Путешественник, который едет к Мертвому морю из Иерусалима, с интересом проедется по зеленым улочкам нового города в пустыне, посмотрит на потрясающие виды, открывающиеся со всех сторон – на Иерусалим с его башнями и колокольнями на Западе, на мягко снижающиеся к востоку Иудейские горы, матово-бежевые и округлые, как овечьи спины, на синие облака Моавских гор на том берегу Мертвого моря. После короткого осмотра монастырей можно продолжать двигаться дальше, заметив еще раз, с какой любовью и вниманием строился и развивается этот небольшой гостеприимный городок-спутник Вечного Города Иерусалима.

Из Иерусалима к Мертвому морю дорога ведет через постепенно понижающийся рельеф, где растительность скудеет по мере приближения к самому низкому на земле месту. Вокруг горы, передающие все оттенки желтого цвета. Это Иудейская пустыня, безводная и страшная летом. Зимой высохшие русла рек наполняются дождевой водой, и мутные бурные потоки текут в Мертвое море, но с мая по ноябрь в этом месте почти никогда не бывает дождя.

Не доезжая нескольких километров до Мертвого моря, можно увидеть поворот направо, рядом с которым указатель говорит нам, что здесь расположен Небе-Муса. Это арабский монастырь, указывающий – по мнению арабов – на место захоронения Моше Рабейну, которого Коран называет Наби Муса – Пророк Моисей. По всей видимости, арабы ошибаются, потому что Моше умер еще до того, как народ Израиля перешел через Иордан, и место захоронения его не было известно. Поэтому если и искать его – то в Иордании, но никак не в Израиле. Тем не менее, данное место привлекает мусульман из соседних городов и деревушек. Они собираются к Небе-Муса весной. В 20—30 годы прошлого века эти сборища выливались в еврейские погромы. Под иорданским правлением после 1948 года арабам было запрещено собираться возле «могилы Мусы» (из-за убийства короля Абдаллы палестинским арабом на Храмовой Горе), под израильским правлением арабы пытались возобновить свои шествия к святыне в 1987 году, но в 1988 вспыхнула интифада, вновь положившая конец их попыткам. И так до сего дня.

Мрачное желтое здание Небе-Муса построено в 13 веке по приказу мамелюкского султана Бейбарса, о чем свидетельствует куфическая надпись на фасаде здания. Вокруг Небе-Мусы – кладбище паломников, да разбросанные там и сям черные битумные камни, которые можно поджечь – это те самые благовонные смолы Мертвого моря, за которыми в глубокой древности посылали египетские фараоны для мумификации покойников. Желающие могут войти в здание, предварительно сняв обувь. Или прогуляться по арабскому кладбищу вокруг.

Несколько поодаль от Небе-Муса слева от дороги покоится некий неизвестный шейх, чья могила находится в полузапустении. На ней вязь арабских граффити, и валяются кучи кала и пустые пластиковые бутылки. Могила эта построена, очевидно, почти одновременно с Небе-Муса. Интересны высеченные в камне кольца, за которые привязывали лошадей. И хочется спросить самих себя, отчего мусульмане так наплевательски относятся к этому святому для них месту.

Дорога уводит нас дальше в пустыню, по мосту над Вади Ог где, очарованный совершенно апокалиптическим видом, автор сделал остановку. Вид сухой земли, разрезаемой глубоким обрывистым вади, высохшие кустики, голые камни и сапфировая голубизна закатного неба наводят на возвышенные и пафосные мысли. А дорога ведет дальше – в никуда, в пустыню, где вскоре начинают встречаться одинокие верблюды, и бедуинская семья, мерно покачивающаяся в седлах осликов, а потом безлюдье, и только парящие в небе орлы напоминают о том, что жизнь еще где-то существует. И вдруг дорога заканчивается – среди каких-то нелепых и старых бетонных плит. Заканчивается у маленького потока, на берегу которого можно сесть и молчать. И слушать тишину пустыни, над которой через час должно зайти солнце, пустыни, которая совсем не изменилась с тех времен, когда сквозь нее к Мертвому морю шли караваны Авраама, Ицхака и Яакова, шли египетские и ханаанские купцы, и точно так же дул суховей, и маленькие смерчики танцевали свой танец над желто-коричневой мертвой равниной.

В русский язык из иврита и арамейского прочно вошли два этих топонима (названия мест), ставшие нарицательными – «геена огненная» и Акелдама. Образ адского пламени геены огненной, ада на земле, сопровождает любое упоминание о греховности людской натуры. Акелдама – поле крови – земля, купленная Иудой Искариотом (Иегуда Иш-крайот на иврите) за деньги, полученные им за предательство Иисуса (Иешуа). Кстати, это же «поле крови» послужило местом повешения Иуды (по одной версии, раскаявшегося за свои грехи, по другой – убитого).

Две эти долины соединяются друг с другом, охватывая с юга Ир-Давид (Город Давида) и Ар-цион (гора Сион) – две основные горы Старого Города Иерусалима. Отчего у них такая репутация – я расскажу вам.

У древних хананеян и финикийцев, чьими ближайшими родственниками были и являются евреи, практиковался религиозный обряд, применяемый в крайних случаях – когда речь шла о судьбоносных и поворотных событиях в жизни жертвователя. Обряд этот назывался «Молх», или «Молэх». Суть его была проста, но и сегодня она поражает ужасом любого, кто вдумывается в нее – в жертву приносился первенец, младенец ли, или уже повзрослевший мальчик. Таким леденящим кровь образом язычники-хананеяне стремились умилостивить божество (в основном, Ваала). У евреев последний случай неудавшегося жертвоприношения такого рода – жертвоприношение Ицхака Авраамом, которое, на самом деле, являлось проверкой Авраама на прочность его веры, и не закончилось убийством. В хананейской же и финикийской культуре обряд Молх (позднее имя Молох присудили на самом деле не существующему божку) занимал почетное место. Убитых мальчиков сжигали на каменных платформах, называемых «тофет», дабы дым жертвы приятно щекотал ноздри кровавого божка.

К сожалению, многие евреи времен конца второго, начала первого тысячелетия до н.э., еще при судьях и при царях Израиля и Иудеи, обратились в язычество, подражая местному населению. Этот процесс смешения был естественен с точки зрения родства по языку и крови, но был абсолютно противоестественен с точки зрения религии. Священники и пророки иудеев проклинали ушедших в язычество евреев, и проклинали страшный обряд. А «тофет» Иерусалима, находившийся в долине (гэй) Бен-Инном, считался страшным, нечистым, отвратительным местом. По вполне понятной причине.

Жутка слава осталась за долиной. И купленная Иудой Искариотом Хакель-Дама (Поле крови – по-арамейски) является естественным и логичным продолжением Гэй Бен-Иннома.

Сегодня в долине размещаются иерусалимские достопримечательности «Хуцот а-Йоцер» (выставочные павильоны), Султанова Лужа (открытый концертный зал), а также – в конце Хакель Дама – монастырь Святого Онуфрия, принадлежащий греческой православной церкви. Об Онуфрии ходит легенда, что он был изначально женщиной, над которой издевались из-за необычайно обильных месячных, и взмолилась она, и Господь сделал ее мужчиной. Удивительные истории хранят порой монастыри Иерусалима.

А еще в долине Бен-Инном в период Первого Храма помещалось кладбище, погребальные пещеры которого служат сегодня свалкой мусора для местного арабского населения из соседнего квартала Абу-Тор. Несмотря на то, что долина Инном имеет статус городского парка, в ней часто пасут арабский скот, оставляют мусор и вырывают с корнем посаженные молодые деревья. Тем не менее, прогулка в Гэй Бен-Инном оставляет особое впечатление – прикосновения к древнему Аду, который постепенно превращается в обычный парк. Лучше всего гулять там весной, после того, как заканчиваются дожди, и трава покрывается ковром цветов, и снова голос горлицы слышен в стране нашей.

Кладбище в Мамиле, один из самых странных уголков столицы. История этого места насчитывает более двух тысяч лет, сегодня оно находится в центре внимания иерусалимского муниципалитета в связи со строительством на части его территории Музея Толерантности.