Этот капитан Юйтайн, однако, был чем-то другим. Корис узнал тип, который он достаточно часто видел дома, в Корисанде — профессиональный моряк, за плечами которого было несколько лет тяжёлой морской службы, и явное отсутствие терпения к бюрократам, которые сразу же вымогали у графа все марки, какие только могли. Корис сомневался, что Юйтайн сморщил бы нос от возможности изредка получить несколько дополнительных марок. Возможно, он даже был бы не против небольшой разумной контрабанды — или, во всяком случае, не против того, чтобы смотреть в другую сторону, в то время как кто-то другой занимался контрабандой. Но любая продажность с его стороны была бы не более чем поверхностной, если только Корис не ошибся в своей догадке, а его компетентность — и его собственная уверенность в этой компетентности — были очевидны.

Это было хорошо, а проблеск юмора, который граф, казалось, заметил в глазах Юйтайна, был ещё одним хорошим знаком. Если Корис не ошибся, капитану Юйтайну понадобится хорошее чувство юмора — и вся эта компетентность — в следующие несколько дней. Здесь, у доков, под прикрытием волноломов и прибрежных построек, дул ледяной ветер. Когда они покинут порт, станет ещё холоднее. Была причина, по которой прогулка на галере через залив Долар в разгар зимы в Западном Хевене не предвещала ничего хорошего. Однако то, что ожидало его по прибытии в порт Фейрсток, в имперской провинции Меленсат, обещало быть ещё менее приятным.

Корис прекрасно понимал это, но всё же, после более чем месячного путешествия в карете и верхом, мысль о том, чтобы провести три или четыре пятидневки на борту корабля, была положительно заманчивой. Конечно, палуба под его ногами могла закачаться, и, возможно, довольно сильно, по крайней мере один раз за время плавания. Но Филип Азгуд родился и вырос в островном княжестве. Он рано обнаружил, что на самом деле был очень хорошим моряком… и он только что ещё раз убедительно доказал, что не был хорошим наездником. На самом деле, ему потребовалось всё его самообладание, чтобы сдержать себя и не размять свой ноющий зад.

— Я могу сказать, что до сих пор у вас было не очень спокойное путешествие, милорд, если вы простите мне мои слова, — заметил Юйтайн, чьи карие глаза слегка блеснули, когда он посмотрел на грязные сапоги Кориса и чуть кривоногую позу. — «Ледяная Ящерица» совсем не прекрасный круизный лайнер, и я боюсь, что в это время года она, скорее всего, также оправдает своё имя, как только мы потеряем из виду сушу. Но мы не отплывём до завтрашнего утреннего прилива, так что, если вы соблаговолите погрузить свою поклажу на борт, вы сможете хотя бы одну ночь хорошенько выспаться, пока мы пришвартованы к причальной стенке. Если уж на то пошло, — он мотнул головой в сторону освещённых лампами окон таверны в конце пристани, — в «Медном Чайнике» накрыт хороший стол, а позади имеется приличная купальня. Человек, проведший последние несколько пятидневок в седле, может решить, что хорошая, горячая, дымящаяся ванна будет лучшим способом начать свой вечер.

— Он действительно мог бы, капитан, — согласился Корис с улыбкой, которая была ещё более благодарной, и оглянулся через плечо на такого же измученного путешествием слугу, следовавшего за ним по пятам.

Робейр Сибланкет был высоким, худым мужчиной, возрастом вероятно, около пятидесяти лет, с сутулыми плечами, каштановыми волосами, тёмными глазами и густой, но аккуратно подстриженной бородой. Он также мог похвастаться длинным носом и обычно мрачным выражением лица. Он выглядел, если быть предельно честным, как человек, склонный к навязчивым переживаниям, о котором никто никогда не слышал, чтобы он рассказывал шутки, но он был компетентным, хотя иногда и чрезмерно суетливым, камердинером, и он также был корисандийцем. Это было не второстепенным соображением, когда Корис нанял его после того, как капитан Жоэл Хэрис благополучно доставил графа и двух его королевских подопечных в Юй-Шай для их первого визита в город, по пути в Дельфирак. О том, чтобы взять с собой слуг на борт тесной торговой галеры «Крыло» не могло быть и речи, учитывая их скромные личности для прикрытия, и Корис сразу по нескольким причинам был рад нанять Сибланкета, когда харчонгское агентство по найму предложило его ему. Акцент этого человека был утешительным напоминанием о доме, а его компетентность — более чем в одной области — была более чем желанной в течение долгих, утомительных пятидневок с тех пор, как Корис нанял его.

— Да, милорд? — спросил теперь Сибланкет, правильно истолковав взгляд своего работодателя.

— Я думаю, что совет капитана Юйтайна превосходен, — сказал Корис. — Я полностью намерен воспользоваться той горячей ванной, о которой он только что упомянул. Почему бы тебе не пойти и не погрузить наше снаряжение на борт? Если у меня есть сухая смена одежды, распакуй её и отнеси в… «Медный Чайник», не так ли, капитан? — Юйтайн кивнул, и Корис снова повернулся к Сибланкету. — Принеси её, чтобы мне было что надеть, и если кухня выглядит так хорошо, как сказал капитан Юйтайн, тогда закажи для меня ужин.

— Конечно, милорд.

— И не забудь про смену одежды для себя тоже, — предупредил Корис, подняв указательный палец и помахав им в направлении камердинера. — Я полагаю, что ты так же замёрз, как и я, и уверен, что у них есть не одна ванна.

— Да, милорд. Благодарю.

Обычное выражение лица Сибланкета заметно просветлело, но Корис просто отмахнулся от его благодарности.

— А теперь, капитан, — сказал граф, возвращая своё внимание к Юйтайну, — Пожалуйста, не сочтите меня грубым, но чем скорее я залезу в вашу горячую ванну, тем лучше. И хотя я уверен, что «Ледяная Ящерица» — превосходное судно, я также собираюсь провести довольно много времени в качестве вашего гостя. Я уверен, что у нас будет слишком много времени, чтобы узнать друг друга отсюда и до Фейрстока.

Купальня «Медного Чайника» была обставлена просто, но хорошо построена и полностью оборудована. Корис провёл большую часть часа, погрузившись по шею, прикрыв глаза в сонном удовлетворении, пока горячая вода вымывала боль из его мышц. За последние несколько месяцев он провёл верхом — или в одном из подпрыгивающих, тряских дилижансов, которые курсировали между почтовыми станциями на более загруженных участках — больше времени, чем за всё своё предыдущее существование, и он чувствовал каждую утомительную милю этого глубоко в своих костях. Справедливости ради, столбовые дороги здесь, в Ховарде, были спроектированы, построены и обслуживались гораздо лучше, чем их предполагаемые аналоги в Корисанде. Широкие, вымощенные камнем, с хорошо продуманным дренажем и прочными мостами, они позволяли ему покрывать в среднем чуть более ста миль в день. Он никогда не смог бы достичь такого результата по корисандийским дорогам, и, честно говоря, он хотел бы, чтобы ему не пришлось делать это и на дорогах Ховарда. Тот факт, что это было возможно, не делал это даже отдалённо похожим на что-то приятное, и пожизненное предпочтение графа морским путешествиям было полностью подтверждено в течение месяца после его отъезда из Талкиры.

Конечно, это была самая лёгкая часть его запланированного путешествия, мрачно напомнил он себе, когда наконец выбрался из воды и потянулся за полотенцем, которое грелось перед огромной изразцовой печью, отапливавшей купальню. Залив Долар в октябре был примерно таким же жалким участком морской воды, какой только можно было надеяться найти. И хотя у Кориса сложилось высокое первоначальное впечатление о компетентности капитана Юйтайна, «Ледяная Ящерица» была галерой, а не галеоном. У неё была небольшая осадка, низкие борта и плоское дно… и опытному глазу графа было очевидно, что она станет в море сучкой самой Шань-вэй.

Предполагая, что они переживут прохождение залива (на что, как минимум, можно было сделать ставку, если капитан Юйтайн окажется таким опытным, каким его считал Корис), оставалась ещё восхитительная перспектива тринадцати сотен миль сухопутного путешествия — на этот раз по глубоким ноябрьским снегам — только для того, чтобы достичь южных берегов Озера Пэй. А потом появилась ещё более восхитительная перспектива четырёхсотмильного путешествия по озеру. Которое, несомненно, замёрзнет к тому времени, когда он туда доберётся, что — в свою очередь — означало, что ему придётся проделать всю поездку — о, радость! — на буере.