21 мая, когда закончился подсчет голосов, Карин отправила матери телеграмму:
«Германа вчера выбрали. Мама, ты понимаешь? Твоя Карин».
Геринг же в шутку называл двенадцать депутатов-нацистов во главе с Гитлером «двенадцатью апостолами».
13 июня 1929 года новый рейхстаг собрался на свое первое заседание. Карин находилась на гостевой трибуне. Она описала свои впечатления в письме, отправленном на следующий день:
«У Германа прекрасное место, рядом с генералом фон Эппом из Баварии. Они сидят каждый за своим столом, впереди остальных. Но как тягостно видеть на другой стороне зала так много красных, добившихся неслыханного успеха и завоевавших большое количество мест в рейхстаге! Они в своей униформе с еврейскими красными звездами Давида, в нарукавных красных повязках. Это молодые, драчливые типы с отчетливо криминальной внешностью. Во всех партиях, кроме партии Гитлера, многие новые члены — евреи!»
В вечер открытия рейхстага Геринг выступил в качестве главного оратора на пятитысячном митинге национал-социалистов в Берлине. Там он говорил об искоренении бедности в стране и о том, что Германия должна занять достойное место в ряду других великих держав. Речь сорвала шквал оваций. Геринг еще раз поднялся на трибуну и сказал:
«Если вы сейчас нас так поддерживаете, почему вас не было на выборах? В следующий раз не только вы, но и все, кого вы знаете, должны голосовать за нас: ваши жены, родители, сестры, дети, любовницы, дети любовниц — все, кто только сможет!»
И опять — буря аплодисментов. Геринг еще раз убедился в том, что он — лучший оратор в партии после Гитлера.
Среди поздравивших Геринга с избранием в рейхстаг был и кронпринц прусский Фридрих Вильгельм. Он писал:
«Ваш выдающийся талант, Ваше искусство в обращении со словом, Ваша физическая сила — вот три вещи, необходимые для Вашей новой профессии народного избранника».
Геринг подумал, что кронпринц не зря упомянул о физической силе — она необходима, чтобы выстоять как в уличных, так и в парламентских драках с коммунистами.
Уже в июне 1928 года Карин сообщала матери:
«Герман так занят теперь, я вижу его только урывками. Но мы хотя бы едим вместе, и все свободное время он уделяет мне. Правда, мы очень редко бываем наедине. У него всегда люди, и даже за обедом их не бывает меньше трех. Но вообще мне в Берлине нравится. Я люблю этих людей и эту страну почти так же сильно, как родную Швецию».
Даже став депутатом рейхстага, Геринг не прекратил своей коммерческой деятельности — благо германские законы такого совмещения не запрещали. Он по-прежнему представлял в Берлине интересы БМВ и нескольких авиастроительных фирм, а также шведской компании — производителя парашютов. В Швейцарии он даже лично демонстрировал возможности парашюта конструкции шведского инженера Торнблада. Это был наиболее ходовой товар из тех, что предлагал Геринг. Будущий рейхсмаршал действовал разумно и эффективно и хорошо зарабатывал. Вскоре у семьи появился еще один важный источник дохода.
Гитлер оценил ораторское мастерство Геринга. Ему положили партийный оклад 800 марок в месяц плюс командировочные как «имперскому оратору партии». Геринг должен был ездить по всей Германии и выступать на митингах и собраниях. Столько же он получал как депутат рейхстага.
Денег теперь вполне хватало. Карин смогла даже купить небольшой орган, на котором часто и подолгу играла. Прежде, принимая богатых друзей Германа, приходилось влезать в долги и после роскошных приемов перебиваться хлебом и супом.
В эту пору Геринг подружился с Эрхардом Мильхом, бывшим летчиком-наблюдателем и командиром истребительной эскадрильи, с января 1926 года занимавшим пост исполнительного директора компании «Люфтганза» — главного германского авиаперевозчика. Геринг пообещал ему лоббировать в рейхстаге интересы «Люфтганзы». Мильх с женой стали бывать у Герингов дома. Карин им очень понравилась. Мильх вспоминал:
«В семейном кругу Геринг был спокойным и дружелюбным, хотя иной раз и допускал резкие выражения. Порой он любил прихвастнуть, и я сразу же замечал это. Я знал о его непомерном тщеславии, равно как и о том, что ни в коем случае нельзя задевать его самомнение».
Лоббирование «Люфтганзы» приносило Герингу 1000 марок в месяц дополнительно. Это позволило семейству купить собственный дом на Баденштрассе. Карин была поглощена обустройством нового жилища, но все-таки находила время, чтобы ездить с Германом на митинги.
21 февраля 1929 года она писала:
«В последнее время так много хлопот… Вот и сегодня Герман выступает со своей первой большой речью в рейхстаге и я должна быть там, чтобы его послушать… А вечером у него выступление в Берлинском университете, где студенты симпатизируют самым разным партиям. Больше половины из них уже за национал-социалистов, и я надеюсь, что он сумеет обратить в свою веру и всех остальных! Завтра он выступит в Нюрнберге, а потом отправится в десятидневное турне по Восточной Пруссии, где у него 12 выступлений в 12 городах. Весь дом полон политиков, и это доставляет много хлопот, зато действует так возбуждающе!»
Геринг оказался для нацистов незаменимой, поистине уникальной фигурой. Он, как никто другой, умел нести идеи партии в массы. С другой стороны, благодаря своим связям с банкирами и промышленниками он внушал германскому бизнесу, что национал-социализм — учение вполне респектабельное, а некоторые экстремистские лозунги, в том числе и антисемитские, используются лишь в тактических целях, для привлечения новых сторонников, и что партия Гитлера — единственное надежное оружие в борьбе против красной опасности. Да и аристократы вполне благожелательно выслушивали речи Геринга. Например, второй сын кайзера Вильгельма II принц Август Вильгельм подружился с Герингом и открыл для него двери великосветских салонов.
24 февраля 1930 года, на следующий день после смерти 22-летнего берлинского штурмовика Хорста Весселя, княгиня Вид принесла Герингам свою новую картину «Марширующие штурмовики», на которой среди живых штурмовиков были изображены души их погибших товарищей. Это была иллюстрация к песне «Выше знамена!», написанной в 1928 году Бесселем. После гибели автора под названием «Хорст Вессель» она стала неофициальным гимном национал-социалистической партии. Сам Вессель был сыном настоятеля Берлинского кафедрального собора, служившего в годы войны капелланом ставки Гинденбурга. Возможно, это, равно как и покровительство, которое оказывал Бесселю глава берлинских нацистов Йозеф Геббельс, определило выбор одного мученика среди сотен штурмовиков, погибших в схватках с полицией и красными. Фигура Хорста Весселя должна была символизировать, в частности, то, что молодое поколение выходцев из прежней, кайзеровской элиты, потерявшее все из-за «ноябрьских предателей», теперь отдает жизнь за идеалы национал-социализма. При желании в нем можно было увидеть и уголовника, «перевоспитавшегося» под «благотворным» влиянием национал-социалистических идей. Да и то, что погибший был хоть и плохоньким, но поэтом, несомненно, сыграло свою роль. В общем, герой на все времена и для всей Германии.
В годы послевоенного кризиса Хорст Вессель стал профессиональным сутенером, отсидел два года за мошенничество, затем присоединился к СА и НСДАП, возглавил штурм (отряд) № 5 и погиб от рук ротфронтовцев в схватке на берлинской улице, причем его убийца, Али Хеллер, по иронии судьбы тоже оказался бывшим сутенером. За убийство Хорста его осудили на шесть лет. Из Весселя сделали нацистского мученика, а песня «Хорст Вессель» приобрела популярность, хотя стихи, скажем прямо, оставляют желать лучшего.
Геринг в ту пору уже не водил штурмовиков в атаку на «реакционеров», как это было во времена мюнхенского путча. Теперь он чаще общался не со штурмовиками — простыми рабочими, лавочниками, конторщиками и батраками, а с парламентскими политиками, банкирами, промышленниками и аристократами. Для них он стал лицом партии, придавая ей респектабельность и доказывая, что с Гитлером и его людьми можно иметь дело.
