— Не знаю. Может, автоколебания сети. Сервера сдохли. Или повреждены необратимо. Или… Да туча причин! Если бы запустить хоть один, я бы сообразил, где и что вылетело.

Лёшка стал что-то понимать.

— Ты хочешь сказать, что вы сидели на подпитке? Хранили все воспоминания в интернете! Обалдеть! И сами теперь ничего вспомнить не можете? Так вот почему я такой умный…

Его пробило на смех:

«Конечно, когда ты имеешь круглосуточный доступ к интернету и, шевельнув мыслью, можешь запросить любые сведения прямиком в голову! Так это… это… это же полный разврат! Думать не надо, запоминать не надо — лежи себе баран бараном, и всем кажись умницей!»

— Офигеть, дайте две!

После ужина зашла речь об удобствах. Спать на бетонном полу — радости мало. Флора предложила назавтра подняться наверх, целенаправленно искать подстилки, одеяла, подушки. Договорились, что Юра останется с девушками внизу, а командир поведёт только мужчин. Потом разговоры стали затихать, утомление сказывалась. Олег негромко рассказывал, каким чудом семье удалось уцелеть, когда город разрушился до основания:

— …мы залезли внутрь танка и обнялись. Памятник памятником, но сделан настолько прочно, что даже не особенно и ушиблись. Оглохли, конечно, пыли надышались… Вылезли и ничего не узнали… На второй день вас увидели…

Костёр погас. Изольда окликнула мужа. Лёшка остался одни. Отряд давно угомонился, кто похрапывал, кто сопел. Попаданец вздохнул, поворочался в поисках удобной позы. Тело болело, как избитое. Немудрено — с такой интенсивностью физически работать парню давно не приходилось. Кто-то осторожно подошёл к нему, положил ладонь на лоб, шепнул:

— Не спится? Пойдём к машине, на сиденье.

— Флора?

Когда они слились, сдерживая дыхание, Лёшка почти примирился с судьбой. Девушка села ему на колени, он обхватил её руками, стараясь ласково поглаживать грудь, не сдавливая — так учила Люся! — и одновременно крепко прижимать горячее тело к себе. А губы его не могли оторваться от перецеловывания шеи девушки… Флора сама предложила такой необычный и совершенно незнакомый способ. Она задала неспешный темп, но наслаждение оказалось слишком велико.

— Извини, — чуть слышно оправдался Лёшка, когда понял, что не сдержался и опередил девушку.

Та извернулась, чудесным образом сумев не разъединиться, приложила палец к его губам, дескать, молчи. А затем поцеловала. Даже несвежее дыхание девушки не испортило поцелуя! Никогда прежде Лёшке не доводилось испытать такой кайф. Желание немедленно вернулось. Почувствовав это, Флора надавила на плечи, заставив парня откинуться назад. Дальнейшее происходило целиком под её контролем и по её инициативе. О шумном дыхании Лёшка вспомнил, когда всё закончилось.

— Ты чудо, — шепнул он, кривясь от боли в натруженных за эти дни мышцах.

В горячке любовной страсти это неприятное чувство — крепотура, что ли? — отступило на задний план, а теперь вернулась. Однако престиж надо поддерживать, и парень перетерпел. Флора быстро поправила свою одежду, погладила любовника по щеке, наклонилась и нежно тронула губами, беззвучно совсем.

— Спокойной ночи, Лёшик.

И ушла на своё место, оставив после себя запах, острый и сильный запах плотского греха, с интригующей кислинкой. Лёшка слез с подъёмника, улёгся на пол, подложил руку под голову, умостился на боку, который меньше болел. Сон сморил его почти мгновенно.

Попаданец открыл глаза, проверил рукой, кто снова чмокнул его в щёку.

«Гарда! Её мокрый нос и шершавый язык!»

— Ты как сюда попала?

Под короткий и негромкий «гав» Лёшка сел, приходя в себя. Нестыковка обеспокоила его — собака всегда оставалась наверху. Он туда попасть незаметно для себя не мог. Лунатизм исключается, а другого логичного объяснения не находилось. Хотя — тут голова окончательно вернулась в реальность — Гарда могла сама прийти вниз, почему нет?

— Ты как сюда попала? — переспросил он.

Лёгкое рычание прозвучало, как ответ. Лёшка поднялся на ноги, попытался разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Мокрый нос опять толкнул, а зубы схватили за руку. Собака явно куда-то тянула.

— Что? Ты меня зовёшь с собой? Ну, пошли…

Чтобы не мудрить, пришлось ухватиться за ошейник. Гарда повела хозяина за собой.

Видела ли она что-то, по следу ли ориентировалась, но остановилась сообразительная псина возле погрузочной машины. Лёшка этого не знал, поэтому ушибся и ругнулся, потом протянул руку — и опознал знакомый ребристый бок кабины. На ощупь заняв водительское место, парень завёл подъёмник, включил малый свет и покатил вслед за собакой.

Гарда уверенно бежала по длинному коридору, сворачивала во всё новые, то широкие, то узкие проезды и вела Лёшку вперёд. Он не боялся заблудиться — маршрут вычерчивался на дисплее и гарантированно записывался в память машины. Это было проверено на практике, хотя так далеко наш герой ещё не забирался. Но вот свет упёрся в завал. Точнее, коридор с одной стороны сплющило, образовав из квадрата треугольник — так он смотрелся.

Лёшка включил полную круговую подсветку, осмотрелся. Помещение выглядело, как фойе с четырьмя лифтами и двумя коридорами. Тот, откуда он приехал, сохранился в неприкосновенности. Гарда ждала хозяина у входа в «треугольный».

— Ты уверена, что я должен туда лезть?

Псина утвердительно гавкнула и шагнула внутрь. Метров двадцать удалось пройти, затем треугольник сузился. Гарда слегка задевал плечами стену, а Лёшке пришлось ползти на четвереньках. Спереди шёл свет! Коридор кончился. Широченная плита образовала купол. Гарда скользнула в зигзагообразную складку перекрытия, вернулась и подождала. Затем двинулась вперёд, гавкнула снаружи в спокойной тональности.

Пригнув голову, чтоб не набить шишку, парень двигался уже по-зрячему. Невероятно! Рассветный туман полз навстречу, но пригнутое краем плиты деревце, которое загораживало выход, выглядело знакомо:

— Парк?

Распрямившись, попаданец шагнул вперед. Внезапно яростно рыкнула Гарда, мужской голос скомандовал:

— Бей его! — и на голову обрушился удар.

Дима осторожно тронул Нину:

— Отдохни, мы продолжим без тебя. Таня, идите к нашим.

На расчищенном асфальте сидели, лежали, бродили человек сорок, не меньше. Матвей с добровольцами таскал воду в скаутских котелках, которая тотчас расходилась. Нина умылась, долго отфыркивалась, стараясь очистить нос от пыли, но не сморкаясь. Это оказалось делом трудоёмким и практически невозможным — так много этой гадости набилось и насохло, превратив слизистую оболочку в сплошной комок. В конечном счете пришлось всё-таки прополоскать нос и отсморкаться по-мужицки, приложив палец.

В процессе борьбы с «козами» и смывания пыли с лица девушка немного успокоилась. На первый план вышла боль в ногах. Сгоряча она её не замечала, а теперь спохватилась — тапочки истрепались в лохмотья, подошва пришла в негодность полностью. Но выбора не было — на месте не просидишь! Пришлось обмотать стопы разорванным шейным платком и сверху натянуть носки. Получилось не ахти как, но по асфальту сгодится.

Вернув себя в строй, Нина отправилась на осмотр пострадавших. Скауты-вожатые себя показали с лучшей стороны. Они сумели оказать помощь всем — наложить жгуты на размозженные конечности, взять в лубки сломанные. Только раздавленной женщине становилось всё хуже и хуже. Она уже не стонала, а хрипела и булькала, выплёскивая кровь при каждом выдохе. Её лицо заострилось, глаза ввалились, а руки мелко подрагивали, словно она озябла в этой летней жаре. Муж подносил к её губам кружку с водой, ласково уговаривал не волноваться, но народ потихоньку отходил от этой пары, чуя, что пострадавшая умирает.

Вот женщина вздрогнула, открыла глаза, что-то невнятно сказала, погладила мужа по щеке и перестала дышать. Рука опала, веки закрылись. Несколько мелких вдохов, судорожное подёргивание ног. Всё.