Новая фирма Джона Лоеба открыла свои двери в январе 1931 года. Шесть лет спустя в результате слияния со старой языческой фирмой Rhoades & Company, нуждавшейся в деньгах, фирма Лоебов, которой требовалось престижное имя, стала Carl M. Loeb, Rhoades & Company. Как и его предшественники-банкиры, Джон Лоеб сохранил свой дом в узком кругу семьи, наняв в качестве партнеров Loeb, Rhoades, среди прочих, своего сына Джона Лоеба-младшего, племянника Томаса Кемпнера и, до недавней смерти, зятя Ричарда Бити. Однако никогда не было сомнений в том, кто стоит во главе компании. Сегодня Джон Л. Лоеб (буква «Л» означает «Лангелот») возглавляет фирму, партнеры которой входят в советы директоров шестидесяти американских корпораций, управляют инвестиционными фондами на общую сумму более 500 млн. долларов, только брокерский доход составляет 27 млн. долларов в год, имеет четырнадцать офисов и более тысячи собственных сотрудников, а также двадцать две корреспондентские фирмы в 140 городах США и Канады. Заявленный капитал фирмы в размере 12,5 млн. долларов США ставит ее в один ряд с ведущими фирмами Уолл-стрит. Нет необходимости добавлять, что Джон Лоеб, поскольку он женат на одной из них, поддерживает прекрасные отношения с еще более крупным и престижным Домом Лемана.
Джон Лоеб унаследовал от своего отца поразительное чувство времени. Благодаря разбросанным по всему миру антеннам, напоминающим нечто вроде частного ЦРУ, он завершил продажу основных кубинских сахарных активов компании за день до прихода к власти Фиделя Кастро. В 1945 г. миллионы Loeb и Lehman получили новое вливание богатства, когда в Loeb, Rhoades пришел Клиффорд В. Мишель. Мишель был женат на бывшей Барбаре Ричардс, одной из внучек Жюля Баше, а значит, родственнице Канов, Шефтелей и, по крайней мере, по браку, Льюисонов (с которыми Леманы, разумеется, уже были в родстве). Другой внучкой Баче была миссис Ф. Уоррен Першинг, жена сына генерала Первой мировой войны и глава богатой брокерской конторы Pershing & Company. Затем, в 1953 г., дочь Джона Лоеба, Энн, вышла замуж за Эдгара Бронфмана, старшего сына Сэмюэля Бронфмана, основателя и руководителя компании Distillers Corporation-Seagrams, Ltd., безусловно, самого богатого человека в Канаде и одного из самых богатых в мире. Деньги Бронфмана формально не являются частью капитала Loeb, Rhoades, но один из партнеров фирмы сказал: «Он своего рода партнер, который ужасно важен». (На свадьбе Лоеба и Бронфмана г-н Лоеб сказал: «Теперь я знаю, каково это — быть бедным родственником»). Однако миллионы Бронфманов, присоединившись к пакетам акций Loeb-Lehman и Bache, составили крупнейший пакет акций нью-йоркской компании Empire Trust Company, активы которой составляют около 300 млн. долл. Эдгар Бронфман, возглавляющий американскую дочернюю компанию своего отца Joseph E. Seagram & Sons, вошел в совет директоров Empire Trust Company в 1963 году. Молодые Бронфманы занимают нью-йоркскую квартиру с собственным спортивным залом, кондиционированное поместье в Вестчестере, построенное в георгианском стиле, и 4 480 акров земли во Флориде, называемое, соответственно, ранчо V.O. Ranch.
В свои шестьдесят четыре года Джон Лоеб, управляющий Нью-Йоркской фондовой биржей, вызывает на Уолл-стрит почти жуткий трепет. Высокий, стройный, красивый, безукоризненно одетый мужчина с иссиня-черными волосами и темными свекольными бровями выглядит вдвое моложе своих лет. На портрете Сальвадора Дали, который висит в его доме в Вестчестере, вдалеке мчится закованный в броню рыцарь на коне; можно предположить, что именно эту романтическую лихость и задор художник увидел в Джоне Л. Лоебе. Он приверженец строгих физических упражнений, что объясняет его моложавую внешность и великолепное телосложение.
Его называли властным отцом, жестким, властным, даже безжалостным бизнесменом. «Всякий раз, когда я подхожу к господину Лоебу, — полусерьезно говорит один знакомый, — я автоматически начинаю говорить: «Извините». Одна из излюбленных тактик Лоеба, когда его сотрудника вводят в кабинет, заключается в том, что он минуту-другую увлеченно работает над каким-то предметом на своем столе, а затем поднимает глаза и спрашивает: «Который час?». Недавно один из посетителей был настолько ошарашен таким подходом, что ответил: «Сколько скажете, мистер Лоеб!». Другая привычка — принимать просителей, которые, как правило, приходят с тщательно продуманными презентациями, объясняющими, почему Loeb, Rhoades должна помочь финансировать их компании, терпеливо выслушивать их аргументы, улыбаться и сочувственно кивать, когда они говорят, а потом, когда они заканчивают, встать и сказать: «Нет». «Это обескураживает, — говорит один человек, — потому что никогда не знаешь, в какой момент он мог бы захотеть поторговаться или договориться».
Джон Лоеб считает, что сделка, заключенная с ним, «застывает в бетоне», как говорит его друг. Не так давно, когда одна крупная корпорация обратилась к Loeb, Rhoades с предложением о крупном андеррайтинге, президент компании в последний момент стал требовать от нее дополнительных уступок. Джон Лоеб резко повернулся к своим партнерам и, заявив, что их время лучше потратить на другие дела, выпроводил их с совещания. Следующие несколько часов в Loeb, Rhoades прошли в напряжении, поскольку большинство сотрудников фирмы были уверены, что потеряли важный счет. Однако Джон Лоеб подозревал, что корпорация нуждается в деньгах Loeb, Rhoades, и, конечно, президент позвонил позже, чтобы сообщить, что он готов подписать контракт на первоначальных условиях Лоеба.
В силу своего личного авторитета, не говоря уже об огромной финансовой власти, которую он сейчас имеет, к специальному креслу Джона Лоеба под люстрой из ормолуса в частной столовой Loeb, Rhoades подходят на цыпочках, всегда уверенные в важности того, что хотят сказать. Другими словами, он обладает таким влиянием и присутствием, какого не было на Уолл-стрит со времен Джейкоба Шиффа.
Во многом Джон Лоеб похож на своего друга и современника Роберта Лемана, сына Филипа и нынешнего главы Lehman Brothers, которого называют «последним из императорски богатых людей» и «аристократом из автократов». Власть Роберта Лемана на денежном рынке столь же велика, как и у Лоеба, а может быть, даже больше, и фраза «Бобби хочет с вами поговорить» вызывает ужас у всех в One South William Street. Его офис в этом здании небольшой — многие младшие партнеры имеют более просторные помещения, — но это дает ему психологическое преимущество. «Когда заходишь в этот маленький кабинет, чувствуешь, что он тебя теснит», — говорит один из сотрудников. Сам он, тоже небольшого роста, кажется, заполняет собой всю комнату».
Однако в последние годы Леман все больше внимания уделяет своей коллекции произведений искусства. Коллекция Лемана, начатая его отцом, который покупал картины больше для инвестиций, чем из любви к прекрасному, была настолько пополнена Робертом, что в настоящее время является крупнейшей и, возможно, самой лучшей частной художественной коллекцией в Америке. Среди картин — от итальянских XIII века до французских XX века: знаменитая «Графиня Альтамира и ее дочь» Гойи, «Святой Иероним с кардиналом» Эль Греко, «Благовещение» Боттичелли, «Легенда о святых Элигии и Годеберте» Петруса Кристуса, а также буквально десятки других, не менее прекрасных. В коллекции также представлены персидская и китайская керамика, медальоны и эмали эпохи Возрождения, а также самое большое за пределами Нюрнберга собрание средневековых кувшинов для воды. Коллекция, которой руководствуется Роберт Леман, руководствуясь своей прямолинейной философией: «Если я вижу что-то, что мне нравится, я это покупаю», висит в офисах Lehman Brothers в центре города, а также на стенах восемнадцатикомнатной квартиры Роберта Лемана на Парк-авеню. Но основная масса экспонатов хранится в таунхаусе покойного Филипа Лемана на Пятьдесят четвертой улице, который его сын содержит как частный музей и куда посторонние — только ученые-искусствоведы — могут попасть по предварительной записи. Здесь, под надежной охраной, за золотыми дверями, в комнатах, устланных глубокими персидскими коврами и завешанных красным плюшем с золотой каймой, находится большинство старых мастеров, готические гобелены, мебель эпохи Возрождения, итальянская майолика и другие предметы искусства. Часто по ночам коллекционер сам приходит в дом, иногда со своим куратором, иногда один, и бродит по огромным тихим комнатам, как одинокий Крез, созерцая все, что он собрал.
