— Сволочь. Зачем ты мне, если Гарды нет?

Аптечка не ответила. Лёшка уткнулся лицом в шерсть самого надёжного друга в том и в этом мире, единственного друга за всю его нелепую жизнь. Он не стеснялся слёз — а перед кем фасон держать? — но плакал негромко, без истерических рыданий. По-мужски, беззвучно.

Матвей вздрогнул, ослабил руки. Птица рванулась, выскользнула из куртки и помчалась вперёд белой молнией. Сколько он пробежал, безголовый бройлер — метров пять, десять? Этого зрелища хватило парням. Дима побледнел, зажал рот, Михаил залился слезами.

— Да, господа мушкетёры, намучаюсь я с вами, — саркастически заметила девушка, подняв затихшую птицу и возвратившись к «лобному месту», — но снисхождения не ждите. Твоя очередь, Дима. А я займусь Антоном.

Парни справились с заданием — головы курам поотсекали, побегов не допустили. Затем началось ощипывание. Без ошпаривания это оказалось занятием трудоёмким и медленным. Пришлось подключить несколько человек в помощь. Через час выпотрошенные и разрубленные куры варились во всех котелках, а ветер разносил окрест белые перышки. Оголодавший народ собрался у костров, чем Нина воспользовалась:

— Слушайте, пока еда готовится, давайте выберем совет активистов. Нас тут человек семьдесят, надо устраивать жизнь, и не поодиночке. Предлагаю, временно, конечно, всех вожатых избрать и еще кого-нибудь. Предложения будут?

Три человека добавились и вошли в совет по итогам открытого голосования. Одного Нина предложила сама — Германа. Высокий брюнет держался уверенно, командовал группой из трёх девушек и парня, а голос его, бархатный баритон звучал очень убедительно. После выборов Нина отвела актив в сторонку и предложила такой план действий: восстановить одно строение птицефабрики и найти склад с кормами, чтобы подкармливать бройлеров:

— Иначе разбредутся. И самим комбикорм есть можно, мясо скоро надоест. Другой еды — ни картошки, ни муки — нет. Нам продержаться надо, связь установить, помощь вызвать, а там будет видно… Вообще, поискать бы в окрестностях, может, ферма какая, поля. Опять же, воду свежую, ручей. И наоборот, — она слегка покраснела, — туалеты… Не дело это, по кустикам прятаться, Заминируем скоро всё, шагу не сделаешь…

Первое заседание совета прошло при единодушном одобрении. Правда, Нине показалось, что никто ничего не возразил только потому, что думать не захотели. Да и ладно!

Главное, вожатые организовали разборку полуразрушенной фермы. Панели стен и кровли оказались лёгкими, сделанными из многих слоёв пористого пластика.

Ими потом перекрыли наиболее сохранившуюся часть и создали нечто похожее на гигантскую коммунальную квартиру. Куры заняли основное помещение, люди — вспомогательные, где лежали запасы гранулированного комбикорма, оборудование и прочая промышленная дребедень.

Санитарные удобства пришлось отнести очень далеко, к очистным сооружениям птицефабрики — другого места не сыскалось. А пакостить себе под носом, уподобляясь курам, которые уже основательно загадили все подступы — на это совет не согласился!

После проливного дождя все резко поумнели и принялись дополнительно строить более прочные и надёжные укрытия, сбившись по желанию в маленькие коллективы. Нина — как смогла, естественно — показала приёмы использования обрушенных плит для жилья. Обломки побольше, метра три длиной, стали вкапывать в землю, а на них укладывали те, что подлиннее.

По примеру Нины из каркаса делали инструмент, типа копалок, заострённых палок. Их использовали, как стойки у костров, как шампуры для жарки кур, ими добывали корни рогоза и саранку, чтобы запечь в костре. Когда Нина впервые угостила скаутов этими печёными деликатесами, сбежались все — такой чудный аромат, похожий на запах отварной картошки и свежего хлеба, витал под крышей.

Призрак голода отступил на неопределённое время, и оно, как будто, остановилось. То есть, солнце поднималось и садилось, дни мелькали, происходили обыденные вещи, но настолько однообразно, что вечером Нине и вспомнить было нечего.

Куры всё также бродили по округе, порой поднимали переполох, когда нападал неведомый хищник, после которого в лесу находили объедки и перья. Вожатые ловили нужное количество бройлеров, рубили им головы, народ разбирал их, сам готовил. И все ждали прихода спасателей, чего Нина никак не понимала.

Она видела, что люди понемногу привыкали в жизни без подсказок от компьютера, становились спокойнее, кое-что вспоминали из прежних профессий и специальностей. По её требованию совет немедленно брал их на заметку и думал, как приставить к полезному делу.

Нина старалась добиться, чтобы коллективное решение принималось по всем правилам, после обсуждения частных мнений. И вот здесь таилось самое большое препятствие. Непонятная робость владела членами совета. Внешне нормальные, взрослые и самостоятельные люди, они все, как один, ждали подсказки, одобрения извне.

Дима как-то признался:

— Нин, ты только не ругайся. Честно, я уверен, что не поймёшь, но попытаюсь растолковать. Когда есть, кого спросить, правильно-неправильно ты собираешься сделать, то привыкаешь…

— Как в конец задачника заглянуть, — вспомнила она старинный, ещё мамин учебник по алгебре. — И вы обленились думать, стали готовые варианты брать. Поняла, поняла. Только сейчас всё не так, что же не отвыкаете?

— Завтра наладят серверы, и вапам заработает, — уверенно ответил парень.

«Ой нет, не наладят», — грустно подумала Нина.

Она с каждым днём всё отчетливее видя неспособность отряда, да что там — нежелание проявлять инициативу в поиске продуктов питания. Недавний оптимизм, когда удалось расшевелить народ и демократически выбрать руководителей, угас в ней:

— Если вапамы были у всего населения, то все теперь и рассуждают, как Дима, и будут пассивно ждать.

Нина начинала каждый совет призывами отказаться от пассивности. Она доказывала, что никто не восстановит источники этергии, не запустит серверы, не оживит вапамы.

— Зима на носу! Те, кто выжил, погибнут от голода и холода. Как мы, потому что держаться на курицах можно, пока они есть. Но убывающее бройлерное поголовье надо восстанавливать! Вы что, не понимаете? Кто будет строить тёплые курятники, пахать, сеять, убирать и хранить зерно, чтобы кормить и растить цыплят и так постоянно? Ведь никого, кроме нас, нет в живых!

Девушка утрировала, доказывала, что и она ничего не может. Суть её призывов сводилась к тому, что мало знать, как обращаться с птицей и скотом — этому она научит в пять минут, а вот руководить людьми — дело совета. Но все слова падали в тупое послушное болото, намеренное ждать и ждать…

Очередным вечером она снова высказала тревогу о будущем. Совет покивал головами и все послушно уставились на неё, командуй, мол.

— Что отмалчиваетесь? — разозлилась Нина. — Не пяльтесь на меня, а думайте! Одна голова хорошо, а две лучше. Нас вот сколько, нужно только сообразить, что делать.

— Ждать, — коротко и категорично заявил, как отрезал, Антон. — Восстановится связь, мы получим указание, что и как.

— А что тебе не нравится? Жратва есть, вода рядом, жизнь налажена, только скучновато, — лениво, с интонацией сибарита удивился Герман, курчавая бородка которого дала совету повод для клички «Аполлон».

Честно, положа руку на сердце, Нина могла признаться, что настояла на его введении в состав совета только по одной причине — Герман походил на принца, о котором она мечтала. Его большие глаза, опушённые длинными ресницами, слегка загнутыми вверх, вызывали в ней приятный трепет и теплоту внизу живота. К сожалению, «принц» совсем не обращал на Нину внимания.

Вот и сейчас он красиво облокотился на край импровизированного стола, умостил на кулак подбородок и отвернулся в сторону вечернего костра, где слышался девичий смех.

— Ты неправ, Герман, — воскликнула председатель совета, понимая, что делает глупость, но не в силах справиться со змеёй, что кусала сердце, — нельзя рассуждать потребительски, надо о будущем заботиться! Ты лидер, вождь, а это обязанность! Повернись ко мне, что ты пялишься в сторону! Я к тебе обращаюсь!