Гарду пронесло мимо, хотя та работала лапами со страшной скоростью. Парень рванулся за собакой, ухватил за бок и проиграл на этом пяток метров. Впереди вода уходила под землю, круто падая и жутко шумя. Поток опал и бил теперь на уровне колен, но тащил гораздо быстрее.
Течение развернуло Гарду мордой к Лёшке, и теперь он смотрел в глаза собаки, осмысленно устремлённые на него. Так ему казалось. Нет, псина не молила о спасении, она внушала уверенность, словно подсказывала: «Мы устоим, мы справимся!»
Он затормозил, упёрся пяткой в прочный камень. Удачно подвернувшийся толстенный арматурный стержень дал зацеп для руки. А вторая слабела. Мокрая шерсть собаки помалу, но выскальзывала из судорожно сжатой горсти.
Гарда била лапами против течения, порой цепляя землю, однако теперь уже провал, куда рушилась вода, сам приближался к ним. Видимо, вода размывала край, и тот неумолимо наползал, наползал, наползал…
Опора под ногой Лёшки зашевелилась, стала оседать. Шерсть Гарды выскользнула из руки хозяина, а перехватить он не успел, зато потерял равновесие от напрасной попытки. Остатки потока поволокли собаку к провалу, но она вдруг остановилась, зацепилась лапами надёжно, сделала рывок, второй!
Бетонная опора ушла из-под ноги Лёшки, он повалился на спину, пытаясь оттолкнуться, выскочить из провала, открывшего жадную пасть. Гарда перемахнула через голову парня, сползающего вниз.
«Дурак! Надо было самому спасаться, а не собаку…» — мелькнула последняя мысль, и жалобный вопль рванулся из груди.
Глава восьмая
Из отдалённого гула вычленился голос:
— нускажитехотьслово…
Виктор открыл глаза и увидел над собой серую человеческую маску, которая шевелила губами. Голос принадлежал ей, а то, что казалось слитным шумом на непонятном языке, превратилось в разборчивый вопрос на русском, перемежаемый кашлем:
— Вы пришли в себя? Ну, скажите хоть слово…
Голова гудела, как после нокаута, когда череп наполнен не болью, а неудобством, подобно ногам в необмятой, нерастоптанной обуви. Виктор сел, стараясь вернуть власть над телом и освоиться с новыми ощущениями. Чуть выше уха свербило — отёк возвышался плотным желваком.
«Хорошая шишка, — огорчился парень, но тут же нашёл утешение, — зато не в висок, не проломил череп».
Столбик, о который он так знатно приложился, торчал рядом полуметровой шахматной пешкой. Зло стукнув по нему кулаком, Виктор поднялся на ноги.
— Похоже, у вас вапам работает?
Тот же мужчина, что привёл в чувство и помог встать — серая маска — просительно заглядывал в глаза. Виктор отрицательно помотал головой, и услышал солидарный разочарованный вздох. Вокруг толпились люди, который он недавно застал перед заревом. Красноватый оттенок серой мути и ветерок, который стремился в ту сторону, убедили Виктора в реальности мира, куда он попал.
— Так я не сплю…
— Вапам, вапам? — мужчина теребил парня за рукав и настаивал на просьбе. — Узнай, когда они восстановят?
— Слушайте, — обратился к толпе Виктор, — я не врубаюсь, о чём вы. Думаю, вы меня не за того принимаете. Нет у меня вапама, и я не знаю, с чем его едят! Я вообще, не местный. Нездешний. Лучше растолкуйте, что за херня это такая… Что там горит? Вы кто такие? Народ, вы куда? Да погодите, я же сам, как вы, дурак дураком… Эй, мужик, не уходи!
Он удержал «серую маску», который сел и в отчаянии бил по земле кулаком, то причитая:
— Да что же за наказание! Я сойду с ума! — то обращаясь к небесам, невидимым в пыльной мгле. — За что? За что это мне? Господи, как тяжко утратить всё…
Затем у «серой маски» началась истерика — он причитал, обвинял себя во всех смертных грехах, каялся в безбожии, в прелюбодеянии и прочих грехах. Недавние преследователи опять рассыпались на одиночек, только обладатели просторных, «казацко-цыганских» одеяний — сбились в кучку.
Виктор, голова которого помалу избавлялась от внутреннего шума, отсморкался, после чего дышать стало легче. Но пыль из воздуха никуда не делась, поэтому он нащупал на шее майку, ещё достаточно влажную, развязал, перевернул другой стороной и надежно закрыл нижнюю часть лица.
Недавний собеседник бился в истерике, каясь, умоляя бога, взывая к «Вапаму» и заходясь в кашле. Слёзы текли по серой маске, промывая в корке пыли новые русла. Тронув его за плечо, Виктор не добился внимания. Тогда он вздёрнул мужчину на ноги, развернул к себе и хлёстко отвесил несколько пощёчин. Маска размазалась, на лице остались следы ладони, а поток жалоб прекратился. Кашляя, мужчина выставил руки перед собой, стараясь предотвратить очередную оплеуху:
— За что? Не над… Как вы смеете!
Виктор поймал руку, заломил за спину, перехватил вторую, согнул мужчину и внятно сказал в самое ухо:
— Заткнись и слушай меня. Что случилось? Что горит? Отвечай… Не вопи, а отвечай. Что это за место? Кто ты такой? Кто эти люди? Отвечай, а то будет ещё больнее… Как это ты никого не знаешь? Землетрясение? Какой город? Русарим… А страна? Сам ты дурак. Отвечай. Почему никто не тушит пожар? Вапам, это что? Я не корчу идиота, а спрашиваю… Знаю, что больно, а ты отвечай, и я отпущу… Так что такое вапам? Когда связь пропала?
«Серая маска», которого звали Сергеем Николаевичем Водяновым, быстро понял, как избежать новой боли, и послушно отвечал, прерываясь на приступы кашля. Виктор подробно расспрашивал его, подавляя в себе желание бросить всё это, выругаться и пойти куда глаза глядят. Ему не верилось, что он перенёсся в странный мир.
Больше всего эта история походила на сон, очень реальный на ощупь, но всё-таки сон. Или лекарственный бред. Однако и во сне Виктор не хотел изменять себе, снова становиться слабым, запуганным, забитым сверстниками мальчишкой. Он задавал вопросы, выслушивал ответы, и неизвестный мир обретал структуру, внутреннюю логику, становился менее опасным.
Окружающая действительность тоже менялась, словно это было связано со степенью понимания Виктором реалий нового мира. Красное зарево всё сильнее пробивалось сквозь серую муть, которая теряла былую плотность. Стало видно, что это не пожар, а несколько гигантских факелов пламени, что вырывались из высокой груды бетона.
Ветерок крепчал, набирая силу. Пыль рассеивалась, помалу открывая панораму городских развалин. Свежих развалин, среди которых бродили немногочисленные люди, выжившие в катастрофе.
* * *
Водянов оказался человеком неглупым. Допрос избавил его от мучительной пустоты в голове, сработав, как беседа с психоаналитиком, и позволил свыкнуться с отсутствием вапама — устройства внешней памяти. Когда Виктор отпустил руку Сергея Николаевича, который вышел из истерического статуса, тот откашлялся и сказал:
— Погодите. Почему вы не знаете простых вещей? Вы шпион?
— Ага. А ты дурак, — отмахнулся парень. — У меня нет и никогда не было вапама. Считай меня отшельником, который прекрасно обходился без контакта с миром.
— Не уходите! Людям надо помочь, разве вы не видите? Они невменяемые, — заспешил Водянов, окончательно прочистив горло от залежей пыли, — они больные же! Пока они не вернутся в нормальное состояние, ими нужно командовать. Их нужно спасать! Помогите мне, я один не справлюсь.
Виктор оглянулся на толпу, которая выглядела довольно многочисленной, человек на сорок, если не больше. Перспектива собирать и вести куда-то разношерстную компанию — ему не понравилась. Он так и сказал, однако у Водянова нашелся аргумент, и весомый:
— А куда вы собрались? Одиночки не выживают, поймите! Я не знаю масштабов катастрофы, но если спасателей до сих пор нет — это мировая проблема, не только наша…
— Вы кто по профессии? — заинтересованно уточнил Виктор. — Чешешь, как по писаному.
— Экоисторик, социопсихолог. Профессор университета.
И прочёл короткую, на несколько минут, лекцию. На примере трилобитов, гигантских стрекоз, динозавров, дикуш и страусов Сергей Николаевич показал последствия катастроф планетарного масштаба. А затем убедил нового знакомого, что выжить могут только организованные сообщества. Он ткнул на себя пальцем, говоря о слабости индивидуальной психики и массовых помешательствах во время сравнительно недавней ядерной войны:
