— Рецидив религиозности. После введения вапамов все конфессии захирели, только старички и старушки по инерции в церкви ходили…
А патлатый мужчина разошёлся не на шутку, вещал уже в полный голос:
— Я вижу открытым сознанием, как идут сатанинские существа сквозь стены мира, но встречь несутся сонмы ангелов-хранителей с крыльями, как было при резонансе биосферы в минуту смерти Иисуса Христа, который прошёл программу спаситель. Было сказано: И земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись и, выйдя из гробов по воскресении ЕГО, вошли в святой град и явились многим… Идём же, братья и сёстры и мы в град святой!
— До Иерусалима путь далёк, — осторожно заметил Виктор, — надо бы подготовиться. Останься у нас, отдохни, а там и спутников найдёшь.
— Нет, — отшатнулся от него мужчина, — мне некогда!
Его не удерживали. Вечером того же дня несколько человек, слышавших фанатика, организовались в кружок, стали на колени лицом к заходящему солнцу и молились.
* * *
Расширенное совещание, которое провел Виктор, как только профессор собрал научную группу, выдало пессимистический прогноз на ближайшее будущее. Ждать помощи от государства, которое лежало в руинах, не приходилось. Следовательно, рассчитывать можно было лишь на собственные силы и ресурсы. Для этого Виктор и создал группы разведчиков, которые уже изучили окрестности, как свою ладонь.
Автоматизированный свинокомплекс перестал существовать во время землетрясения, но полусотня выживших животных добровольно пошла вслед за разведчиками и сейчас благоденствовала в обширном загоне, который получился из оползня. Создать там пруд не удалось — вода уходила в землю, зато огораживать пришлось чуть больше двухсот метров. Комбикорм из упавшей башни элеватора ежедневно таскала целая бригада женщин, заполняя временное хранилище и костеря почём зря безруких мужиков.
А те и сами страдали от недостатка привычных знаний. Вапам, то есть, внешняя память — зависел от серверов мировой сети, которая безвозвратно погибла. Из объяснений профессора Виктор так и не понял, почему вполне нормальные люди вдруг полностью утратили значительную часть знаний, сохранив двигательные навыки.
Например, четверо механиков сумели собрать странный на вид, но вполне грузовой автомобиль из четырёх, повреждённых рухнувшими стенами гаража. Однако завести его не удавалось, хотя аккумулятор исправно крутил двигатель.
— Да, он внутреннего сгорания, как бы, — подтвердил учёный, которого Водянов аттестовал спецом по теплотехнике, — но другой принцип, не поршневой. Нет, не роторный и не турбинный. Представьте раскалённый вихрь, который вращается и рождает электрический ток… Не можете? А я не могу настроить двигатель. Это дело механиков.
Потеря знаний превратила всех специалистов в дилетантов. Из более пространных объяснений профессора Водянова удалось понять, что люди обленились и не тренировали память, имея постоянный доступ к любым знаниям, кроме базовых. Давным-давно уже никто не учил в школе таблицу умножения или стихи классиков, которые прочно сидели в голове Виктора:
— Мой дядя, самых лучших правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука…
В шутку продекламировав на совещании изрядный отрывок, «вожак стаи» удивился:
— Вы что на меня уставились?
— Ты актер? — с восторженным придыханием произнесла Алёна. — Никто, кроме них, не учит так много наизусть.
От неожиданности Виктор промолвился:
— В наших школах так было принято. Правда, потом образование пустили под откос, по американскому образцу. Как и культуру, разменяли на поп, — и закончил горькой шуткой, понятной лишь ему, — которая продукт розовых и голубых поп.
Ушлый профессор сделал вид, что ничего не понял, но когда все вышли, остановил «вожака»:
— Вы не наш, я был прав. Такое отношение к гомосексуальным связям было свойственно концу двадцатого — началу двадцать первого столетия. Виктор, я вас умоляю, откройтесь! Только мне.
— Хорошо, Сергей Николаевич. Полтораста лет назад я жил в городе Новосибирске, а потом оказался здесь, под Русаримом. Всё.
— Да… Как вы красноречивы…
Дверь распахнулась, впуская Гришу, который сразу напросился в разведчики — настолько стыдился людей после осуждения и публичной порки.
— Командир, поймали мародёров!
Глава шестнадцатая
…сон истаял, но радостней от этого не стало — увиденное в нём оставило непреходящее чувство опасности, заставило напрячься, держать себя в руках и таиться, непонятно от кого. Лёшка осторожно осмотрелся. Тишина и неяркий свет.
«Медпункт, ага. Значит, то был сон, кошмарный сон. Или воспоминания бывшего хозяина Гарды, всё же? Не спросишь ведь у медкомплекса — чего ради себя выдавать! А если тот умеет читать мысли? Сейчас как врубит тревожную сирену, как скрутит манипуляторами, как вызовет спецназ, как арестует!»
Робот молчал. Манипуляторов рядом не было. Лёшка унял панику, осмотрел себя, огорчился, что нагой. Осторожно сел, едва не застонав. Голова сейчас гудела сильнее, чем после редких пьянок. Тогда ней, особенно после новогодних каникул, плескалась тупая и тяжёлая муть, постепенно оседая на дно, если не взбалтывать. То есть, передвигаться предстоит медленно, без резких поворотов, решил парень и негромко окликнул:
— Эй, комплекс, ты ещё работаешь? Или сдох?
— Докладываю, — угодливо отозвался робот, — реабилитация прошла успешно. Компенсаторные возможности по вашему организму на уровне 97 процентов, по напарнику — восемьдесят…
— Хватит. У меня болит голова, ты знаешь? Дай таблетку…
Чёрт! Этот робот действовал слишком быстро. Вместо таблетки с потолка рухнул шланг манипулятора, присосался к плечу и негромко вжикнул. Вот теперь Лёшка ощутил укол, почти неощутимый, но понятный. Словно пальцем кто толкнул в это место.
— Всё, что ли?
— Анализ занимает около минуты. Подождите, пожалуйста.
— Задрал своими анализами! У меня башка трещит, — негромко, чтобы не взболтать мутный осадок боли, прошипел попаданец, — а ты анализы придумал. Дай пентальгину, и все дела…
«Здравствуй, хозяин!»
Гарда соскочила с лежанки, упругим шагом подошла к сидящему Лёшке и уставилась влюблёнными глазами. Нос её наморщился, обнажив передние зубы и клыки — получилась настоящая улыбка. Хвост говорил самостоятельно, активно разметая воздух по сторонам, за неимением пыли. Внешний вид собаки удручил хозяина — он вдруг ощутил себя полным ничтожеством, слабаком и конченым задохликом:
— Блин, она как огурчик, а у меня после выздоровления — и башка раскалывается! Нет, надо что-то с собой делать!
Гарда засекла неладное в хозяине, подвинулась ближе, всмотрелась внимательнее, наклоняя голову то на один, то на другой бок:
«Опасности нет, хозяин. Ты огорчён, почему?»
Примерно так прозвучал в мозгу Лёшки вопрос, который дышал озабоченностью.
— Я в порядке, в порядке, — парень наклонился, погладил напарницу и запоздало удивился отсутствию боли. — О! И верно, в порядке! Робот, твоя работа?
— Внутренняя интоксикация снята. Вероятная причина — дистрессовое восприятие пережитых событий. Рекомендовано…
— Да пошёл ты со своими рекомендациями! Я долго голяком ходить буду? Куда одежду дел?
Медицинский комплекс не обиделся на такое хамское обращение, вежливо объяснил, что одежда пришла в негодность, сложена в корзину утилизатора, но пока не уничтожена. Попаданец нашёл утилизатор, вытащил заскорузлые от грязи джинсы, рубаху и куртку. Робот поведение Лёшкино не одобрил, порекомендовал использовать резервный запас оперативного снаряжения и открыл дверцу в тот отсек.
Да, резерв смотрелся впечатляюще! Стойка с оружием начиналась пистолетами и заканчивалась жутко навороченными автоматами с уймой пристроев. Такие только в космических войнах и увидишь! Лёшка их трогать не стал — он боялся автоматов с армии. Сколько ему там пострелять пришлось, раза три или четыре, по два патрона? Стрельба короткими очередями, называется!
