— Не мне, а тебе прозреть надо, Захар, — в голосе Антона слышалось сочувствие. — Когда мы на пару с тобой вкалывали, видел, в чей карман мои трудовые денежки шли, не слепой был. А плыли они в твой да Бабаеда-людоеда карманы. Мне же попадало, что сквозь пальцы протечет…
— Что?! — воскликнул Захар грозно. — Ты за кого меня принимаешь, козявка! Убью!
Они стояли друг против друга, готовые сцепиться, но тут из лавы их позвал Полевода.
— Запомни, птаха, таких слов Кавун не прощает. — И первый полез в лаву.
Полевода работал в паре с Кубарем. Он первый взялся за молоток, Костя крепил. Работал голый до пояса, лишь изредка выключая отбойный не больше чем на минуту, чтоб привычным слухом определить, как идут дела у остальных. Прошел час, настало время меняться. Кубарь подполз к Полеводе, похлопал его по разгоряченной, окаменевшей от напряжения спине: мол, давай сюда молоток, берись крепить. Дмитрий взглянул на него, улыбнулся, словно сказал напарнику: уж очень хорошо у меня идет, не мешай, делай свое. Полевода действительно ловко орудовал молотком. Костя едва успевал крепить за ним. Прошло два с лишним часа, а Дмитрий работал без передышки. И только когда был подрублен весь уступ сверху донизу, выключил воздух и, опираясь о стойки, полез наверх, чтобы начать очередную зарубку. Кубарь провел по его спине ладонью и удивился:
— Да ты что, двужильный сегодня? На тебе ни росинки пота.
— Я потею только за едой, Костя, — отшутился Дмитрий и попросил: — Дай еще одну полоску срезать.
Кубарь решительно ухватился за молоток.
— Чокнулся человек! Порядок нарушаешь, а еще бригадир.
Полевода нехотя отдал ему отбойный. Но спустя час снова завладел молотком и уже не выпускал из рук.
К концу смены всем стало известно, какую небывалую добычу дал Полевода со своим напарником. Она почти на четыре тонны превышала обычную норму.
Когда шли по штреку, Прудник громко, чтоб все слышали, сказал:
— Зря ты, бригадир, не вызвал нашего короля на бой, посмотрел бы, кто пупок надорвал.
Все рассмеялись. Кавун огрызнулся:
— Мелкота. Запустили один мыльный пузырь и торжествуют. А Кавун в пузыри не играет.
Полевода надеялся, что это поражение хоть немного охладит Кавуна, заставит задуматься, что и другие могут работать не хуже. Но выходит, не ту стрелку он перевел, нужно искать другой путь…
Кубарь придержал Полеводу за руку, и они немного отстали.
— Скажи, Митяй, какая тебя сегодня муха укусила, — по-дружески спросил он, — чистый циркач.
— Ты цветы любишь собирать? — словно не расслышав его слов, в свою очередь спросил Дмитрий.
— Я не девчонка, — даже обиделся Костя.
— Напрасно, — пожурил его Полевода, — а я люблю за цветами ходить. И Павлик любит, — вспомнил он разговор с Прудником о цветах. — День бродил бы по степи…
Костя догадывался, что Дмитрий думает сейчас не о цветах, о чем-то другом, более серьезном, и промолчал.
— Завтра мы пойдем за цветами, — задумчиво сказал Дмитрий.
— Какие сейчас цветы? — удивился Костя.
— Подснежники.
— А кто это «мы»?
Полевода на ходу крепко сжал друга за плечо.
— Ирина приехала?.. И надолго?
— Не знаю, — неопределенно ответил Дмитрий.
— Теперь все ясно, — улыбнулся Костя.
Дальше шли молча.
II
Вечером Полевода подошел к дому Звонцовых. Положив руку на холодную скобу, задержался у калитки. Слышно было, как у придорожной канавы, схваченный легким морозцем, словно засыпая, бормотал ручей. Сегодня весь день весенние потоки, ослепительно сверкая в ярких лучах мартовского солнца, с веселым шумом неслись по улицам поселка. Весна! До этого она подступала робко, неуверенно. Порой было похоже, что вот-вот полетит непрошеный снежок и опять вокруг станет белым-бело. Но сегодня весь день светило солнце, неумолчно пели птицы.
Для Полеводы весна была особенно желанной еще и потому, что приехала Ирина. Задержись ее приезд, и весна, был уверен он, тоже задержалась бы, не пришла в этот день.
Сквозь глухие ставни дома Звонцовых кое-где тонко просачивался желтоватый свет. Полевода прислушался. «Неужели опоздал? А может, у Звонцовых никого нет дома и никто его не ждет?..»
Не успел Дмитрий подумать об этом, как почувствовал: железная скоба, на которой лежала его рука, вздрогнула, калитка протяжно заскрипела и медленно открылась.
— Что же ты не заходишь, Митя? — услышал знакомый голос. — Здравствуй.
— Здравствуй, — эхом откликнулся он и протянул руку. Ирина взяла ее в свои, словно хотела согреть. Дмитрий долгим взглядом посмотрел в лицо, освещенное фонарем. Она! Такая же! Только в блестящих, подернутых влагой глазах было что-то новое. И руки огрубели. Но все это теперь не имело значения. Главное, что она была здесь, рядом с ним. И это было ему бесконечно дорого.
Полевода вернулся, чтобы закрыть за собой калитку, и тотчас услышал строгий окрик Ирины:
— Атаман, не смей!
Лязгнув скобой, Дмитрий обернулся. Смиренно опустив голову, у ног Ирины лежал огромный пес, лениво подметая распущенным хвостом землю. Неужели это тот самый Атаман, которого он уже не считал живым?
Потянулся рукой к собаке, чтобы погладить, но Ирина остановила его:
— А вдруг он не забыл старой обиды? — И приказала: — Пошел на место, Атаман!
Пес поднялся и понуро поплелся за угол дома.
Сквозь ставни донеслись звуки джаза, Ирина вздрогнула и невольно ухватилась за руку Дмитрия.
— Понимаешь, Митя, — тихо начала она, будто оправдываясь, — как-то нехорошо получилось. — Она отпустила его локоть, но с места не сошла. — Когда я пригласила тебя, Эдька сказал мне, что соберется хорошая компания, весело проведем время. Я думала, придут ребята с шахты — ведь он там теперь работает. А вышло наоборот: собрались старые дружки…
Чтобы успокоить девушку, Дмитрий взял ее за руку и снова ощутил грубоватую кожу ладони.
— Ты бы посмотрел, Митя, как он нарядился — на человека не похож.
Полевода молча слушал, затем осторожно спросил:
— Эдик знает, что ты меня пригласила?
— А как же! — удивилась она. — Он несколько раз спрашивал, придешь ли ты на вечеринку.
— А пианино у вас сохранилось?
— Конечно. Я даже мастера вчера приглашала, чтоб настроил… для тебя.
Дверь в сенях распахнулась. На пороге показался Пышка. Длинная черная тень от него упала через весь двор и, переломившись на высоком заборе, исчезла в темноте.
— Ирен, где ты там застряла?!
— Иду, иду, — откликнулась она и, подхватив Дмитрия под руку, увлекла за собой.
В большой комнате с громоздкой старинной мебелью Полевода увидел приумолкших парней и девушек. Некоторых из них он знал по школе, но давно не видел. Все смотрели на него как на незнакомого.
Вошел Пышка и разрядил обстановку: громко хлопая в ладоши, он торжественно объявил:
— Друзья, прошу любить и жаловать дружка моей сестры, — и низко в пояс поклонился Полеводе. Все вразнобой весело зааплодировали.
Пышка подошел к радиоле, и комнату заполнили тоскующие звуки какого-то инструмента. Прежде чем начать танец, все парни, точно по уговору, закурили, затем навалились руками на хрупкие плечи своих безропотных партнерш. Полевода невольно улыбнулся. Ирина заметила его улыбку, спросила:
— Тебе нравится?
— Что нравится?
— Вся эта вакханалия.
— Интересно… Будто во что-то играют.
— Играют в чужую нелепую жизнь, — сказала она с горечью.
В радиоле меняли пластинки, а пары не менялись. Ирина и Дмитрий отчужденно стояли у двери. О них, казалось, забыли. Дмитрий решил, что самое лучшее будет уйти. Момент был как раз подходящий. Но Эдик выключил радиолу и громко объявил:
— А теперь перейдем ко второй части нашей программы: послушаем пианиста. Мы так давно не слышали игры нашего школьного маэстро.
На этот раз не аплодировали. Все парами разошлись по углам, о чем-то негромко переговариваясь. Ирина сжала локоть Дмитрия.
— И ты согласишься играть… для них?
