на кого не обращая внимания. Закончив, он сказал, улыбаясь:

— Это я для них, а теперь для тебя, для нас…

Дмитрий придвинул стул, уселся поудобнее, легко и быстро пробежал пальцами по клавишам, рождая удивительно чистые, как родниковые струи, звуки. И вот полилась знакомая, волнующая мелодия вальса. В комнате притихли. Ирина смотрела на Дмитрия, и радостная улыбка пробежала по его лицу. Закончив один вальс, Дмитрий заиграл другой. Ирина подошла к знакомой девушке.

— Пойдем потанцуем, Галя.

И они легко закружились по комнате. Вскоре начали танцевать и другие. Только Пышка не отходил от радиолы. Озабоченный и скучный, он делал вид, что внимательно слушает игру Дмитрия. Радостно-возбужденная Ирина хотела было закружить его в танце, но он увернулся от нее и громко захлопал в ладоши. Руки Дмитрия замерли на клавишах.

— А теперь прошу к столу.

Все дружно зааплодировали. Ирина подошла к Дмитрию. Она заметила на его высоком лбу капельки пота и поняла, что во время игры он тоже сильно волновался.

— Какой ты молодец, Митенька, — тихо проговорила она. — Ты так чудесно играл…

— Это для тебя, Ира, — со счастливой улыбкой сказал Полевода.

— Спасибо, — чуть слышно проговорила она.

Стол накрыли в смежной комнате. Он был уставлен разными бутылками, а на закуску — одни конфеты да яблоки. Эдик разлил вино по бокалам, гости выпили. Выпили без тостов, не прикоснувшись к закуске. Дмитрий внимательно осмотрел собравшихся и с трудом узнал некоторых. Здесь был Галкин, высокий долговязый парень в зеленом берете; была Светлана Саурова, кругленькая, тонкобровая девушка с высоко взбитыми золотистыми волосами и увесистыми позолоченными серьгами в ушах. Был здесь и Геннадий, единственный сын банщицы Марфы Беликовой, пожилой вдовы. Одет он был с такой же претензией на западную моду, как и остальные.

Дмитрий подошел к нему.

— Ну как жизнь, Генка?

Тот, подогретый выпитым вином, посмотрел на Полеводу маслеными глазками и улыбнулся.

— Узнал все же. А я думал — не желаешь знаться. Живу — не тужу, как видишь.

— Где работаешь?

— Пока нигде. В институт не пошел, а работа по душе никак не подвернется.

— А на какие средства живешь?

Парень с недоумением посмотрел на Дмитрия.

— У меня же мать работает. Ты разве не знаешь?

Дмитрию хотелось развернуться и залепить в нахальную рожу, но сдержался, только спросил:

— Не стыдно на шее матери сидеть?

— А чего же совеститься. Не чужой она мне человек — родная мать. Начну работать — за все с лихвой расквитаюсь…

Снова начались танцы. Ирина и Дмитрий незаметно выскользнули во двор. Где-то в саду тявкнул Атаман, подбежал к Ирине, потерся о ноги. До самой калитки пес плелся позади, благодушно помахивая хвостом.

— Кажется, Атаман начинает забывать обиду, — сказала Ирина.

— Думаю, что это будет не по душе Эдику.

Они долго шли молча. Ночь была звездная, ясная. Первые свежие тропки просохли от легкого морозца, и под ногами приятно пружинило.

— Рассказала бы, как живешь, как учишься, — осторожно сказал Дмитрий.

— Да что рассказывать, — не сразу заговорила Ирина, — у студентов жизнь известно какая: лекции, учебники, практика… А что у тебя нового?

— Готовлюсь в заочный. В этом году непременно поступлю.

— Правильно сделаешь, — сказала Ирина задумчиво.

— Раньше ты, кажется, не одобряла моего намерения учиться заочно?

— Тогда я еще многого не понимала… — призналась она.

Дмитрий почувствовал, как его захлестнула волна нежности. Привлек Ирину к себе, крепко поцеловал в полуоткрытые губы и отпустил. Она взглянула на него и отвернулась. Он подумал, что сейчас она скажет, как тогда, в парке: «Это ты зря, Митя. Ведь мы еще не знаем, любим ли друг друга». Но она промолчала.

— Ты мне так и не сказала, надолго ли приехала? — после продолжительного молчания спросил Дмитрий.

— Послезавтра надо уезжать.

— Так скоро? Ведь каникулы еще не кончились.

— Но я отпросилась на три дня. Больше не дали. У нас скоростная стройка…

— Какая стройка? — удивленно спросил Дмитрий.

Ирина опять умолкла, опустила глаза, затем, будто на что-то отваживаясь, открытым взглядом посмотрела на него.

— Ты знаешь, Митя, я тебя немножко обманула.

— Как это обманула?

— А так, обманула, и все, — губы ее чуть дрогнули в затаенной улыбке. — Не догадываешься? Я ведь не учусь на стационаре, а работаю бетонщицей на стройке. Понятно?

— Вот это здорово! — удивился Дмитрий. Теперь ему стало ясно, почему у нее такие жесткие ладони.

— Работаю и учусь на вечернем, — продолжала Ирина. — Только ты, пожалуйста, не рассказывай нашим, а то они засыпят меня упреками, почему, дескать, сразу не написала, что не прошла на стационар, зачем устроилась на «грязную» работу. А что мне было делать? Домой ехать и сидеть, как красна девица в тереме? Уж я как-нибудь сама обо всем расскажу…

Они долго бродили по главной улице, а когда вернулись к дому Звонцовых, за ставнями было тихо. Видимо, Пышкина компания разошлась.

Прощаясь, Дмитрий сказал:

— Завтра пойдем в степь за подснежниками, хорошо?

— Хорошо. Но, наверное, они еще не расцвели.

— И Павлика пригласим, — Дмитрий уже рассказал Ирине о Ларисе, о том, что она лежит в больнице и Павлик давно мечтает подарить ей цветы.

— Мы нарвем ей вот такой букет, — негромко воскликнула Ирина и широко развела руки. — Лариса сразу выздоровеет, цветы помогают, это я точно знаю.

Когда Ирина открыла калитку, со двора выскочил Атаман и бросился к Дмитрию.

— Атаман! — испуганно вскрикнула она. Но пес даже не повернул головы, подбежал к Дмитрию, остановился и завилял хвостом. Дмитрий погладил его, приговаривая:

— Мир, мир, дорогой…

Возвращаясь домой, Дмитрий вспоминал, как еще в школе они ходили в степь каждую весну, когда пригреет солнце и зазвенят первые ручьи. Она широко открывалась сразу же за шахтным поселком, за терриконом. Из глубоких оврагов, с голых перелесков, разбросанных в степи, где еще лежал почерневший от угольной пыли ноздреватый снег, тянет острым холодком. Но на солнце уже пробивается ярко-зеленая травка. И хрупкие синеглазые создания, озябшие под снегом, жадно тянутся к теплу. Кажется, со всей степи они сбегаются на отогретую солнечную сторону косогоров.

Как-то по дороге домой, нарвав полные руки цветов, они заспорили с Ириной, чем пахнут подснежники. Он доказывал, что пахнут они талым снегом.

— А чем пахнет снег? — с озорной улыбкой спросила она.

Дмитрий не нашелся, что ответить.

— Подснежники пахнут весной, чтоб ты знал, — торжествующе сказала Ирина.

Он не стал ей возражать, так как не хотел признаться, что они пахнут ее шелковистыми волосами. Поэтому-то он готов был собирать их каждый день и охотно пошел бы за ними даже на край света…

Однако на этот раз Дмитрию не довелось побывать в степи.

Бабаед вызвал Кавуна в ночную смену, когда на участке велись подготовительные работы: завозили крепежный лес в лавы, ремонтировали узкоколейку, проверяли механизмы. Захар удивился неожиданному вызову.

— Что случилось, Ефим Платонович? — тревожно спросил он. Тот загадочно улыбнулся, отечески похлопал его по плечу.

— Иди переодевайся, дело есть…

А дело было как раз по плечу Захару — нелегкое, но денежное. Надо прорубить «печь» — проход к новой угольной лаве для нарезки уступов. К приходу третьей смены «печь» должна быть пробита, в противном случае сорвется работа целой смены.