— Кха-кха! — Стейнейр сурово откашлялся, и Шарлиен улыбнулась мужу. Их контактные линзы показали им изображение архиепископа, который сидел в своей корабельной каюте, глядя на закатное море, с Ардином, лежащим у него на коленях. Его собственные линзы также показали ему её усмешку, и он скорчил ей рожу. Но затем он пожал плечами, и, когда он продолжил, его тон стал более серьёзным.
— Что касается Церкви, я думаю, что нам чрезвычайно повезло с Гейрлингом и — особенно — такими людьми, как отец Тиман, — сказал он очень серьёзно. — В ближайшее время мы не найдём никаких черисийских «патриотов» в Корисанде, даже среди духовенства, но реформистский элемент в Корисандийской иерархии оказался гораздо сильнее, чем я смел надеяться до вторжения. И во многих отношениях, по-настоящему хорошая новость заключается в том, что многие из этих реформистов являются урождёнными корисандийцами, подобно отцу Тиману. Это придаёт голосам разума корисандийское лицо, и это будет невероятно ценно в будущем.
— С более чисто политической точки зрения, — продолжил архиепископ, — я думаю, что генерал Чермин, Каменная Наковальня и Тартарян находятся в курсе событий настолько, насколько мы могли бы разумно спросить, Ваше Величество. Так же думает и Бинжамин, если уж на то пошло. В любом случае, никто из нас не видит, как кто-то мог бы работать лучше, учитывая обстоятельства убийства Гектора и тот факт, что во всём Корисанде, вероятно, есть не более полудюжины людей — даже среди наиболее настроенных на реформы членов духовенства — которые думают, что Кайлеб не стоял за этим.
— Согласен, — сказал Кайлеб с серьёзным выражением лица. — Тем не менее, я должен признаться, что чувствовал бы себя намного лучше, если бы Братство позволили нам сделать шаг вперёд и полностью ввести Ховила в курс дела. Если бы мы могли дать кому-нибудь в Корисанде один из коммуникаторов Мерлина, я бы намного крепче спал по ночам.
Шарлиен кивнула, хотя, по правде говоря, она не была полностью уверена в том, что была за решение, чтобы дать Ховилу Чермину коммуникатор. Не то чтобы она хоть в малейшей степени сомневалась в лояльности, уме или умственной стойкости генерала морской пехоты. Нет, проблема заключалась в том, что, несмотря на искреннюю ненависть Чермина к «Группе Четырёх», он по-прежнему верил — глубоко и полностью — в доктрину Церкви. Как и в случае с Рейджисом Йевансом и Мареком Сандирсом, было просто невозможно предсказать, как он отреагирует, если они попытаются рассказать ему правду.
«И это не значит, что они единственные, к кому это относится, — с грустью призналась она себе. — Или что они были единственными, кто мог бы быть стать способным на большее, если бы мы только осмелились рассказать им всё, что знаем».
К сожалению, они не смогли этого сделать, невзирая на трудности, которые это создавало. Было достаточно плохо, что они не могли рассказать обо всём Серой Гавани, учитывая, что он занимал пост Первого Советника в Черисийской Империи, но Сандирс, барон Зелёной Горы, был, по крайней мере, столь же важен в свете его обязанностей Первого Советника Королевства Чизхольм.
«Не говоря уже о том крошечном факте, что он мамин любовник (независимо от того, должна я это знать или нет) и человек, который научил меня всему, что я знаю о том, как быть королевой, — с грустью подумала она. — Почему, ну почему, два политических советника, на которых мы с Кайлебом больше всего опираемся, не могли быть хоть капельку менее прямодушными… по крайней мере, в том, что касается Церкви?»
— Я сделал всё возможное, чтобы подстегнуть Жона и остальных, Ваша Светлость, — сказал Стейнейр Кайлебу немного ехидным тоном. — И я должен сказать, в интересах справедливости, что они на самом деле стали гораздо более гибкими в одобрении дополнений к вашему внутреннему кругу. Учитывая, как долго они скупились на одобрение — на протяжении буквально целых поколений Братства, если разобраться — это действительно весьма примечательно, если подумать об этом.
— Согласен, — ещё раз сказал Кайлеб, признавая слегка указующий, но безошибочно предостерегающий тон своего архиепископа. — Согласен! И как бы это иногда ни раздражало, я должен признать, что то, что кто-то тормозит мои собственные случайные вспышки… чрезмерного энтузиазма, не так уж плохо. — Император скорчил гримасу. — Я думаю, что все монархи склонны становиться жертвами целесообразности момента, если они не будут осторожны. И иногда я думаю, что остальные Братья, возможно, были правы, когда они беспокоились о моей «юношеской горячности», когда обсуждали, рассказать ли мне об этом.
— Я не думаю, что зашёл бы так далеко, — ответил Стейнейр. — В то же время, однако, я не буду притворяться, что мне тоже не легче слышать, как ты так говоришь.
— О, я взрослею, взрослею, — сухо заверил его Кайлеб. — Знаешь, наличие Мерлина и Шарли прямо здесь, под рукой, чтобы ударить меня по голове, как правило, имеет такой эффект.
— Может быть, так бы и было, если бы твой череп не был таким толстым, — сказала ему жена, улыбаясь и проводя пальцами по его волосам. Он улыбнулся ей в ответ, и она фыркнула от удовольствия. Но потом она откинулась на спинку своего кресла и покачала головой.
— По крайней мере, в том, что касается Корисанда, мы с тобой сейчас ближе, чем Теллесберг, — подчеркнула она. — И даже наличии морских линий связи, семафоров там и тут — или отсюда до Эрейстора, если уж на то пошло — сейчас работает на нас, а не на «Группу Четырёх». Мы можем доставлять депеши в Менчир намного быстрее из Черайаса.
— Это помогает, — согласился Кайлеб. — На самом деле, говоря о семафоре, мы реально находимся здесь в лучшем положении, чем в Теллесберге, поскольку Черайас намного ближе к нашему географическому центру. Однако это не то же самое, что быть в Корисанде, чтобы самому следить за происходящим. И, если уж на то пошло, я не слишком рад тому, что мне пришлось отправлять их по суше через Зебедайю, даже если мы лично проверили семафорных диспетчеров, — добавил он чуть кисло.
— Нет, это не то же самое, что быть там, — признала она. С другой стороны, они оба знали, почему он всё ещё не был в Менчире, лично наблюдая за включением беспокойного княжества в Империю. И полностью отбрасывая в стороне все личные причины — включая ту, которая только начинала сказываться на её фигуре — она была рада, что «домой» в Черайас его привёл не хладнокровный политический расчёт, который, похоже, оправдался на практике. Шарлиен не была настолько глупа, чтобы думать, что граф Каменной Наковальни и граф Тартарян навсегда закроют крышку над многочисленными и разнообразными кипящими обидами завоёванного княжества. «Спонтанные» уличные демонстрации в Менчире — и как признала она сама, довольно многие из них действительно были спонтанными, полностью независимыми от действий таких людей, как Пейтрик Хейнри — были зловещим признаком тяжёлого шторма прямо над горизонтом. Но по данным СНАРКов Мерлина было очевидно, что было бы ещё хуже, останься Кайлеб в Корисанде. По крайней мере, в отличие от Кайлеба, Каменная Наковальня и Тартарян были корисандийцами. И, по крайней мере, они управляли Корисандом (во всяком случае, официально) как регенты князя Дейвина, а не от имени чужестранца-завоевателя. Каждый по-прежнему мог видеть этого чужестранца-завоевателя, скрывающегося прямо за пустующим троном Дейвина, но это всё ещё давало им определённую степень легитимности в глазах корисандийцев, которой вице-король генерал Чермин просто не мог наслаждаться.
Конечно, это была своя собственная банка с червями. И к тому же это была особенно дёргающаяся банка.
«Хотела бы я не сочувствовать Айрис так сильно, как сочувствую, — мрачно подумала она. — И я знаю, что не могу позволить этому сочувствию влиять на меня. Но я также знаю, каково это, когда убили твоего отца. Я точно знаю, что это может сделать с кем-то, и как бы сильно я ни презирала и ни ненавидела Гектора Дейкина, он был её отцом. Она любила его, любила его так же сильно, как я любил своего, и она никогда не простит Кайлеба за то, что его убили, так же как я никогда не простила Гектора за то, что он заказал убийство моего отца».
